https://ukraina.ru/20220907/1038526273.html

Андрей Пинчук о том, как остановить волну терроризма и о том, чем журналист похож на шпиона

Андрей Пинчук о том, как остановить волну терроризма и о том, чем журналист похож на шпиона - 07.09.2022 Украина.ру

Андрей Пинчук о том, как остановить волну терроризма и о том, чем журналист похож на шпиона

Украина.ру, 07.09.2022

2022-09-07T17:33

2022-09-07T17:33

2022-09-07T17:33

интервью

андрей пинчук

сво

днр

военкор

украина

https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e6/08/05/1037335080_10:0:856:476_1920x0_80_0_0_bdf17f819770cead3ed8c4b4c9b88a02.jpg

Пока организаторы террористических актов будут продолжать вести свою обычную комфортную жизнь в Киеве, будут ходить по ресторанам и не будут ощущать угрозы, ситуация не изменится, считает первый министр госбезопасности ДНР, Герой Донецкой народной республики, доктор политических наук Андрей Пинчук.Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.- Андрей, поговорим о противодействии терроризму на освобожденных территориях и в России. Насколько сложно противодействовать украинским диверсиям?– Вся теория борьбы с терроризмом, противодействия терроризму, строится всего лишь по двум базовым методикам, от которых выстраивается все остальное, так же, как контрразведка. Первая методика – это обеспечение определенных мер на территории, на которых могут происходить террористические акты, проявления терроризма. Ужесточение режима, контроль, все, что связано с недопущением (терактов – Ред.), бдительность. Второй метод связан с активной работой среди потенциальных или реальных террористов. Все остальное – это следствие этих двух подходов.Если мы говорим о том, что у нас террористические акты - это не какие-то умозрительные вещи, а та суровая реальность, в которой мы живем и на освобожденных территориях, и на территории России, то возникает вопрос, что делается не так в таком случае. Я в одном из интервью приводил такой пример. Я был министром безопасности в достаточно тяжелый тоже период в ДНР – это период с начала июля 2014 года по март 2015 года, когда, мягко говоря, агрессия была не меньше. Размеры были ее меньше, потому что - более локальная территория. Но желание нас уничтожить любыми, в том числе, террористическими методами, было тоже большим.У нас как таковых терактов не было, были боевые действия. Я тут не себя хочу похвалить, а, скорее, те подходы, которые на тот момент реализовывались. С одной стороны, за безопасность отвечали все. Допустим, тот же Донецк и другие территории были разделены на сферы ответственности. Каждый полевой командир отвечал за организацию режима на этой своей территории.С другой стороны, была некая координирующая структура. Мы с Александром Захарченко, с Александром Бородаем, с Игорем Безлером, с Александром Ходаковским и рядом других командиров - собирались и вводили постоянные плавающие меры контроля: пропуска, все, что было связано с соблюдением комендантского часа, с контролем проезда на нашу территорию. Такая возможность у нас была, потому что мы на тот момент осуществляли и функции государственного управления, и функции военного управления.Сейчас не то, чтобы ошибка сделана, но сейчас на освобожденных территориях этот подход разделен. За безопасность отвечают одни, за гражданскую жизнь - другие, за меры какие-то режимные в виде военной полиции, органов внутренних дел – третьи. Это разные люди, это разные структуры, они разным сферам подчиняются. И в итоге это приводит к тому, что у каждого своя точка зрения на один и тот же процесс.Такой подход – он правильный в обычное, мирное время. Но когда идет война… Как показал опыт той же Второй мировой войны, должна быть единая структура управления и гражданскими, и военными процессами. Формально она называется "военно-гражданская администрация" (ВГА), но там разные люди за разное отвечают. Это первое, что было бы целесообразно подкорректировать.Второе – мы знаем о том, что существуют конкретные организаторы в Киеве этих террористических актов. В первую очередь – это военная разведка во главе с гражданином Кириллом Будановым. Это Служба безопасности Украины, это ряд националистических структур. С ними ничего не происходит, они себя комфортно чувствуют, они живут своей повседневной жизнью, ходят в киевские рестораны. Пока они будут чувствовать себя комфортно, убивая нас – эта история будет повторяться.Есть третий момент. Существует европейский опыт - каким образом Европа смогла в свое время избавиться от тотального городского леворадикального терроризма. С начала семидесятых до конца восьмидесятых годов в Италии и прилегающих государствах очень мощное развитие получила террористическая организация "Красные бригады". Она была большая, мощная. Что уж греха таить, она и от Советского Союза тоже имела определенную поддержку.Ничего органы безопасности не могли сделать. "Красные бригады" убили бывшего премьера Италии. Много чего сделали – банки грабили, убивали… И ничто не могло на это повлиять, пока государство не смогло вовлечь в работу по противодействию им население. Назначались старосты подъездов, с людьми проводили работу, объясняли им, что их завтра самих взорвут, их убьют. Они чувствовали личную ответственность. Государство смогло вовлечь в работу по контролю, по режиму - каждого человека.У нас на освобождаемых территориях некоторые люди живут в иллюзиях, что убьют каких-то пришлых, или коллаборантов русских, а все остальные будут жить. Не все понимают, что маячки расставляются в школах, в садиках, что гибнут те, кто ходят на рынки.С людьми нужно работать. Люди добровольно и очень активно получают российские паспорта, входят в зону российской ментальности. С ними нужно работать не только для того, чтобы их вовлечь в эту ментальность, хотя это тоже очень важно, но и для того, чтобы они осознавали личную ответственность за то, чтобы на этих территориях был порядок.Если эти три компонента объединить, тогда, конечно, эта террористическая волна будет остановлена.– Есть недавний пример с наводчиками в Херсонской области, которых взяли, по чьей вине погибли дети. Они плакали, говорили, что - мы не знали, мы не думали, что так будет, и прочее. Насколько сложно будет организовать эту работу в ДНР-ЛНР, на освобожденных территориях Харьковской, Херсонской и Запорожской областей. И приграничные территории России тоже нуждаются в подобной структуре, в подобной организации безопасности.– По Донецкой и Луганской областям – там все просто. За восемь лет уже каждый понял, кто их убивает, почему это происходит, и что нужно делать для того, чтобы это не происходило. Например, по Дарье Дугиной, агентура, которая участвовала - я думаю, не всех нам пока показали - она из Мариуполя, а он из Донецка. То есть, это агентура, которую на самом деле военная разведка Украины готовила для терактов на территории Донецка. Их стали использовать и на территории России, я думаю, что такие случаи еще есть. Но все равно, Донецк и Луганск в этом смысле достаточно цельная история, есть консолидация.Что касается освобождаемых территорий – у нас сейчас работают волонтеры, мы возим гуманитарную помощь, идет паспортизация, идут процессы формирования администрации с поэтапным вовлечением в российский формат. И вопрос безопасности должен быть сквозным образом вшит во все процессы активной работы с населением. Пенсии выдают, поддержка малого бизнеса осуществляется, и на каждом этом этапе с людьми нужно работать, людям нужно объяснять, с чем это связано.Что касается Белгорода, Воронежа, Ростовской области, всех приграничных территорий. Мое мнение, что там нужно вводить специальные режимы. Это либо контртеррористический режим, либо режим военный. Локальный - не войну объявлять, тогда это будет не специальная военная операция, но военный режим можно объявлять на локальных территориях, без изменения правового статуса СВО.Тогда ситуация меняется. Тогда комендантский час, контроль за въездом-выездом. Тогда - формирование добровольческих подразделений по охране общественного порядка, усиление границы. Назревшие эти меры, я думаю, в ближайшее время будут приняты.– Вопрос о личном оружии для самообороны. Мы знаем, что в результате диверсий погибли многие чиновники и гражданские лица на освобожденных территориях, в ДНР и ЛНР. Помогло бы хотя бы частично купировать угрозу личное оружие, и соответственно, обучение навыкам обращения с ним? Какие сложности могут возникнуть при реализации такого подхода?– Я много лет занимаюсь вопросами безопасности. Честно говоря, не сталкивался еще ни с одним терактом, ни с одним нападением, которое удалось бы предотвратить, используя личное оружие всеми теми, у кого оно было. У всех были пистолеты, автоматы. Понимаете, в чем дело – это же теракт, это не то, что к тебе подходит гопник и начинает с тобой пререкаться, а потом неожиданно бьет тебя битой по голове. Я таких терактов не знаю.Теракты – это кропотливая работа профессионалов, и противодействовать этой работе тоже должны профессионалы. Это наблюдение, это вербовка людей. Вот вы говорите: "личное оружие". Простой пример – у нас факты стали проявляться, когда для терактов используется агентура из числа местных жителей. Мы таким образом упрощаем работу противника, потому что мы агентуре вручаем оружие, из которого она стреляет. Зачем это делать?Я не представляю ситуацию, при которой личное оружие могло бы упростить террористический фон. А вот ужесточить криминогенную обстановку – это я точно представляю, как это будет. Я считаю, что это не решение вопроса. Не надо с государства на плечи мирных жителей, тем более, страдающих от этих терактов, перелагать ответственность.Во-вторых, если человек может владеть оружием, может им пользоваться, особенно если это мужчина, то какого черта он тогда сидит среди мирного населения? Если уж он так хочет пострелять, то у него есть такая возможность. Для этого есть все возможности в виде добровольческих подразделений – иди на фронт и борись с врагом.- Мы не о раздаче оружия всем, как в Киеве - раздавали с грузовиков. Мы о чиновниках на освобожденных территориях. Недавний пример – в Запорожской области, в Бердянске, когда в собственном доме был застрелен человек.– А он бы не отстрелялся, это, во-первых. Во-вторых, в Киеве оружие раздавали тогда, когда наши войска были на подходе, и они по американской модели формировали сплошную оборону. Не для борьбы с нашими диверсионными группами, а для того, чтобы из каждого окна, из каждого подвала, с каждой крыши - там, где нет армии, стреляли бы в спину нашим солдатам, которые должны были заходить в тот же Киев. Поэтому там цель была совсем другая.– Еще один момент, который лично меня интересует – это взаимодействие силовых структур и военных корреспондентов. Где заканчивается ограничения, где они должны заканчиваться, в вашем понимании, и где заканчивается свобода слова? Как оцениваете текущую информационную политику по СВО? Насколько должно быть ужесточено, либо, наоборот - либерализировано законодательство в отношении военных корреспондентов? Как взаимодействие проходит? Когда вы были министром государственной безопасности, я тогда работал военным корреспондентом в Донецке.– Я многих военкоров знаю лично – в хороших, товарищеских, дружеских отношениях с Семеном Пеговым, со Сладковым, с Поддубным. Я понимаю, что они делают большое дело, потому что мы живем в информационном обществе, в информационном мире.Часто бывает так, что есть огромное количество героев и героических ситуаций, о которых люди не знают. Это произошло - и где-то в сухих отчетах спецслужб или силовых структур осталось. И только потому, что не было рядом человека с камерой, или хотя бы с телефоном. Как в нашей поговорке – "на миру и смерть не страшна".Поэтому - все по-другому, когда есть человек, который о твоем подвиге расскажет. Например, сейчас вспоминаю ситуацию с Поддубным. Это известная история. Мы брали Углегорск, я входил в состав командования по взятию города, и мы с Александром Захарченко, находясь в центре Донецка… Помните, когда снайпер по нему стреляет, он не приседает, я радом стоял – это известные кадры. И тут начинается мощный, страшный обстрел – "Грады" летят, ствольная артиллерия начинает работать. И Поддубный все это снял, это вышло сенсационным репортажем, одним из самых ярких. Такое ощущение, что небо на тебя падает - у Поддубного это все осталось в кадре.Люди на это смотрели, это распространялось, как один из самых ярких моментов войны. Хотя это не так, потому что были более страшные вещи. Я помню, как себя Поддубный вел. Мы в суете – грязь, снег, обстрел, потеряли оператора. Поддубный говорит: "Я не сяду в машину, пока мы не найдем оператора"… Мы нашли оператора, уехали.В этом смысле - есть история, есть поддержка. Кому-то хочется быть похожими на героев, которых они (военкоры – Ред.) показывают, кому-то хочется не быть похожими на тех негодяев, которых они показывают. Они делают большое дело. То, что происходило в Великую Отечественную – Симонов, Шолохов, Левитан, Озеров – многие известные военкоры, они формировали лицо Победы. То есть, ты знал, что ты не один, что есть люди, которым нужно подражать, и что победа близко. Это одна сторона темы военкоров.С другой стороны, я знаю, что далеко не только руководство вооруженных сил, я слышал мнение некоторых ополченцев, и бойцов строевых подразделений, которые тоже так не очень (доброжелательно относились – Ред.) - поцыкивали на них и говорили: здоровый парень, здесь все просто – вот враг, вот мы, что ты бегаешь с камерой – бери автомат, садись со мной, давай, воюй, что ты нашел себе удобную позицию, ты за счет нас становишься звездой…– И деньги зарабатываешь.– В первую очередь имя твое, потом деньги. Потом пиар, потом ты уже лично с Путиным встречаешься, пока я тут сижу и гнию в окопах. Поэтому садись рядом со мной, давай-ка вместе будем воевать.Но есть третья сторона - со стороны командования. Это - как было с "Вагнером", с некоторыми другими подразделениями, когда какие-то неосторожные фотографии, кадры съемки - считается, что демаскировали какие-то элементы нахождения штабов, военной техники и т.д. Поэтому Минобороны, господин Конашенков достаточно ревниво относятся к тематике военкоров, именно по этим причинам. Не потому, что он "звезду" боится с кем-то разделить, а потому, что периодически, когда возникают проблемы, связанные с утечкой, возникает вопрос - а какого черта они (военкоры – Ред.) там вообще делали? Хочешь снимать интервью? Пришел боец, в госпитале, неважно – снимай его в расположении. Ты лезешь на передовую, ты демаскируешь людей, у тебя работает электроника, по ней можно навести системы радиоэлектронной разведки, отработать артиллерией по твоим камерам, снайпер тебя видит. Поэтому я считаю, что тема военкоров вообще неоднозначная. Они точно нужны, они точно молодцы в некоторых случаях, а в некоторых случаях не молодцы, и тут тоже надо разделять. Конечно, нужна какая-то систематизация этого процесса, чтобы не было этих шатающихся персонажей, которые ходят из окопа в окоп – этого тоже быть не должно.Я напоминаю то, что с чего мы начали. Мы начали с агентуры противника. Нигде так не пытаются приобрести агентуру, как в журналистской среде, потому что журналист – это легализованный разведчик. У него есть возможность задавать вопросы, собирать информацию, встречаться, никто ему не скажет: "Ты на шпиона похож" – "Какой же я шпион – я журналист".Поэтому - эта такая благодатная, особенно на поле боя, среда. Поэтому история с аккредитаций требуется, чтобы таких ситуаций избежать. Потому что - прошел какой-то журналист, о чем-то спрашивал. Что за журналист? – Да черт его знает, что за журналист… И тут на тебя начинает сыпаться все, что может сыпаться сверху – "Хаймарсы" пошли, "Три топора" работают и т.д.Поэтому координирующий орган нужен. И, скорее всего, это не только Минобороны должно быть, потому что у Минобороны, как и положено военным – никого не пускать, все под ключ. Есть на самом деле и у Донецкой, и у Луганской республик, и на освобождаемых территориях, насколько я знаю, формируются информационные структуры - и Комитеты информации, и Министерства информации, и прочее. Наверное, они какую-то единую платформу с силовиками должны сформировать, аккредитовывать людей, определять регламент их нахождения, чтобы не было партизанщины. Но и запрещать работу военкоров нецелесообразно.- Бывали истории. Помню, как покойный Моторола чуть не убил журналистов, которые пришли и начали "прямиться", вести прямой эфир с "девятки". Показали и работающий миномет в прямом эфире, и позицию. И это было очень критично. Потом Моторола говорил военкорам - ни в коем случае это не снимать, не показывать, а то вы сюда больше никогда не будете допущены.– В зоне прямого обстрела, поэтому Арсен, конечно, немножко подгонял жути. Но тут надо с другой стороны посмотреть. Арсен, по сути, сам был военкором в каком-то смысле. Он сам снимал, благодаря этому получила хороший, позитивный пиар "Спарта". А что такое пиар? Пошли деньги, поддержка людям. Что такое деньги – это снаряга, средства защиты, простые бытовые вещи… Это же добровольцы, они зарплату не получали.Поэтому эти вещи (репортажи – Ред.) потом конвертируются не просто в славу, а просто в то, что облегчает бытовое нахождение на передовой. В этом смысле Арсен как раз в двойном качестве выступал, он был военкором тоже.Когда о Мотороле вспоминают, забывают о том, что он - помимо того, что полевой герой, действительно герой – он, все-таки, еще и военкор, много сделавший для информационного освещения именно событий на передовой.– Это да, именно благодаря военкорам многие подразделения получают и лучшие разгрузки, и лучшее снаряжение, и дроны необходимые, и прочее. И такой момент. Вспоминая Донецк, скажу, что было две крайности. Первая – это начало конфликта, 2014 год, когда вообще любые корреспонденты там были, западные, не западные, никто не контролировал, что они пишут, и только по итогам, по тем материалам, которые выходили, когда они уехали, было - "все, вот этих больше не пускать". А что уже толку, когда абсолютная клевета написана? И вторая крайность, когда через несколько лет закрутили гайки так, что без 1001 согласования никто никуда не попадет. А если попадет, то будет иметь долгий разговор с пресс-службой МН ДНР или с МГБ.– Это вы так видите, что все там ездили и снимали. У меня другая была проблема. Я как раз периодически по звонкам из центральных агентств из Москвы, отправлял людей (искать – Ред.) по подвалам, потому что периодически куда-то забуривались эти корреспонденты Reuters, Bloombergи т.д. Их сажали в подвалы потому, что командир подразделения считал – и, может быть, зачастую справедливо - что это шпион. Возникал очередной скандал, а мы все-таки хотели, чтобы нас услышали и на Западе. Приходилось этих бедолаг вытаскивать, встряхивать, давать подзатыльник и отправлять за ноль. И потом запретили. По этой причине запретили, вы же помните пресловутую борьбы с махновщиной. Главное всегда в таких историях - с водой грязной и ребенка не выплеснуть.Когда с одной стороны и в подразделениях закручивали гайки, может быть, даже в некоторых случаях не всегда оправдано… Сейчас уже президент сказал, что ополченцы воюют лучше, чем "регуляры". Как следствие - раз гайки закручиваются в самих подразделениях, то гайки закручивают и вокруг освещения деятельности этого подразделения. Кому хотелось, чтобы снимали кадры или передачу, как разоружают тот или иной батальон, как непросто идут процессы выстраивания единоначалия. Вот и закрывали эти процессы. Это такая проблема роста.

https://ukraina.ru/20220531/1034065858.html

https://ukraina.ru/20220904/1038429219.html

https://ukraina.ru/20220801/1037054360.html

https://ukraina.ru/20220902/1038328646.html

https://ukraina.ru/20220902/1038333698.html

https://ukraina.ru/20220904/1038427466.html

днр

украина

2022

Новости

ru-RU

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

интервью, андрей пинчук, сво, днр, военкор, украина

Интервью, Андрей Пинчук, СВО, ДНР, военкор, Украина