- Антон, мы беседуем с тобой накануне 30 августа, Дня шахтера, главного праздника Донецка. К тому же 8 сентября в столице ДНР будут отмечать День освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Впервые этот день станет выходным. Как тебе это решение донецких властей?
— А что я могу сказать об этом? Это решение донецких властей. Новое государство требует новых праздников. Полагаю, что эта дата хорошо вписывается в контекст. С Днём освобождения от фашистов есть другой момент. В Киеве его отмечали с помпой лишь однажды — в 2013 г. Буквально за несколько недель до начала майдана.
— Ты был во фронтовом Донецке в 2014-2015 гг. в качестве журналиста. Каким ты тогда его нашел? Какими ты нашел дончан? Какое впечатление они на тебя произвели?
— Когда в 2014-м я приехал в город, где царила особая атмосфера, присущая обществу в особые исторические моменты. Люди в своём большинстве были воодушевлены. Они испытывали гордость, а их жизни вдруг обрели глубокий, планетарного масштаба смысл. Особую симпатию вызвала вооруженная молодёжь — повзрослевшая, буквально упивающаяся собственным достоинством.
И не как на майдане в Киеве, где каждый в глубине души понимал, что все понарошку, и к власти по итогам придут какие-то политические негодяи. Даже оружия им нормально не раздали — только своим. На майдане в Киеве наслаждались скорее моментом, а здесь (где все оказалось в первый раз) искренне верили.
Помню, у Пальмы Мерцалова я попросил подростков с калашами меня сфотографировать — не отказали. А больше всего умиляла привычная для тех дней картинка: парень с автоматом на плече провожает девушку. Такое вот революционное мими.
Впрочем, следует признать, далеко не все это воодушевление разделяли. В первый же день меня остановил на улице мужчина приблатненной внешности и тихо прошептал: «Что вы все такие деловые ходите? Откуда вы повылезали? Доходитесь. Ринат все равно вернётся».
Мужики в спортзале, куда я записался тягать железо, обсуждали, как вывести деньги из Киева. Турок из магазина халяль, где я покупал баранину, через две недели продал все свои холодильники, забрал семью и умотал домой. О своём решении молчал как рыба.
Впрочем, это лишь частные случаи. В целом же в народе царил тот оптимистический дух, который раскрывает в людях все хорошее.
— Если тебе приходилось бывать в Донецке до войны, то можешь вспомнить, чем Донецк и дончане отличались от остальных «украинских городов» — Львова, Киева, Одессы, Днепропетровска, Харькова?
— У каждого из названных тобой городов есть своё лицо. Львов, например, — это совсем не Харьков, а Одесса — не Днепропетровск. Донецк всегда отличался тем, что был очень социальным. Во первых, в силу своего пролетарского духа, как-никак фабричный город — это вам не большое село (как Киев и Москва), во-вторых… Донецк — это такой город, где даже центральные кварталы — хрущёвки.
А организация быта в хрущевских районах такова, что как бы выталкивает человека в социум: маленькие квартиры, но парки в шаговой доступности, агитплощадки, спортплощадки, грибочки-лавочки… Это не только в Донецке есть, разумеется, но Донецк — один из немногих городов, где подобная инфраструктура есть в центре. То есть центровой быт и быт в райончике одинаковы.
— Что тебе понравилось в Донецке и в дончанах?
— В Донецке имеет место уважение к интеллигентности, несвойственное постсоветским городам. Вероятно, так экстраполируется заводская иерархия. А ещё — шахтерское презрение к опасности. Это когда под залпы артиллерии в другом конце города гуляют дети. Ибо война войной, а жизнь останавливаться не должна.
— Ты как киевлянин можешь объяснить мне, почему русскоязычный Киев в 2004 году подружился с украиноязычным Львовом в то время, как к русскоязычному Донецку относился с презрением? Откуда это отождествление дончан с бандитами и варварами? Откуда это "не сс… в подъезде — ты не донецкий"?
— Русскоязычный Киев подружился со Львовом потому, что Львов победил. До майдана 2004-го киевляне разделились пополам. До кучи западную Украину знали лучше: Карпаты, лыжи, фестиваль «Шипот» и т.п. Донецк же был территорией незнакомой, а потому малопонятной. Можно было любую ерунду про него рассказывать.
— Быстро ли в Донецке навели порядок, исключив все эти "отжимы" и "подвалы"?
— Я не совсем понимаю, что такое навести порядок. Отжимы — это же тоже своего рода порядок. Помню, иду я по базару, смотрю — мужики в камуфляже за кем-то бегут. У лотка — женщина с дочкой беседует с подругой-лоточницей.
Мужики, пробегая мимо, мягко отодвигают девочку, вышедшую на середину прохода с дороги: «Машенька, иди к маме. И дальше бегут. Через минуту уже вяжут какого-то другого мужика, тоже в камуфляже. Я в душе анархист, и такой порядок мне ближе, чем сильное государство.
Я даже на подвал когда попал, не сильно сетовал. Нарушил комендантский час после новогодней пьянки, домой не дошёл. Попал к казакам на подвал. Переночевал, наутро отпустили. Выручили журналистские корочки издания ЛКСМУ — решение принимал мужик с шевроном «Суть времени». Интересный был трип. Познавательный.
— В Донецке в ту пору появились гости как из ближнего (в том числе и с территории Украины), так и из дальнего зарубежья — добровольцы, политики, идеологи, волонтеры, журналисты и так далее. Можешь о них вспомнить? Кто они были? Чем они мотивировали свой приезд?
— Многих таких людей встречал. У каждого за плечами история. Одесский коммунист Андрей Яковенко, создавший в нулевые радикальную организацию, финансировавшую себя по-сталински — эксами. Мой друг юности из Нижнего Илья Романов по этому делу проходил, но Илью уже к тому времени отпустили, а Яковенко пошёл паровозом.
Его потом по обмену в Донецк слили, хотя никакого отношения к Донецку он не имел. Или вот корреспонденты из Москвы. Я раз с ними чуть не подрался — позвали побухать, потом один бычить начал. Как с кугутами вышло. Впрочем, разняли их шофёры-дончане, похожие на эмгэбэшников.
— Чему лично тебя научило пребывание в Донецке?
— Трудно сказать. Научился БМП от БМВ отличать, а «Град» от «Тополя». Но я бы и без этих знаний мог обойтись. Хотя, разумеется, это был интереснейший этап моей жизни. Приобрёл много друзей. Со многим регулярно общаюсь и сегодня. Найти друзей — это важнее, чем научиться.
— Боялся обстрелов? Боялся, что бои могут начаться в городе, и тебя покалечат или убьют?
— Нет, не боялся. Я частенько бывал в одной высотке из стекла и алюминия. При попадании она должна была бы сложиться как карточный домик. Зато из окна были видны все прилеты. И здание дрожало, когда сверху снаряд пролетал.
— Каково значение Донецка для Русского мира?
— Смотря что считать Русским миром. В одной из его парадигм — ключевое, в другой — разборки хохлов, в которые русских зачем-то втянули. Все зависит от оптики, как говорит ещё один отметившийся в Донецке гастролёр Серое-Фиолетовое (чувак, который хотел в зоне боевых действий сам себе сделать операцию по пересадке пола). Я потом с ним интервью делал для одного украинского издания.
