В матрице
— Посмотрите, что мне снова дали с собой, — Андрей протягивает пакетик через отверстие в стеклянном «аквариуме», куда его заводит конвой.
В пакете — два яйца, несколько кусочков белого хлеба и сладкое печенье. Странный набор, учитывая, что обвиняемого забирают из СИЗО г. Вольнянска рано утром, везут на целый день в суд г. Бельмака (150 км), а вечером возвращают обратно в изолятор. Для страдающего сахарным диабетом, а у Андрея в условиях неоказания медицинской помощи под стражей это заболевание лишь усугубилось, это равноценно пытке.
— Это по-человечески? Я думаю, это по-скотски. Заберите этот пакет, может, собакам где-то скормите, — говорит Андрей и достает из карманов два бумажных кулечка.
Маленькие такие, свернутые из вырванного из тетрадки листика кулечки с корявой надписью шариковой ручкой: «Татаринцев».
— А это таблетки, которые мне дали с собой утром, — поясняет обвиняемый. — Разноцветные, как в «Матрице». Что это, я не знаю. Как это надо принимать, я не знаю. Кто их руками брал, когда перекладывал, тоже неизвестно. Иногда таблетки не медик приносит, а вообще "петух". А у него из рук брать нельзя. Это специально делают, что ли? И вообще приводят мне врача, я спрашиваю, откуда она. «Я семейный доктор», — отвечает. Так я ж Вас здесь видел, Вы в СИЗО работаете. «Ну да». А зачем тогда Вы говорите, что Вы семейный доктор? Приведите мне эндокринолога, пусть нормально осмотрит, возьмет анализы.
— И что это было?
— Понятно что. Бумагу им подписать надо для суда, что у меня со здоровьем все нормально.
Прокурор Алексей Козакевич, вошедший в дело буквально на прошлом заседании, делает вид, что не понимает, что происходит. А может, и действительно не понимает.
— Вы к нам навсегда? — интересуется у него адвокат Владимир Ляпин.
— Пока назначили… — неуверенно отвечает тот.
— А как поживает титушка Конецул? — иронически спрашивает адвокат о старом прокуроре.
— Почему это он титушка?
— Ну как почему? Он же постоянно звонит в СИЗО, чтобы они отписывались, что Татаринцева можно содержать под стражей. Вы так не будете делать?
Прокурор Козакевич начинает отвечать что-то удивленно невнятное, когда в зал заходят судьи.
«Мальчик» полковника Козюры
В получасовом бубнеже с бесконечными номерами уголовных производств, которые то заводят, то объединяют, а также с не менее бесконечными фамилиями прокуроров, которых назначают в эти производства, трудно что-то понять. Но когда судья Малеванный начинает зачитывать поручение провести оперативные мероприятия, чтобы выяснить место пребывания Татаринцева, собрать информацию о его социальных связях, предпринимательской деятельности и т.д., а также письма с ответами на это поручение, адвокат Ляпин встает со стула.
— Ваша честь, вы зачитываете письмо?
— Ну да, — тот в легком недоумении показывает лист бумаги.
— Ну тогда я протестую против исследования данного документа. Если оперативный сотрудник исполняет поручения следователя, результат он оформляет в протоколе. Другую форму УПК не предусматривает. Никаких писем или рапортов быть не может. Подписывая протокол, оперативный сотрудник признает, что ознакомлен с последствиями подачи недостоверных данных, это процессуальный документ. А что такое письмо и какую ответственность оно предполагает? Мы даже не можем сейчас оспаривать данный документ, поскольку не знаем, как он называется.
Суд совещается и решает разобраться, учитывать ли данные ведомости при вынесении приговора в самом конце процесса. Читают эти самые «письма», составленные полковником СБУ Козюрой. А там — Татаринцев, он же Малыш, он же Мальчик, в 2014 году — активный член террористической организации ЛНР, контрабандист оружия из России в Луганск, палач пленных АТОшников в Снежном и многое другое.
— Ваша честь, — обращается к суду адвокат Ляпин, — а из каких источников полковник Козюра, который, кстати, не предупрежден об уголовной ответственности за заведомо неправдивые ведомости, все это взял? Ведь это не просто какая-то информация, а данные, которые используются для обвинения человека в особо тяжком преступлении.
Судья Малеванный чешет за ухом.
— Ваши замечания приняты.
Читает дальше. Теперь про собственность, которая якобы принадлежит Татаринцеву в г. Краснодон (на территории ЛНР), номера телефонов, личные данные жены, сведения об открытых Татаринцевым в ЛНР фирмах, регистрационные номера, номера банковских счетов, суммы и даты оплаты налогов и т.д.
И ведь снова у стороннего слушателя неизбежно возникает вопрос: откуда информация? СБУ, что ли, в органы ЛНР официальный запрос отправляла? По Укрпочте с описью и уведомлением?
Интересно, что про передачу топлива в детскую больницу в рапортах ничего нет. Это и понятно, поскольку этот единственный по-настоящему установленный обвинением факт оно установило исключительно из собственных слов Татаринцева при проведении негласных следственных действий, т.е. при провокационном общении с ним засекреченного сотрудника СБУ с диктофоном.
Полковник же Козюра ничего об этом страшном «преступлении» выяснить не смог.
— На основании чего полковник Козюра решил, что у Татаринцева в ЛНР все это есть? — снова возмущен бездоказательностью заявлений адвокат Ляпин. — Я прошу непосредственно в суде исследовать ведомости, которые указаны в этой бумажке. Покажите их. В материалах уголовного производства таких документов нет. А ведь сейчас это все создает предубеждение у коллегии судей насчет виновности Татаринцева.
— Мало того, — включается адвокат Вадим Кравцов, — зачитанные только что письма содержат персональные данные, банковскую и коммерческую тайну. Такие данные могут быть получены только по постановлению следственного судьи, разрешающего доступ к ним. Постановления нет, а значит, произошло существенное нарушение прав человека, предъявленные письма являются очевидно недопустимыми доказательствами и не могут быть исследованы в суде. На следующее заседание мы подготовим соответствующее письменное ходатайство.
А задержание-то незаконно
Прокурору можно было бы посочувствовать — первые же материалы обвинения оказываются незаконными. Но это согласно Кодекса. Судьи же могут решить как угодно, чем они и занимались в деле Татаринцева все прошедшие 3 года. Переходят к протоколу задержания. Все как обычно — задержан по ст. 208, т.е. во время совершения преступления, хотя какое преступление мог совершать Татаринцев в 2017 году, находясь в Киеве около принадлежащего ему магазина, непонятно. Но нет, СБУ не в состоянии даже нормально сфальсифицировать документ.
— В протоколе нет подписи адвоката, — отмечает защитник Ляпин, — а при задержании по особо тяжкой статье присутствие адвоката обязательно. Значит, протокол оформлен с нарушением права на защиту и также является очевидно недопустимым доказательством.
— Мы же сразу после задержания сообщили в Центр бесплатной вторичной правовой помощи, — пытается выкрутиться прокурор Козакевич, — и он предоставил адвоката, который в дальнейшем присутствовал при процессуальных действиях, ставил подписи.
— Еще раз повторяю, — не оставляет ему никаких шансов Владимир Ляпин, — в протоколе задержания нет подписи адвоката. Мало того, при задержании был проведен личный обыск и изъяты мобильные телефоны. Эти действия также происходили без адвоката.
— Ваша честь, — добавляет защитник Кравцов, — а ведь нет и постановления следственного судьи о задержании. Без него людей можно задерживать только при совершении или попытке совершения преступления. Татаринцев же был задержан в 2017 году, а все события, которые ему инкриминируются, происходили в 2014 году.
— Ну-у, — опять прокурору приходится выдумывать нелепость, — в рапорте сказано, что он активный участник террористической организации ЛНР, пребывающий на территории г. Киев и в момент задержания, не прекратил свою террористическую деятельность.
— Да вы же в день задержания сообщили ему о подозрении в совершении преступлений за 2014 год! А в исследованном сегодня рапорте, который был составлен за 3 месяца до задержания, написано, что подзащитный принимал участие в деятельности ЛНР с апреля 2014-го по сентябрь 2016-го. Даже в рапорте сказано, что в сентябре 2016-го он эту деятельность завершил, а его задерживают через год якобы «в момент совершения преступления». В обвинительном акте последний эпизод, который инкриминируется Татаринцеву, — это лето 2014 года. Ваши слова просто не соответствуют вами же предоставленным материалам.
Все смотрят на Андрея, ожидая, что он что-то пояснит, а его переполняет от возмущения.
— Мне не просто не предоставили адвоката в момент задержания, — говорит обвиняемый из стеклянного «аквариума». — Вместо того чтобы везти меня в здание военной прокуратуры, следователь Рудик и сотрудники «Альфы» 2 часа катали меня в микроавтобусе возле посадки в районе Байкового кладбища в Киеве, угрожая и оказывая морально-психологическое давление. Я не знаю, как можно говорить о том, что протокол составлен правильно.
Было очень интересно, как выкрутятся судьи, чтобы отказать в удовлетворении ходатайства, которое по закону неизбежно нужно удовлетворять, но по политическим мотивам удовлетворять нельзя. Конечно, признание незаконности задержания никак не влияет на доказательную базу, но морально-психологическая составляющая может быть велика — первый же документ дела признается незаконным, а с ним вместе и все по сути действия СБУ.
И да, судьи выкрутились. Вместо решения о признании или непризнании протокола недопустимым доказательством они затребовали у прокурора подтверждение того, что при задержании все-таки был адвокат.
Безумие? Конечно. Ведь прокурор сам сказал, что адвоката вызвали уже после, а в протоколе нет адвокатской подписи. И тем не менее судьи снова пытаются выполнять работу прокурора, подсказывая ему, что сделать, чтобы принять решение в пользу обвинения. Но это напрасный труд. В данном случае ничего сделать нельзя, кроме оттягивания решения еще на месяц.
Факт же остается фактом. Не успели еще рассмотреть в суде первые материалы обвинения, как они оказываются незаконными: рапорт полковника СБУ оформлен неправильно и не содержит доказательств того, что в нем написано; задержание же Татаринцева проходило со всеми возможными нарушениями УПК и Конвенции о правах человека.
Что же будет дальше, когда комиссия врачей подтвердит, что в СИЗО заключенному диабетику не оказывается медпомощь, и справки из санчасти СИЗО о том, что все необходимое делается, не стоят выеденного яйца? А это обязательно произойдет, когда ослабят карантин и можно будет в суде собрать такую комиссию. Как тогда будут мотивировать судьи необходимость продолжать содержание Татаринцева под стражей?
