https://ukraina.ru/20250411/evropa-v-tumane-strategicheskaya-neopredelennost-v-svete-globalnoy-perestroyki-1062422545.html
Европа в тумане. Стратегическая неопределенность в свете глобальной перестройки
Европа в тумане. Стратегическая неопределенность в свете глобальной перестройки - 14.04.2025 Украина.ру
Европа в тумане. Стратегическая неопределенность в свете глобальной перестройки
Жозеп Боррель, бывший глава внешнеполитического ведомства ЕС, еще недавно называл Европу "цветущим садом" в окружении неких "джунглей" как символа территории хаоса.
2025-04-11T06:51
2025-04-11T06:51
2025-04-14T11:44
европа
сша
америка
дональд трамп
цой
жозеп боррель
ес
мвф
пентагон
мнения
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e9/04/0a/1062431774_0:109:994:668_1920x0_80_0_0_886bed113be87d9e1ca207903488911f.jpg
И вот сегодня Европа священных камней начинает неожиданно превращаться в сознании многих людей в регион все большей неопределенности, едва ли не те же самые джунгли, наполненные опасными хищниками: фашистами, исламистами, авантюристами, спекулянтами, милитаристами и прочими. Особенно эта тенденция усилилась после "опошления" всего мира Дональдом Трампом, то есть повсеместного введения им заградительных торговых пошлин (тарифов). Характерно, что большинство либеральных экономистов заявляет, как под копиру, о "непродуманности" или "популизме" этого шага, чуть ли не высмеивая логику американского президента и его окружения, в котором – на минутку! – больше миллиардеров (т. е. истинных акул бизнеса), чем во всех предыдущих правивших Америкой кабинетах. Может быть, не все здесь так плоско и бездумно?В настоящем очерке я хочу предложить собственную логику событий, основанную на личных впечатлениях от имеющих место глобальных процессов. Для начала напомню об одном из ключевых, на мой взгляд, документов современной эпохи, о котором много говорят, но который мало кто реально читал. Речь идет о докладе Римского клуба "Пределы роста" (The Limits to Growth, 1972), в котором представлены результаты моделирования роста человеческой популяции и исчерпания природных ресурсов. Этот анализ принято считать алармистским, не прошедшим проверку временем, и чуть ли не мальтузианским (по имени Томаса Мальтуса, одного из основателей классической макроэкономики).Напомню, что по концепции Мальтуса (1766—1834) человечество, в обозримом будущем, исчерпает ресурсы для своего развития и столкнется с проблемой фундаментального выживания. Причем выводов Мальтуса еще никто, следуя строгому научному анализу, не отменил. Напротив, авторы доклада Римского клуба (одним из основателей которого был советский ученый Джермен Гвишиани) увидели адекватность диагноза Мальтуса и постарались донести его до мыслящего человечества на уровне уже современных научных выводов и объективной статистики. Но им мало кто внял. В самом деле, как можно всерьез говорить о необходимости сворачивания производства и, более того, сокращении населения, когда весь материальный прогресс человечества (как при капитализме, так и социализме) априори строится на бесконечном развитии производственных сил?Но сегодня эти пределы уже стали общим местом в понимании западных интеллектуалов, да и не только их одних. Весь вопрос лишь в том, что конкретно следует делать? По какой модели следует реформировать весь глобальный производственный комплекс? Тут есть как левые, так и правые решения, исходящие как из гуманистических принципов Просвещения (неомарксизм), так и элитарных установок анти-Просвещения, получившего самоназвание Темного просвещения (Dark Enlightenment). И случилось так, что именно "темные" пришли к власти в Америке, именно их команда захватила большую часть рычагов управления американским государством. Отсюда – и логика их действий. Что мы здесь конкретно имеем?Если говорить кратко, трамписты взяли курс спасения американской нации в грядущей буре экологического и ресурсного кризиса. Именно – и это следует подчеркнуть – американцев, а не всех подряд. Ибо ресурсы – ограничены. С этой целью трамписты ставят четыре базисных цели:1. Формирование своего собственного "цветущего сада" на территории Северной Америки (включая ресурсоемкие территории Канады и Гренландии).2. Посильное лишение всех остальных (прежде всего – сильных конкурентов) доступа к ресурсным базам планеты.3. Захват военно-технологического лидерства в мире для обеспечения успеха своей макроэкономической программы.4. Превращение американцев в интеллектуально-продвинутое "постчеловечество", тягаться с которым никто из "варваров" будет не в состоянии.Отсюда – "золотые карты" Трампа как начало привлечения в США на постоянное жительство людей, доказавших свою состоятельность в науке и бизнесе, а также максимальное вытеснение из страны "социального шлака" в лице нелегалов и даже (если до этого дойдет) их потомства, не имеющего шансов на интеграцию в технологическое общество нового типа. Другим шагом этой программы я вижу повышение торговых тарифов практически по всему миру. Цель – замедление практически всех национальных экономик за пределами США, снижение общего роста материального роста и, соответственно, потребления невозобновляемых ресурсов, при одновременном стимулировании переезда эффективных производств и их менеджеров в Америку. И вот теперь посмотрим, какое место в этом глобальном паззле занимает Европа.Европа, с точки зрения своей ресурсной базы, чрезвычайно бедна. Если вывести за ее пределы территории России и Украины, то окажется, что ничего, кроме каменного угля и отдельных вкраплений редких минералов (Германия), там нет. Исключение – нефтегазовый комплекс Норвегии и Великобритании, плюс гейзерная энергетика Исландии. При этом население Евросоюза составляет почти 446 млн человек, к тому же привыкших к очень высокому стандарту потребления. Отсюда – внешняя энергозависимость Европы. Но не проще ли, следуя логике оптимальной аллокации ресурсов, перевести европейские высокотехнологичные производства в Америку, а "цветущий сад" Борреля предоставить самому себе развиваться с помощью ветряков и солнечной энергии. Это будет не густо, но выжить – можно.Но о чем думают сами европейцы? В подобных условиях едва ли не единственным альтернативным вариантом для них будет вступление в стратегическое партнерство с Россией как энергетической сверхдержавой, способной обеспечить европейские производства доступной энергией. Но где гарантии, что Россия, помня исторический опыт СЭВ в рамках социалистического лагеря, не вынудит европейцев переносить их эффективные высокотехнологичные производства на свою территорию, как это делают сейчас американцы? Тем более, это поправит российскую демографию оптимальным образом. Ведь стране нужны инженеры и программисты, а не строители и розничные торговцы.Еще один вариант – техно-энергетический альянс ЕС с Ближним и Средним Востоком. Но эта территория находится под пристальным надзором англосаксов, которые – даже при наличии внутренних противоречий – вряд ли допустят сюда континентальную Европу на условиях равноценного партнерства. Тем более, что этот регион уже усиленно снабжает углеводородами Индию и Китай – две других страны, претендующих на статус сверхдержав, но не имеющих собственной адекватной ресурсной базы.В целом, политическая структура Евросоюза больше напоминает не империю Карла Великого (как некогда пытались представить дело его архитекторы), а Речь Посполитую – шаткий альянс слабо спаянных между собой территорий, где у каждого из заседающих в общем парламенте (сейме) шляхтичей было право вето. После провала в 2004 году подписания Европейской Конституции, которая могла бы консолидировать ЕС в формате конфедерации, центробежные силы в этом политическом образовании усилились, а после выхода из его состава Великобритании (2016) кризис политической евро-идентичности стал еще более острым. И теперь речь уже идет о приоритете установления двусторонних отношений государств Евросоюза с США и другими мировыми сверхдержавами, а не в порядке единой брюссельской дипломатии.При этом Лондон остается крупным игроком на международной финансовой сцене. Доля фунта стерлингов в мультивалютной корзине МВФ составляет 10,45% и пости равен доле китайского юаня (10,92%). При этом совокупная доля в этой корзине фунта стерлингов и евро (29,31%) примерно равна доле американского доллара (41,73%). Остальное приходится на японскую йену (7,59%), а швейцарский франк (при последнем пересмотре в 2022 году) вообще из нее исключен.Показательно, что американские тарифы коснулись подавляющего большинства стран мира, а не только непосредственных конкурентов США, прежде всего Европы. Спрашивается, зачем вводить высокие тарифы против товаров из бедных африканских и азиатских стран, доля которых в мировой торговле совершенно мизерна? Ответ состоит в том, что через эти страны в Америку завозятся европейские товары или товары с сильной долей европейских комплектующих, хотя и формально под другой маркой. И вот, после того как весь мир обнищает, а все важнейшие производства переедут в Северную Америку, Вашингтон перестанет торговать своими финансовыми обязательствами, т. е. брать в долг на внешнем рынке, но сам начнет раздавать кредиты всем желающим. Так, по меньшей мере, мне видится один из сценариев. Но для этого американцам нужно перетерпеть переходный период.При этом существует еще один фактор, совершенно новый в истории мировой экономики. Это – криптовалюты. По предсказанию ряда специалистов, в обозримом будущем золото и криптовалюты могут создать альтернативу традиционным валютам. Но если роль золота как стабильного резервного актива всем понятна, то в вопросе эффективности, и главное – стабильности криптовалют остается много неясностей. Если сегодня золото составляет около 20% всех резервных активов центральных банков, а расчеты в нем в международной торговле приближаются к 2%, то товарная торговля в криптовалюте дает менее 0,1%, а частные переводы составляют около 5% от всех международных трансферов.Однако странам, с большими объемами дешевой электроэнергии, лидерство в производстве криптовалют (майнинге) может дать некоторые существенные преимущества, в том числе контроль над децентрализованной системой (проверка и фильтрация транзакций), майнинг для привлечения инвестиций в энергетику и IT-инфраструктуру, достижение технологического суверенитета (развитие блокчейн-индустрии и доступ к дешевым деньгам, когда государственные майнинговые фермы могут накапливать биткойны для будущего использования), альтернатива доллару и ФРС (контроля над которой добивается администрация Трампа), инструмент мягкой силы (лидерство в майнинге усиливает влияние в глобальной крипто-экосистеме, к примеру – через лоббирование удобных регуляций).Однако, для таких мировых лидеров энергогенерации, как Китай и Индия, базирующихся на угле, подобные технологии будут не по зубам, ибо уже сегодня уровень экологической загрязненности там зашкаливает. У Евросоюза тоже с технологической автономией все непросто. Там тоже есть только уголь, на котором лидерства в блокчейне не добиться. А старые формы "финансовой цивилизации" уже обнаружили свои пределы, будучи тесно связанными со старыми деньгами и с объективными пределами роста. Европа, фактически, оказывается расколота сразу по нескольким критическим линиям: энергетической, финансовой, экономической и правовой.Про энергетику уже сказано выше: основной ресурс Евросоюза – уголь, а нефть, газ и урановая руда поставляются в регион извне. Что касается возобновляемых источников энергии (ВИЭ), то их едва хватает на покрытие основных запросов народно-хозяйственного комплекса ЕС (42% в электроэнергетике и 23% в структуре конечного энергопотребления, включая транспорт и тепло, согласно статистике 2024 года).С точки зрения финансового контура, мы видим в Европе противостояние евро и валют стран, не входящих в ЕС – британского фунта и швейцарского франка. Эта ситуация тесно увязана с разными типами европейской экономики: англосаксонским и рейнским (германским или континентальным). Англосаксонская модель основана на принципе laissez-faire (фр. "невмешательство") – экономической доктрине, согласно которой государственное регулирование экономики и экономическое вмешательство должны быть минимальными. Рейнская модель, напротив, основана на существенном государственном вмешательстве в экономические процессы. Отсюда – противостояние свободного бизнеса социальному государству.Сегодня евро обеспечивает, в первую очередь, внутреннюю торговлю ЕС, а также внешнюю торговлю ЕС с некоторыми государствами Восточной Европы и Африки (CFA franc). Ключевые сфера применения фунта стерлингов – финансовые услуги и торговля в рамках Британского содружества наций (тип англосаксонской экономики), швейцарского франка – финансовые сделки и золотовалютные резервы. На это разделение играет также разделение правовых традиций Европы. На континенте доминирует романо-германское (письменное) право, в Великобритании (а также других англосаксонских странах, включая США) – англосаксонское (общее, или прецедентное) право. При этом в странах Северной Европы (Скандинавия) мы видим некий правовой гибрид, сформированный из древних традиций общего права, на который наложились позднейшие регуляции романо-германской системы.Таким образом, мы наблюдаем раскол европейских элит не просто на глобалистов (сторонников неолиберальной глобализации) и антиглобалистов (апологетов национального государства), левых и правых. Подобные определения вводят в заблуждение, затуманивая суть проблемы. В действительности все гораздо сложнее. Глобалистов, поддерживающих закулисную власть транснациональных корпораций (включая сторонников Демпартии США), вряд ли можно назвать "левыми". Левые – это сторонники тренда на анти-монополизацию рынка и власти в целом, в известном смысле – сторонники политики невмешательства. При этом, как утверждали гуру левой политической мысли, Маркс и Ленин, полностью свободный от всякого внешнего вмешательства рынок неизбежно ведет к той же самой монополизации! Что мы и наблюдаем в борьбе американских технологических компаний, возглавляемых либертарианцами, т. е. сторонниками антимонопольного анархо-капитализма.Правые, напротив, стоят за консолидацию производительных сил общества и политической власти, но не во всемирном масштабе, а региональном, страновом. Строительство социализма в одной стране – это абсолютно правый тренд, как и любой "социализм с национальной спецификой". А возможен ли капитализм с национальной спецификой? Иначе говоря, не регулируемое властями социальное государство, а режим свободного рынка в отдельно взятой стране? Здесь мы уже приближаемся к идее национал-коммунизма, как бы парадоксально это ни звучало.В связи с этом вспоминаются слова Дарьи Дугиной-Платоновой, отвечающей на вопрос по поводу экономической доктрины европейских Новых правых: "Правая политика, левая экономика". Иначе говоря, правая, национально-консолидированная политика на внешнем контуре и абсолютная экономическая свобода на внутреннем. Насколько такая модель реализуема – вопрос открытый. Однако, альтернативная формула, "левая политика, правая экономика", т. е. полная открытость и свобода на внешнем контуре и жесткая монополизация на внутреннем представляется менее адекватной, если не сказать – пугающей.Но это все модели "старого типа", ориентированные на бесконечный рост производительности труда в предполагаемых условиях неограниченных природных и демографических ресурсов. Логика же "ковчега автаркии" диктует собственную, единственно верную формулу существования: "правая политика, правая экономика". Иначе говоря, на внешнем контуре, для удержания "ограды цветущего сада", востребована консолидированная политика национальных приоритетов, на внутреннем – плановая корпоративная экономика, подчиненная задачам оптимального управления производственными ресурсами. Как этого достичь?Однажды профессору Игорю Острецову, одному из ведущих российских атомщиков и автору книги "Введение в философию ненасильственного развития" (2002), задали вопрос: "Каким образом можно достичь максимальной социальной гармонии, основанной на справедливом распределении ресурсов"? На что он ответил: "Самый лучший способ – в помощью компьютера. Потому что компьютер не подкупишь, не скоррумпируешь"! В наше время, в эпоху интенсивного развития IT-технологий и ИИ, такой подход представляется вполне оправданным. В самом деле, если допустить возможность беспрепятственного доступа к глобальным данным и объективной статистики, то машина способна оптимировать результаты в соответствии с поставленными задачами намного лучше любого человеческого коллектива. И главное – некого будет винить за предвзятость.Такого рода тенденции читаются в "Технологической республике" Алекса Карпа (глава технологической компании "Палантир", обслуживающей Пентагон) – манифесте новой технократии, захватившей власть в США. Этим же путем движутся китайские товарищи. Вероятно, не избежит такой тенденции и Европа. При этом, с учетом всех перечисленных выше проблем и тенденций, идея Единой Европы как таковой должна остаться в прошлом, а формирование на западе Евразии жизнеспособного геоэкономического субъекта автаркического типа предполагает технический раскол Европы на две "империи" – северную, под руководством Лондона, в составе Северной Европы и Северной Америки (Канада, Гренландия), и южную, при лидерстве Парижа, в составе Южной Европы и Северной Африки. Еще один вариант – присоединение Северной Европы к американскому проекту.Тут многое зависит от роли Британии, активом которой является Британское содружество наций (включая Индию с Пакистаном) и система международных офшоров, обслуживаемых лондонским Сити (финансовый округ в центре британской столицы, с особыми правами). Другой ключевой игрок с двойной лояльностью на европейском театре – Германия, традиционно связанная своими интересами с Восточной Европой, Турцией, Ближним и Дальним Востоком (Китаем прежде всего). Таким образом, Европа представляет собой территорию неопределенности, окутанную туманом экономической войны, с большим числом относительно самостоятельных (каждый – за себя) акторов. К этой ситуации может быть, до определенной степени, применима доктрина Клаузевица о стратегической неопределенности:"Война — это область недостоверного; три четверти того, на чем строится действие в войне, лежит в тумане неопределенности. Требуется тонкая и проницательная интеллектуальная сила, чтобы в этих условиях верно оценивать факты. Обычный ум теряется здесь в догадках; нерешительность и колебания становятся свойствами его природы, и таким образом пропадает энергия действия. Но если мужественный ум и твердый характер возьмут верх над этой тьмой, если они, подобно лучу света, прорежут этот туман, если они угадают верное решение быстрее, чем другие, и с непоколебимой уверенностью пойдут к намеченной цели — тогда только можно преодолеть огромное трение войны. Это трение — единственное понятие, которое в общем отличает реальную войну от войны на бумаге. Военная машина — армия и всё, что к ней относится, — в сущности очень проста и поэтому кажется легкоуправляемой. Но следует помнить, что ни одна ее часть не состоит из цельного куска; каждая составлена из отдельных индивидов, из которых каждый сохраняет свое собственное трение во всех направлениях...Карл фон Клаузевиц. "О войне" (книга I, глава 3)
https://ukraina.ru/20210112/1030209186.html
европа
сша
америка
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2025
Владимир Видеманн
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e9/04/0b/1062457234_383:19:900:536_100x100_80_0_0_379800fb3442406664b17ba8f9dfb604.jpg
Владимир Видеманн
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e9/04/0b/1062457234_383:19:900:536_100x100_80_0_0_379800fb3442406664b17ba8f9dfb604.jpg
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e9/04/0a/1062431774_0:82:994:828_1920x0_80_0_0_1ca94888710a900f8d3e574b156ffd1f.jpgУкраина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Владимир Видеманн
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e9/04/0b/1062457234_383:19:900:536_100x100_80_0_0_379800fb3442406664b17ba8f9dfb604.jpg
европа, сша, америка, дональд трамп, цой, жозеп боррель, ес, мвф, пентагон, мнения, карл маркс
И вот сегодня Европа священных камней начинает неожиданно превращаться в сознании многих людей в регион все большей неопределенности, едва ли не те же самые джунгли, наполненные опасными хищниками: фашистами, исламистами, авантюристами, спекулянтами, милитаристами и прочими.
Особенно эта тенденция усилилась после "опошления" всего мира Дональдом Трампом, то есть повсеместного введения им заградительных торговых пошлин (тарифов). Характерно, что большинство либеральных экономистов заявляет, как под копиру, о "непродуманности" или "популизме" этого шага, чуть ли не высмеивая логику американского президента и его окружения, в котором – на минутку! – больше миллиардеров (т. е. истинных акул бизнеса), чем во всех предыдущих правивших Америкой кабинетах. Может быть, не все здесь так плоско и бездумно?
В настоящем очерке я хочу предложить собственную логику событий, основанную на личных впечатлениях от имеющих место глобальных процессов. Для начала напомню об одном из ключевых, на мой взгляд, документов современной эпохи, о котором много говорят, но который мало кто реально читал. Речь идет о докладе Римского клуба "Пределы роста" (The Limits to Growth, 1972), в котором представлены результаты моделирования роста человеческой популяции и исчерпания природных ресурсов. Этот анализ принято считать алармистским, не прошедшим проверку временем, и чуть ли не мальтузианским (по имени Томаса Мальтуса, одного из основателей классической макроэкономики).
Напомню, что по концепции Мальтуса (1766—1834) человечество, в обозримом будущем, исчерпает ресурсы для своего развития и столкнется с проблемой фундаментального выживания. Причем выводов Мальтуса еще никто, следуя строгому научному анализу, не отменил. Напротив, авторы доклада Римского клуба (одним из основателей которого был советский ученый Джермен Гвишиани) увидели адекватность диагноза Мальтуса и постарались донести его до мыслящего человечества на уровне уже современных научных выводов и объективной статистики. Но им мало кто внял. В самом деле, как можно всерьез говорить о необходимости сворачивания производства и, более того, сокращении населения, когда весь материальный прогресс человечества (как при капитализме, так и социализме) априори строится на бесконечном развитии производственных сил?
Но сегодня эти пределы уже стали общим местом в понимании западных интеллектуалов, да и не только их одних. Весь вопрос лишь в том, что конкретно следует делать? По какой модели следует реформировать весь глобальный производственный комплекс? Тут есть как левые, так и правые решения, исходящие как из гуманистических принципов Просвещения (неомарксизм), так и элитарных установок анти-Просвещения, получившего самоназвание Темного просвещения (Dark Enlightenment). И случилось так, что именно "темные" пришли к власти в Америке, именно их команда захватила большую часть рычагов управления американским государством. Отсюда – и логика их действий. Что мы здесь конкретно имеем?
Если говорить кратко, трамписты взяли курс спасения американской нации в грядущей буре экологического и ресурсного кризиса. Именно – и это следует подчеркнуть – американцев, а не всех подряд. Ибо ресурсы – ограничены. С этой целью трамписты ставят четыре базисных цели:
1. Формирование своего собственного "цветущего сада" на территории Северной Америки (включая ресурсоемкие территории Канады и Гренландии).
2. Посильное лишение всех остальных (прежде всего – сильных конкурентов) доступа к ресурсным базам планеты.
3. Захват военно-технологического лидерства в мире для обеспечения успеха своей макроэкономической программы.
4. Превращение американцев в интеллектуально-продвинутое "постчеловечество", тягаться с которым никто из "варваров" будет не в состоянии.
Отсюда – "золотые карты" Трампа как начало привлечения в США на постоянное жительство людей, доказавших свою состоятельность в науке и бизнесе, а также максимальное вытеснение из страны "социального шлака" в лице нелегалов и даже (если до этого дойдет) их потомства, не имеющего шансов на интеграцию в технологическое общество нового типа. Другим шагом этой программы я вижу повышение торговых тарифов практически по всему миру. Цель – замедление практически всех национальных экономик за пределами США, снижение общего роста материального роста и, соответственно, потребления невозобновляемых ресурсов, при одновременном стимулировании переезда эффективных производств и их менеджеров в Америку. И вот теперь посмотрим, какое место в этом глобальном паззле занимает Европа.
Европа, с точки зрения своей ресурсной базы, чрезвычайно бедна. Если вывести за ее пределы территории России и Украины, то окажется, что ничего, кроме каменного угля и отдельных вкраплений редких минералов (Германия), там нет. Исключение – нефтегазовый комплекс Норвегии и Великобритании, плюс гейзерная энергетика Исландии. При этом население Евросоюза составляет почти 446 млн человек, к тому же привыкших к очень высокому стандарту потребления. Отсюда – внешняя энергозависимость Европы. Но не проще ли, следуя логике оптимальной аллокации ресурсов, перевести европейские высокотехнологичные производства в Америку, а "цветущий сад" Борреля предоставить самому себе развиваться с помощью ветряков и солнечной энергии. Это будет не густо, но выжить – можно.
Но о чем думают сами европейцы? В подобных условиях едва ли не единственным альтернативным вариантом для них будет вступление в стратегическое партнерство с Россией как энергетической сверхдержавой, способной обеспечить европейские производства доступной энергией. Но где гарантии, что Россия, помня исторический опыт СЭВ в рамках социалистического лагеря, не вынудит европейцев переносить их эффективные высокотехнологичные производства на свою территорию, как это делают сейчас американцы? Тем более, это поправит российскую демографию оптимальным образом. Ведь стране нужны инженеры и программисты, а не строители и розничные торговцы.
Еще один вариант – техно-энергетический альянс ЕС с Ближним и Средним Востоком. Но эта территория находится под пристальным надзором англосаксов, которые – даже при наличии внутренних противоречий – вряд ли допустят сюда континентальную Европу на условиях равноценного партнерства. Тем более, что этот регион уже усиленно снабжает углеводородами Индию и Китай – две других страны, претендующих на статус сверхдержав, но не имеющих собственной адекватной ресурсной базы.
В целом, политическая структура Евросоюза больше напоминает не империю Карла Великого (как некогда пытались представить дело его архитекторы), а Речь Посполитую – шаткий альянс слабо спаянных между собой территорий, где у каждого из заседающих в общем парламенте (сейме) шляхтичей было право вето. После провала в 2004 году подписания Европейской Конституции, которая могла бы консолидировать ЕС в формате конфедерации, центробежные силы в этом политическом образовании усилились, а после выхода из его состава Великобритании (2016) кризис политической евро-идентичности стал еще более острым. И теперь речь уже идет о приоритете установления двусторонних отношений государств Евросоюза с США и другими мировыми сверхдержавами, а не в порядке единой брюссельской дипломатии.
При этом Лондон остается крупным игроком на международной финансовой сцене. Доля фунта стерлингов в мультивалютной корзине МВФ составляет 10,45% и пости равен доле китайского юаня (10,92%). При этом совокупная доля в этой корзине фунта стерлингов и евро (29,31%) примерно равна доле американского доллара (41,73%). Остальное приходится на японскую йену (7,59%), а швейцарский франк (при последнем пересмотре в 2022 году) вообще из нее исключен.
Показательно, что американские тарифы коснулись подавляющего большинства стран мира, а не только непосредственных конкурентов США, прежде всего Европы. Спрашивается, зачем вводить высокие тарифы против товаров из бедных африканских и азиатских стран, доля которых в мировой торговле совершенно мизерна? Ответ состоит в том, что через эти страны в Америку завозятся европейские товары или товары с сильной долей европейских комплектующих, хотя и формально под другой маркой. И вот, после того как весь мир обнищает, а все важнейшие производства переедут в Северную Америку, Вашингтон перестанет торговать своими финансовыми обязательствами, т. е. брать в долг на внешнем рынке, но сам начнет раздавать кредиты всем желающим. Так, по меньшей мере, мне видится один из сценариев. Но для этого американцам нужно перетерпеть переходный период.
При этом существует еще один фактор, совершенно новый в истории мировой экономики. Это – криптовалюты. По предсказанию ряда специалистов, в обозримом будущем золото и криптовалюты могут создать альтернативу традиционным валютам. Но если роль золота как стабильного резервного актива всем понятна, то в вопросе эффективности, и главное – стабильности криптовалют остается много неясностей. Если сегодня золото составляет около 20% всех резервных активов центральных банков, а расчеты в нем в международной торговле приближаются к 2%, то товарная торговля в криптовалюте дает менее 0,1%, а частные переводы составляют около 5% от всех международных трансферов.
Однако странам, с большими объемами дешевой электроэнергии, лидерство в производстве криптовалют (майнинге) может дать некоторые существенные преимущества, в том числе контроль над децентрализованной системой (проверка и фильтрация транзакций), майнинг для привлечения инвестиций в энергетику и IT-инфраструктуру, достижение технологического суверенитета (развитие блокчейн-индустрии и доступ к дешевым деньгам, когда государственные майнинговые фермы могут накапливать биткойны для будущего использования), альтернатива доллару и ФРС (контроля над которой добивается администрация Трампа), инструмент мягкой силы (лидерство в майнинге усиливает влияние в глобальной крипто-экосистеме, к примеру – через лоббирование удобных регуляций).
Однако, для таких мировых лидеров энергогенерации, как Китай и Индия, базирующихся на угле, подобные технологии будут не по зубам, ибо уже сегодня уровень экологической загрязненности там зашкаливает. У Евросоюза тоже с технологической автономией все непросто. Там тоже есть только уголь, на котором лидерства в блокчейне не добиться. А старые формы "финансовой цивилизации" уже обнаружили свои пределы, будучи тесно связанными со старыми деньгами и с объективными пределами роста. Европа, фактически, оказывается расколота сразу по нескольким критическим линиям: энергетической, финансовой, экономической и правовой.
Про энергетику уже сказано выше: основной ресурс Евросоюза – уголь, а нефть, газ и урановая руда поставляются в регион извне. Что касается возобновляемых источников энергии (ВИЭ), то их едва хватает на покрытие основных запросов народно-хозяйственного комплекса ЕС (42% в электроэнергетике и 23% в структуре конечного энергопотребления, включая транспорт и тепло, согласно статистике 2024 года).
С точки зрения финансового контура, мы видим в Европе противостояние евро и валют стран, не входящих в ЕС – британского фунта и швейцарского франка. Эта ситуация тесно увязана с разными типами европейской экономики: англосаксонским и рейнским (германским или континентальным). Англосаксонская модель основана на принципе laissez-faire (фр. "невмешательство") – экономической доктрине, согласно которой государственное регулирование экономики и экономическое вмешательство должны быть минимальными. Рейнская модель, напротив, основана на существенном государственном вмешательстве в экономические процессы. Отсюда – противостояние свободного бизнеса социальному государству.
Сегодня евро обеспечивает, в первую очередь, внутреннюю торговлю ЕС, а также внешнюю торговлю ЕС с некоторыми государствами Восточной Европы и Африки (CFA franc). Ключевые сфера применения фунта стерлингов – финансовые услуги и торговля в рамках Британского содружества наций (тип англосаксонской экономики), швейцарского франка – финансовые сделки и золотовалютные резервы. На это разделение играет также разделение правовых традиций Европы. На континенте доминирует романо-германское (письменное) право, в Великобритании (а также других англосаксонских странах, включая США) – англосаксонское (общее, или прецедентное) право. При этом в странах Северной Европы (Скандинавия) мы видим некий правовой гибрид, сформированный из древних традиций общего права, на который наложились позднейшие регуляции романо-германской системы.
Таким образом, мы наблюдаем раскол европейских элит не просто на глобалистов (сторонников неолиберальной глобализации) и антиглобалистов (апологетов национального государства), левых и правых. Подобные определения вводят в заблуждение, затуманивая суть проблемы. В действительности все гораздо сложнее. Глобалистов, поддерживающих закулисную власть транснациональных корпораций (включая сторонников Демпартии США), вряд ли можно назвать "левыми". Левые – это сторонники тренда на анти-монополизацию рынка и власти в целом, в известном смысле – сторонники политики невмешательства. При этом, как утверждали гуру левой политической мысли, Маркс и Ленин, полностью свободный от всякого внешнего вмешательства рынок неизбежно ведет к той же самой монополизации! Что мы и наблюдаем в борьбе американских технологических компаний, возглавляемых либертарианцами, т. е. сторонниками антимонопольного анархо-капитализма.
Правые, напротив, стоят за консолидацию производительных сил общества и политической власти, но не во всемирном масштабе, а региональном, страновом. Строительство социализма в одной стране – это абсолютно правый тренд, как и любой "социализм с национальной спецификой". А возможен ли капитализм с национальной спецификой? Иначе говоря, не регулируемое властями социальное государство, а режим свободного рынка в отдельно взятой стране? Здесь мы уже приближаемся к идее национал-коммунизма, как бы парадоксально это ни звучало.
В связи с этом вспоминаются слова Дарьи Дугиной-Платоновой, отвечающей на вопрос по поводу экономической доктрины европейских Новых правых: "Правая политика, левая экономика". Иначе говоря, правая, национально-консолидированная политика на внешнем контуре и абсолютная экономическая свобода на внутреннем. Насколько такая модель реализуема – вопрос открытый. Однако, альтернативная формула, "левая политика, правая экономика", т. е. полная открытость и свобода на внешнем контуре и жесткая монополизация на внутреннем представляется менее адекватной, если не сказать – пугающей.
Но это все модели "старого типа", ориентированные на бесконечный рост производительности труда в предполагаемых условиях неограниченных природных и демографических ресурсов. Логика же "ковчега автаркии" диктует собственную, единственно верную формулу существования: "правая политика, правая экономика". Иначе говоря, на внешнем контуре, для удержания "ограды цветущего сада", востребована консолидированная политика национальных приоритетов, на внутреннем – плановая корпоративная экономика, подчиненная задачам оптимального управления производственными ресурсами. Как этого достичь?
Однажды профессору Игорю Острецову, одному из ведущих российских атомщиков и автору книги "Введение в философию ненасильственного развития" (2002), задали вопрос: "Каким образом можно достичь максимальной социальной гармонии, основанной на справедливом распределении ресурсов"? На что он ответил: "Самый лучший способ – в помощью компьютера. Потому что компьютер не подкупишь, не скоррумпируешь"! В наше время, в эпоху интенсивного развития IT-технологий и ИИ, такой подход представляется вполне оправданным. В самом деле, если допустить возможность беспрепятственного доступа к глобальным данным и объективной статистики, то машина способна оптимировать результаты в соответствии с поставленными задачами намного лучше любого человеческого коллектива. И главное – некого будет винить за предвзятость.
Такого рода тенденции читаются в "Технологической республике" Алекса Карпа (глава технологической компании "Палантир", обслуживающей Пентагон) – манифесте новой технократии, захватившей власть в США. Этим же путем движутся китайские товарищи. Вероятно, не избежит такой тенденции и Европа. При этом, с учетом всех перечисленных выше проблем и тенденций, идея Единой Европы как таковой должна остаться в прошлом, а формирование на западе Евразии жизнеспособного геоэкономического субъекта автаркического типа предполагает технический раскол Европы на две "империи" – северную, под руководством Лондона, в составе Северной Европы и Северной Америки (Канада, Гренландия), и южную, при лидерстве Парижа, в составе Южной Европы и Северной Африки. Еще один вариант – присоединение Северной Европы к американскому проекту.
Тут многое зависит от роли Британии, активом которой является Британское содружество наций (включая Индию с Пакистаном) и система международных офшоров, обслуживаемых лондонским Сити (финансовый округ в центре британской столицы, с особыми правами). Другой ключевой игрок с двойной лояльностью на европейском театре – Германия, традиционно связанная своими интересами с Восточной Европой, Турцией, Ближним и Дальним Востоком (Китаем прежде всего). Таким образом, Европа представляет собой территорию неопределенности, окутанную туманом экономической войны, с большим числом относительно самостоятельных (каждый – за себя) акторов. К этой ситуации может быть, до определенной степени, применима доктрина Клаузевица о стратегической неопределенности:
"Война — это область недостоверного; три четверти того, на чем строится действие в войне, лежит в тумане неопределенности. Требуется тонкая и проницательная интеллектуальная сила, чтобы в этих условиях верно оценивать факты. Обычный ум теряется здесь в догадках; нерешительность и колебания становятся свойствами его природы, и таким образом пропадает энергия действия. Но если мужественный ум и твердый характер возьмут верх над этой тьмой, если они, подобно лучу света, прорежут этот туман, если они угадают верное решение быстрее, чем другие, и с непоколебимой уверенностью пойдут к намеченной цели — тогда только можно преодолеть огромное трение войны. Это трение — единственное понятие, которое в общем отличает реальную войну от войны на бумаге. Военная машина — армия и всё, что к ней относится, — в сущности очень проста и поэтому кажется легкоуправляемой. Но следует помнить, что ни одна ее часть не состоит из цельного куска; каждая составлена из отдельных индивидов, из которых каждый сохраняет свое собственное трение во всех направлениях...
Карл фон Клаузевиц. "О войне" (книга I, глава 3)