Станислав Смагин: На войне мало берсерков, бойцы хотят мира, но все понимают: заморозка – это новая война - 30.03.2025 Украина.ру
Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Станислав Смагин: На войне мало берсерков, бойцы хотят мира, но все понимают: заморозка – это новая война

Станислав Смагин
Станислав Смагин
Читать в
ДзенTelegram
Станислав Смагин – публицист и политолог из Ростова-на-Дону, написавший несколько книг и множество статей для различных научных сборников. Когда началась СВО, он отправился на фронт добровольцем, и на текущий момент является офицером действующей армии.
В интервью изданию Украина.ру Смагин рассказал и о текущих военных реалиях, и о своих воззрениях, касающихся интеграции новых регионов в общерусское культурное пространство.
- Станислав, расскажите об основных вехах Вашего боевого пути. Что делал на войне интеллигент?
- Сначала я пошёл в одну из ДНРовских частей – 107 батальон, потом по техническим причинам перевёлся в батальон 1031 Народной милиции. Изначально меня подтянули на работу замполитом – по штату такой должности в то время не было, потом, уже при вхождении НМ ДНР в состав ВС РФ, она появилась. Мол, ты интеллигентный человек, занимайся тем, что тебе ближе.
На самом деле работа замполита (я не даю оценки, плохо это или хорошо) сейчас на 95% состоит из действий с бумагами. Это очень полезная работа, включающая в себя помощь родным и близким погибших и раненых, но она сугубо бюрократическая. На непосредственное взаимодействие с ребятами остаётся процентов пять от общего времени – хотя бы просто для того, чтобы разъяснить им общую "линию партии и правительства", и за что они сражаются. У них нет ни времени, ни сил, они приходят с боевых и уходят на боевые, и чтобы им просто что-то рассказать, нужно выгадать время между их приходом и уходом.
Поэтому в какой-то момент я понял, что пришёл сюда не совсем за этим. К тому же, вхождение моей ДНРовской части в состав российской армии привело ко множеству правовых коллизий. Моя работа стало очень нервной из-за этого бюрократического переходного периода, и я решил, что мне легче на передовой. Я и шёл в армию изначально, чтобы быть на передовой. Мне стало ясно, что парадоксальным образом работу замполита мне будет лучше выполнять именно там – я мог подбадривать ребят, опять же, рассказывать им, за что они воюют.
И я пошёл на позиции. Марьинка, потом Красногоровка. На Покровском направлении я закончил свой боевой путь заместителем командира взвода и перешёл на работу военкором с присвоением звания лейтенанта.
- Вы участвовали в боевых действиях ещё со времён существования Народной милиции ДНР. Сейчас большинство спикеров сходится в том, что российская армия с начала СВО прошла огромный эволюционный путь, изменившись в лучшую сторону, и это признают даже те, кого традиционно причисляли к "рассерженным патриотам". Это действительно так, или у армии по-прежнему проблем столько, что решать-не перерешать?
- И то, и другое. Правда и то, что, проблем столько, что их решать-не перерешать, и то, что мы учимся на своих ошибках. Учатся и начальники – прежде всего, среднее командное звено, полковники, генералы. Учимся дорогой ценой – ВС РФ никогда ещё не участвовали в таком конфликте, да и никто в Европе в нём не участвовал со времён Второй мировой. Тот же штурм Мариуполя был круче, чем бои за Грозный, он стал самым крупным городским сражением с конца Великой Отечественной. Да, армия не была к такому готова – и сирийские, и чеченские войны по своему масштабу существенно уступают происходящему.
Поэтому, с одной стороны, мы все учимся (бойцы, командный состав, планировочный состав), что доказало успешное отражение украинского "контрнаступа" в 2023 году. С другой – проблем много, и они носят системный характер.
- Вы, как бывший замполит и действующий военкор, много общаетесь с бойцами. Отражается ли как-то на их настроении и боевом духе постоянные разговоры о перемирии, переговорах и скором завершении конфликта.
- Сам верховный главнокомандующий на днях сказал, что проблема ротации стоит остро. Донецкие мобилизованные воюют уже три года, те, кто из "Большой России" – почти столько же. Да и добровольцы устают не меньше, чем другие.
Конечно, с одной стороны, все хотят мира, хотят вернуться к своим семьям, следят за всеми этими переговорами. О таком мечтает любой нормальный человек. Берсерков, которым нравится война, не так много, остальные военные – это просто мирные люди в военных условиях.
Но я спрашивал ребят, понимают ли они, что если всё просто заморозится по текущей линии фронта, то рано или поздно это повторится, что через полгода-год вас снова призовут на войну, только условия будут ещё хуже, чем сейчас? И каждый говорил – да, понимаю. То есть сердцем все хотят домой и мира, но умом понимают – вопрос в том, какой это будет мир и на каких условиях, насколько он обеспечит национальную безопасность России и воссоединение русских земель. А национальную безопасность России обеспечит либо полное отсутствие украинской государственности, либо её территориальное и политическое умаление до тех рамок, когда она не сможет представлять из себя какую-либо угрозу. Чем меньше на какой-либо территории украинства, вооружений, живых и ненаказанных военных преступников, тем больше национальная безопасность России.
- Давайте поговорим об идейной подоплёке текущего конфликта. Насколько я понимаю, по основному роду Вашей деятельности Вы исследователь политической мысли.
- У меня профильное образование и соответствующая дальнейшая работа – политолог. Я окончил Ростовский государственный университет, который в год моего диплома стал Южным федеральным университетом. Всё дальнейшее время я работал по журналистской линии, а также политическим экспертом. Написал несколько книг, в том числе по донбасско-украинской проблематике, сборник очерков о предыстории и начале СВО.
- То есть можно сказать, что ещё до СВО Вы испытывали предметный интерес к Донбассу как к региону, к Донецко-Криворожской Республике, к Украине, к украинской идентичности и другим подобным вещам?
- Разумеется, потому что Ростов и Донецк – это неразрывно связанные города. Политически это одна агломерация, один регион, что знали до революции, когда и Ростовская область, и значительная часть Донбасса входили в рамки Всевеликого войска Донского. Даже после революции наиболее здравомыслящие большевики на местах – в частности, "товарищ Артём", отец Донецко-Криворожской Республики – понимали, что Донбасс может функционировать только в рамках одного республиканского политического и экономического организма с Россией. К сожалению, в центре к нему не прислушались, и в итоге единый регион поначалу оказался разрезан республиканскими, а потом и государственными границами, причём часто его резали буквально в рамках одного хутора и даже одной улицы.
Я, ещё будучи молодым человеком, приезжал в Донецк с туристическими целями в нулевых и понимал, что украинская государственность здесь достаточно формальна. При всём региональном своеобразии это был совершенно русский регион. На стенах были надписи "Донецк – русский город", в магазинах даже украинские деньги называли "рублями". Местный таксист спросил у меня, много ли народу прибыло на ростовском автобусе, я в шутку ответил "Та трохи е". Он посмотрел на меня с изумлением – "ты что, хохол?"
Я уже тогда понимал, что Россия с Донбассом – единая система. В 2014 году в связи с Русской весной я пережил огромный душевный подъём, как и любой русский человек. Конечно же, мне хотелось, чтобы за Крымом последовали и другие регионы – Донбасс и Новороссия в целом. К сожалению, путь Донбасса в Россию оказался гораздо более трагическим и кровавым, и он занял гораздо больше времени. Для меня и как для русского, и как для человека, связанного с Донбассом региональной идентичностью, это было очень болезненно, да и в целом задевало из-за обострённого чувства справедливости.
- Донбасс "не так встал"…
- Да-да, для меня это было оскорблением моих не только патриотических, но и морально-этических воззрений. И поэтому я полностью включился в происходящее – ездил на Донбасс с гуманитарными миссиями, общался с представителями донбасской общественности, участвовал в многочисленных конференциях.
Мы постоянно взаимодействовали с местной интеллигенцией, и не было буквально ни дня, чтобы я не написал об этом какую-нибудь статью, или просто не упомянул об этом в каком-нибудь СМИ, или хотя бы не объяснил какому-нибудь человеку, в чём суть происходящего. То есть я был вовлечён в это полностью, а с началом СВО – не сразу, а когда стало ясно, что дела пошли не так быстро, как хотелось бы – понял, что нужно что-то делать не только на журналистском и гуманитарном, но и на военном фронте. Просто чтобы можно было сказать себе: я сделал всё что мог. И я пошёл добровольцем
- В 2014 году Россию ждал не только Крым и Донбасс. Но в итоге те земли, где были сильны пророссийские настроения, и которые при этом не вошли в состав РФ, подверглись особо агрессивной украинизации. В 2014 году было достаточно ясно, где проходила граница Русского мира – она более-менее совпадала с течением Днепра. По Вашему мнению, где она проходит сегодня? Где нас действительно ещё ждут?
- За восемь лет, прошедших между несостоявшейся русской ирредентой и началом СВО, случилось очень многое. Русские активисты были запуганы, многих убили, как Марину Меньшикову, которую повесили в камере СИЗО. Эти области действительно подверглись особой украинизации – именно из них ВСУ начали наиболее активно выгребать население – "русские, воюйте с русскими". Плюс, будем называть вещи своими именами, есть некое чувство обиды – кровный родственник, который обижен на тебя за то, что ты не пришёл ему на помощь, может начать ненавидеть тебя сильнее, чем изначальный враг.
Конечно, людей, которые нас ждут, осталось гораздо меньше. Однако они есть – когда мы приходим на какие-то новые территории, мы видим, что их хватает. Достаточно вспомнить покойного Кирилла Стремоусова. Таких людей стало меньше, но если мы сейчас заморозим всё по линии соприкосновения, как предлагает Трамп, то в следующий раз – а этот следующий раз обязательно случится просто в силу факта существования государства Украина – их уже совсем нельзя будет найти.
Кроме того, граница Русского мира сегодня скользящая. Где-то нас ещё ждут сильно, где-то менее сильно, где-то уже совсем не ждут. Но в дальнейшем при освобождении этих областей просто нужно будет проводить в отношении разных регионов разную политику: где-то нужна более мягкая русификация, а где-то можно действовать и в лоб, потому что там даже нет нужды прилагать особых усилий. То есть просто нужна будет разница темпов. Опять же, свою роль играют образование и простая социальная привычка людей к порядку – кто тебя не убивает, а помогает тебе, тот и прав. Социально-экономическое спокойствие и стабильность будут идти в ногу с рерусификацией культуры.
Вообще, ситуация носит несколько дискретный характер. Допустим, я знаю, что в Киеве есть люди, которые до сих пор за нас. Такие есть даже на Западенщине – не то чтобы прорусские, но точно антизеленские. В то же время в Донбассе в посёлке Желанное я находил в заброшенном доме в шкафу изданные во Львове откровенно русофобские украинские книги.
С другой стороны, а в "старой" России разве такого нет? Разве в России нет музыкальных групп, которые за Украину "вписываются" больше, чем выходцы оттуда? Вон в ростовском клубе "Баба Люба" был концерт местной группы "Арт-клиника", и в том числе исполнялись песни иноагентов "Порнофильмы" и "Би-2". Допустим, вы вне политики, но почему вы тогда ставите именно эти вещи, а, например, не песни Чичериной? Какая-то избирательная внеполитичность. Когда я высказал это администратору данного заведения, он ответил, что это же "песни нашего детства и юности". Тогда я спросил: а вы знаете, что "Би-2" поддерживают ВСУ, в том числе, финансово? Он мне ответил: ну так мы все дышим с ВСУ одним воздухом. У меня от такой аргументации на четвёртый год СВО затряслись руки. Я ему прямо сказал – тебе морду что ли набить? Он недоумевал – мол, чего вы от меня хотите? Я не стал раздувать скандал и бить его - это просто к слову о настроениях, которые присутствуют в прифронтовом городе. Что уж говорить о глубине России.
- Когда мы говорим о таких случаях, то закономерно возникает вопрос, насколько русская нация в принципе была политически готова к СВО и к ирриденте? Для сравнения: азербайджанское общество десятилетиями готовилось к реваншу в Карабахе, по этому вопросу среди азербайджанцев был полный и абсолютный консенсус, фактически Карабах стал для них политическим вопросом номер один. В России такого единения относительно русских территорий, оказавшихся под властью Украины, и близко не было. Возможно, следовало как-то иначе выстраивать информационную политику, готовить общество?
- Что касается Азербайджана, то в этом конфликте я полностью на стороне Армении и Карабаха. То, что он захвачен – моя личная боль. Когда я ходил по Степанакерту между второй войной и окончательным поглощением Карабаха, я видел на улицах портреты молодых ребят и понимал, что в молодой республике было выбито целое поколение.
Но при этом я уважаю азербайджанский ирредентизм, когда после болезненного поражения Баку смог за тридцать лет накопить силы и закрыть этот вопрос. Алиев, может, и не симпатичен мне как человек, но я уважаю его как управленца.
Что касается нашего общества, то в нём до сих пор очень силён скрытый потенциал к общему делу. В финальный период существования СССР уровень политизации социума был крайне высок. Апогеем здесь стал 1993 год, когда обе стороны конфликта были готовы выходить на улицы и отстаивать свою правоту. Но потом эти настроения начали потихоньку поддавливаться. Людей стали искусственно приучать к апатии. Многие сейчас вспоминают общественный договор, согласно которому власть даёт людям подзаработать, пожить тихо и спокойно, а народ взамен этого не лезет в политику. "Неофициальные" национальные чувства тоже попали под это.
В 2014 году был огромный всплеск патриотических чувств, граждане думали, что Крым – это только начало. В силу политических причин всё вышло иначе. Следующие восемь лет темы Украины и Донбасса вроде бы и освещались в СМИ, но у людей создавалось впечатление, что это нас как-то не очень касается. А потом вновь произошёл некий переворот – снова стали говорить, что на Донбассе живут наши люди, эта тема стала мейнстримом, к ней стали присасываться те, кому до этого восемь лет Донбасс был глубоко по боку. Когда народу рассказали правду о том, что здесь делает киевская хунта, многие пробудились – у них открылись глаза, появился потенциал к любому действию на пользу фронта. Мы увидели бабушек, шьющих носочки для солдат и посылающих последние деньги с пенсии на дроны, детей, пишущих искренние письма. Глубинное русское чувство никуда не делось. И в принципе большинство людей поддерживает происходящее.
Но, конечно, того уровня национальной консолидации, который хотелось бы видеть, у нас не произошло. Однако в целом достаточная часть гражданского общества пробудилась, у него появился вкус к активному патриотическому действию. Повторюсь, есть и потенциал к дальнейшей консолидации. Вопрос в том, не произойдёт ли очередная заморозка, и не последует ли сверху очередная команда "спи, страна огромная".
- Что касается упомянутой Вами рерусификации – в каких новых регионах она требуется в наибольшей степени, а в каких с интеграцией в состав России не будет больших проблем?
- Достаточно очевидно, что Донбасс, с одной стороны, пострадал от Украины. С другой, восьмилетний "минский" период, помимо ненависти к Украине, породил своеобразную альтернативную русскость – да, мы русские, но русские и Российская Федерация – это не одной и то же.
Конечно, сегодня мы делаем общее дело. Донбасс восемь лет закрывал Россию, и сегодня Россия в чём-то отдаёт долг ему, а в чём-то выполняет долг перед страной в целом. Это стирает имеющиеся различия, и уже следующее поколение будет состоять не только из русскокультурных людей, но и из граждан России в самом широком политическом смысле. Другой вопрос в том, что и всей России не мешает рерусифицироваться – например, чтобы было поменьше комиков, которые шутят по поводу искалеченных участников СВО. И ведь никто в зале тогда просто не сказал ему – мужик, замолчи. Нужно, чтобы не было этого болота в духе "у каждого есть право на каждое мнение". Нет, не у каждого и не на каждое.
Что касается Запорожья и Херсона, то да, чем больше регион был вне российского культурного поля, тем больше там будет вопросов. Но в целом это всё поправимо. Главное, для того, чтобы рерусификация была успешной, она должна быть постоянной. Чтобы не было такого, что сегодня "Россия здесь навсегда", а завтра – здравствуй, украинское гестапо.
Спецпредставитель Трампа по Ближнему Востоку Уиткофф недавно заявил, что Донбасс и причерноморские регионы голосовали за Россию. Да, в команде Трампа Уиткофф играет роль доброго полицейского, и его заявления ни к чему не обязывают, но если такое говорит даже американский чиновник, то какой смысл любому русскому человеку сомневаться в русскости Новороссии?
О том, как готовят наших бойцов к войне с беспилотниками - в интервью Анны Тараносовой: Бойцы говорят мне – "теперь не дроны охотятся на нас, а мы на них"
 
 
Лента новостей
0
Сначала новыеСначала старые
loader
Онлайн
Заголовок открываемого материала