Ливонская война 1558-1583 годов началась с того, что «уважаемые европейские партнёры» Москвы решили не исполнять ранее взятые на себя обязательства. Во-первых, Ливонский орден отказался платить так называемую «юрьевскую дань». Она была установлена мирным договором ещё от 1481 года, после того, когда в ответ на попытку ливонцев захватить Изборск и Псков, русские войска заняли Юрьев (ныне Тарту в Эстонии).
В 1503 году Великий князь Московский Иван III заключил с Ливонской конфедерацией перемирие на шесть лет, в дальнейшем продливавшееся на тех же условиях в 1509, 1514, 1521, 1531 и 1534 годах с неизменным упоминанием о «юрьевской дани».
Во время переговоров в 1554 году уже Царь Иван IV потребовал возврата недоимок, а также отказа Ливонской конфедерации от военных союзов с Великим княжеством Литовским и Швецией, что было зафиксировано в документах о продолжении перемирия.
Первая выплата долга должна была состояться в 1557 году, однако Ливонская конфедерация на переговорах в феврале того года потребовала отменить уплату «юрьевской дани», что было отвергнуто царём.
В декабре 1557 года в Москву явилось новое посольство ливонцев, достигнув соглашения об оплате долга в размере 30 тысяч венгерских золотых, или 45 тысяч талеров, или 18 тысяч рублей, а в дальнейшем — об уплате одной тысячи венгерских золотых ежегодно.
Однако и эти обязательства ливонцы не выполнили.
Кроме того, в сентябре 1557 года Ливонская конфедерация подписала с Великим княжеством Литовским так называемые «Позвольские соглашения», среди которых был и договор об оборонительно-наступательном союзе, направленном против Москвы.
Среди российских историков до сих пор продолжается дискуссия, стали ли эти соглашения casus belli. Однако доктор исторических наук Виталий Пенской отмечает, что это не так уж и важно. По его мнению, «Позвольские соглашения» как причина Ливонской войны шли в комплексе с другими, такими как открытое вмешательство Польши и Литвы в ливонские дела, упомянутая невыплата ливонцами «юрьевской дани» и усиление блокады Русского государства со стороны Ливонии, которая не пропускала корабли в порт Ивангорода на реке Нарва.
Русские войска вступили на территорию Ливонии в январе 1558 года, и на протяжении трёх с лишним лет боевые действия там продолжались с переменным успехом. Очень быстро в войну втянулось Великое княжество Литовское, которое также претендовало на всю Ливонию. Кульминацией первого этапа Ливонской войны стала осада литовскими войсками крепости Тарваст (ныне Тарвасту в Эстонии) в июле-августе 1561 года.
Великий гетман литовский Николай Радзивилл убедил воевод Кропоткина, Путятина и Трусова сдать город, поклявшись отпустить вверенный им русский гарнизон. Но клятве изменил.
Участник осады и штурма Тарваста ротмистр Гваньини отмечал, что литовцы некоторых московитов взяли в плен, а некоторых перебили, при этом штурмующие, ворвавшись в замок, вели себя подобно татарам, разорив его дотла и не став восстанавливать разрушенные во время осады укрепления Тарваста.
Однако подавляющее большинство европейцев остались в уверенности, что в Ливонии неподобающим образом вели себя именно русские, а сами ливонцы, а также литовцы, поляки и шведы лишь «защищали христиан», под которыми подразумевались исключительно католики и протестанты.
Так, осенью 1561 года в Нюрнберге достаточно большим тиражом была напечатана гравюра Георга Бресслейна (Georg Bresslein) под названием «Зверства русских в Ливонии». На ней были изображены три повешенные на дереве обнажённые женщины, в которых стреляют из луков военные в русской и татарской одежде. Под деревом же находились тела убитых детей.
Гравюра была снабжена подписью:
«Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Попутно показано, в чем заключается большая опасность и нужда лифляндцев. Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано».
В ноябре 1561 года великий князь Литовский и король Польский Сигизмунд II Август подписал с Готхардом Кетлером, ландмейстером Тевтонского ордена в Ливонии, так называемую «Виленскую унию», ознаменовавшую распад Ливонской конфедерации.
В соответствии с этим документом, на части земель Ливонского ордена образовывалось светское государство — Герцогство Курляндское и Семигальское во главе с Кетлером в качестве герцога, который признавал себя вассалом Великого княжества Литовского, а остальная, большая часть территории Ливонии, напрямую отходила Великому княжеству Литовскому.
Северная часть Ливонии с центром в Ревеле (ныне Таллин) к тому времени уже перешла под власть Швеции.
Произошедший раздел Ливонии лишь углубил взаимные противоречия между Великим княжеством Литовским, Швецией и Русским государством.
Проведённые в начале 1562 года русско-литовские переговоры к заключению перемирия не привели. Более того, Сигизмунд Август вёл переговоры с крымским ханом Девлетом I Гиреем, чтобы тот осенью-зимой 1562 года вторгся в земли Русского царства. Всем этим реализация русских претензий на Ливонию была поставлена под сомнение. Разрешить все противоречия и неопределённость в вопросе принадлежности Ливонии мог решающий военный успех.
Выбор Полоцка как объекта такого решающего удара вполне очевиден.
Полоцк в XVI веке был крупнейшим и богатейшим городом Великого княжества Литовского, здесь русская армия могла рассчитывать на огромную добычу.
Кроме того, взятие Полоцка давало целый ряд тактических преимуществ. Полоцк нависал над южным флангом группировки русских войск в Ливонии и создавал угрозу отсечения их от внутренних районов Русского государства. При установлении контроля над Полоцком и течением Западной Двины Русское государство получило бы возможность для прямого сообщения с Ливонией из Смоленска по удобному речному пути.
Потеря Полоцка Великим княжеством Литовским создавала непосредственную опасность для Вильны. Помимо военно-стратегической составляющей, Полоцкая земля наряду с Киевом издревле считалась Рюриковичами одной из своих главных вотчин, отторгнутых Литвой.
Русской армией числом более 30 тысяч человек командовал лично Царь Иван IV. Полоцк был взят в осаду 30 января 1563 года, а уже 15 февраля город капитулировал. При этом армия Великого княжества Литовского под командованием Николая Радзивилла, которая насчитывала не более 3 тысяч человек, помочь защитникам Полоцка не пыталась, а после падения города отступила к Вильно, ожидая продвижения русских войск в направлении столицы Литвы.
Три дня спустя Иван Грозный вступил в покоренный город.
На побежденных посыпались милости и опалы. Так, польскому гарнизону из почти 500 человек был обеспечен почётный свободный отход с развёрнутыми знамёнами. Более того, командиры-ротмистры получили богатые дары в виде соболиных шуб, подшитых драгоценными тканями. По-видимому, поляки в глазах Ивана были всего лишь врагами, честно служившими своему государю, в то время как литовцы, подобно ливонцам, стали изменниками, поднявшими руку на своего вотчинника.
Репрессии не коснулись городских жителей православного вероисповедания — а именно они составляли большинство населения Полоцка.
Не трогали и большинство католиков, хотя, по ходившим в Литве слухам, вошедший в Полоцк отряд служилых татар вырезал попавшихся им под руку монахов-бернардинцев.
Некоторые русские летописи, а также польский хронист Мацей Стрыйковский и его компиляторы сообщают, что еврейскому населению города под страхом смерти было приказано креститься в православие, а не согласившиеся были утоплены в Западной Двине. Но так ли это было на самом деле, неизвестно.
Некоторая часть горожан, в первую очередь высшие литовские сановники-католики, была уведена в Москву в плен, их выкупили и обменяли в 1566-1567 годах. Немецкий авантюрист Генрих Штаден, позже ставший опричником, писал, что часть из полоцких пленников была продана в рабство в Персию и другие мусульманские страны, но подтверждений этому нет.
В Великом княжестве Литовском и Польском королевстве были потрясены падением Полоцка.
Сейм, который в те дни проходил в Пётркове, был прекращён после известий о взятии города. Сигизмунд Август немедля сообщил Николаю Радзивиллу о своём возвращении в Великое княжество Литовское для организации обороны и приказал не вступать в прямой бой с русскими войсками, а в конце февраля между Россией и Литвой было заключено перемирие.
Но куда интереснее наблюдать за реакцией на взятие Полоцка в Западной Европе.
В Аугсбурге, Любеке, Нюрнберге, Праге и других городах Священной Римской империи вышло более десятка «летучих листков», посвящённых событиям в Полоцке. Первые листки были изданы в Нюрнберге Николасом Кнорром, один был озаглавлен «Краткий документ и описание огромного и могущественного похода Московита на Полоцк в Литве 31 января данного 63 года», другой — «Правдивое описание, как большой торговый город Полоцк, принадлежавший Литве, завоеван и захвачен Московитом 15 февраля нынешнего 63 года».
Оба они ссылались на некое анонимное письмо из Вильно.
Тексты обоих листков связаны между собой. Анонимный автор призывает о помощи польского короля и уже традиционно сравнивает русское завоевание с бедствиями, которые приносят «христианскому миру» турки. В конце второго текста стоит дата — 9 марта 1563 года, и она хорошо демонстрирует скорость распространения информации.
15 февраля, как пишет автор листка, сдан Полоцк. То есть в течение трёх недель новость об этом достигла Нюрнберга, была оценена, кто-то написал об этом специальный текст и передал его в типографию. Сроки неплохие для Нового времени, отмечает крупнейший специалист по Ливонской войне, историк Александр Филюшкин в статье «Европейская пропаганда о взятии Полоцка в 1563 году».
Сочинение автора, скрывающегося за именем Иоанн Рейнхард из Гравингеллиуса (Johann Reinhardus Grawingellius), было издано в 1563-м в Нюрнберге также Николасом Кнорром. Иоганн пишет, что свой текст он сочинил в Кенигсберге. Примечательно, что этот «Жалобный плач города Полоцка» был написан… в стихах и был адресован Эрфуртскому коллегиуму монахов-августинцев.
Полоцк назван «высокородным купеческим городом», подчёркнуто, что он расположен в Литве, которая «находится рядом с Пруссией». Тем самым обозначался вектор близости Литвы к германскому миру, столь важный для читателей из Нюрнберга и Эрфурта.
Придуманные и запущенные в производство германскими издателями листки о Ливонской войне начали свой путь по странам Европы в мультиязычных версиях. Кроме немецких, появились тексты на чешском и на латыни — «Удивительный и незабываемый рассказ о походе Московитов…», причем было прямо указано, что это перевод с немецкого. Последний был издан в нескольких вариантах в северофранцузском городе Дуэ.
Листок сообщал о взятии города, злодействах над мужчинами, женщинами, девственницами и детьми, рисует толпу голых пленных женщин и т. д., описывает масштабы военной угрозы Польше со стороны Московии, сотни тысяч воинов, сражавшихся под городом. Московиты объявлены врагами Священной Римской империи, и нужны решительные действия, чтобы выжечь эту язву, угрожающую христианам.
Примечательно, что современники не ожидали от русской армии способности к ведению столь успешных боевых действий. Поэтому возникали самые экзотические объяснения невиданных побед русских.
Так, некий итальянский аноним ХVI века виновниками поражения литовцев называл… английских и немецких пушкарей, служивших московитам. Мол, именно они своим огнем зажгли город и принудили его к сдаче. При этом размеры армии Ивана Грозного сильно преувеличивались.
Так, итальянский подданный этрурского князя Космо I написал о том, что войско Ивана IV якобы насчитывало 200 тысяч человек. Такая же цифра содержится в рукописной газете, хранившейся в архиве каноника мюнстерского собора в Цюрихе Йоганна Якоба Вика. В немецких «летучих листках» упоминаются цифры 200, 260 и даже 300 тысяч человек — то есть в десять раз больше, чем было в действительности.
Рукописная газета из архива Йоганна Вика так говорит об Иване IV: «Он убил много наших, многих полонил, спалил, утопил, выслал и обращался с ними совсем не по-христиански».
При этом число жертв в Полоцке росло от сочинения к сочинению.
Так, «Правдивая и страшная газета про ужасного врага Московита» 1563 года повествует, что при штурме было вырезано 20 тысяч горожан, в особенности женщин, девушек и детей, а 60 тысяч было уведено в плен.
В письме анонима из Кракова, хранящемся во Флорентийском архиве Медичи, говорится о 16 тысячах полочан, павших при штурме, и 60 тысячах вырезанных жителей в самом городе и его окрестностях после сдачи.
Итальянский аноним пишет, что в городе укрывалось 60 тысяч человек, из которых многие были перебиты как скот, другим выкалывали глаза, и кто пережил эти издевательства и пытки, остались в московском плену безо всякой надежды на выкуп.
Цифры в 20-70 тысяч жертв в Полоцке фигурируют и в других немецких «летучих листках», а в ряде сочинений утверждалось, что Иван Грозный «город целиком и полностью сжег до основания и 20 тысяч человек предал мучительной смерти на крючьях и виселицах».
При этом при штурме Полоцк, конечно, пострадал от артиллерийского огня, но вовсе не был сожжен дотла. Но самое главное: число населения Полоцка на момент штурма не превышало 12 тысяч человек!
Взятие Полоцка получило отражение и в другом западноевропейском нарративе.
В сатирической песне, сочиненной в 1563 году Гансом Газентутером, позиция Ганзейских городов, продолжающих наживаться на торговле с московитами несмотря на гибель Ливонии, была сравнена с грехом Иуды.
В самой же Ливонии судьбу Полоцка восприняли сочувственно и в то же время с некоторым пониманием. Как писал ливонский хронист Бальтазар Рюссов, «эту потерю наследственных земель и городов король польский должен был претерпеть из-за принятой Ливонии; потому что, приняв Ливонию, он должен был также делить и переносить ее наказания и муки».
Как отмечает Александр Филюшкин, центром сочинения и издания «летучих листков» был Нюрнберг, но «эстафету» подхватили и другие немецкие города, а также французские, чешские и т. д. Листки выходили на нескольких языках, чтобы подчеркнуть: война с Россией — это уже дело не только Ливонии и германского мира, а всего «христианского мира», Европы.
Кроме того, в «полоцком комплексе» «летучих листков» происходит явный рост информативности. Европейский читатель ждал новостей с восточных границ «христианского мира» — но информации не любой, а именно той, которую хотел услышать, которая легко укладывалась в картину мира. Причем дискурсы этой картины мира были заданы европейскими дискурсами.
«Что же такое, если обобщать, падение Полоцка в 1563 году глазами европейца? На благополучный торговый город нападает несметная орда варваров с Востока, бесчинствует, грабит, убивает, прежде всего, женщин и детей и т. д. Власти либо вообще бездействуют, либо действуют вяло, нерешительно и не могут защитить Полоцк. Как все это похоже на окраины Священной Римской империи, на её торговые города, подвергающиеся турецкой агрессии при бессилии, но громких и "правильных" заявлениях императора!» — пишет историк.
Таким образом, при всём соблюдении атрибутов информативности (ссылки на свидетелей, на авторство сообщений конкретных лиц, на реальные и выдуманные документы, письма) уровень достоверности упомянутых «летучих листков» невелик.
События в них моделируются и подгоняются под шаблоны (огромные армии, воины в европейских доспехах, штурмующие стены европейского города и т. д.), искажаются и сочиняются в соответствии с авторскими замыслом и пропагандистскими задачами.
То есть и 460 лет назад по отношению к действиям России в Полоцке западные пропагандисты вели себя точно так же, как ныне по отношению к российской военной операции на Украине.
Формируемое таким образом общественное мнение европейцев влияло и на политику. В 1570 г. императором Максимилианом II в г. Шпейер был созван рейхстаг, на котором присутствовали делегации от германских земель, втянутых в конфликт (представители ордена, ганзейских городов, герцога прусского, Дании), а также послы Польши.
По словам русского историка Георгия Форстена «представители от администратора прусского ордена указывали», что «долг имперских князей и самого императора принять участие в судьбе Ливонии и настоять на удалении из нее всех иноземных войск».
В свою очередь «польские послы добились на рейхстаге отдельной аудиенции у императора и в сильных выражениях представили полную ужаса картину московского господства в Ливонии». Помимо прочего поляки добивались экономической блокады России и призывали к солидарности все немецкие земли. По словам послов, «…сношения иностранных государей с Москвою только усиливают этих варваров московитов…; пусть все имперские князья вникнут в эти обстоятельства, и они увидят, какая опасность грозит всей Германской империи. Ливонские события — это общее дело всех государей; они поэтому должны общими усилиями добиться прекращения торговых сношений с русскими Любека и др. городов».
