Ранее переговоры России и Украины прошли в Гомельской области на белорусско-украинской границе. Глава российской делегации Владимир Мединский заявил, что стороны нашли некоторые точки, по которым можно прогнозировать общие позиции, но проконсультируются по переговорным позициям с руководителями стран. Он добавил, что следующий раунд переговоров пройдет на белорусско-польской границе в ближайшие дни.
- Олег, как дальше будут дальше проходить эти переговоры на фоне непрекращающейся военной операции?
— Я совершенно не верю, что украинская сторона может пойти на конструктивные договоренности. Эти переговоры будут очень похожи на Минский процесс. Будут маленькие подвижки по каким-то непринципиальным вопросам, иногда могут звучать какие-то обещания, но никаких реальных действий не будет.
Задача украинской делегации здесь позерская. Им надо продемонстрировать, что они ничем принципиально не поступаются, но открыты к мирным инициативам. Они ее и будут выполнять по мере возможностей. Их задача просто участвовать в переговорах, а не для того, чтобы добиться новой системы сосуществования.
Поэтому в значимые результаты переговоров я на данном этапе не верю.
- А мы тогда зачем в этих переговорах участвуем?
— Это тот случай, когда переговоры нужны ради самих переговоров. Если Россия откажет Украине в этих переговорах, то весь мир будет упрекать ее в том, что она не захотела пойти на контакт с противоположной стороной и не дала ей возможности завершить конфликт миром. Поэтому Россия должна участвовать в переговорах, но она не должна верить в то, что с украинцами сейчас можно о чем-либо договориться.
- А раз мы соглашаемся на переговоры, Запад преподносит это так, что у России проблемы с военной операцией и Россия не справляется «с героическим сопротивлением украинцам». Насколько мы к этому готовы в информационном плане?
— У нас много проблем в плане информационной войны. Эта проблема как раз далеко не основная. Какое бы решение Россия не приняла, в информационной войне его всегда можно обернуть в свою пользу. Участвует в переговорах — значит слаба, не участвует — идет по трупам, не считаясь ни с чем, и отвергает протянутую ей руку мирных инициатив.
Поэтому задача России — добиваться выполнения поставленных целей. А в переговорах так или иначе надо участвовать, раз та сторона проявляет в этом заинтересованность. Но возлагать на эти переговоры большие надежды явно не стоит. До тех пор, пока не будет очевидно уже состоявшееся ее тотальное поражение Украины, договариваться с ней не стоит.
Более того, даже потерпев поражение, Украина будет уходить от каких-либо договоренностей. Договариваться нужно будет с ее западными покровителями, а не с ней. Украина в таких решениях не самостоятельна.
- Можем ли мы решать вопросы Украины не с Зеленским? Или это не получится, поскольку он формально остается президентом?
— Зеленский формально контролирует абсолютно большую часть территории Украины. Более того, даже когда он будет контролировать меньшую ее часть, он все равно останется легитимно избранным президентом. Мы сами признавали его в этом статусе. Мы же не заявляли о непризнании выборов. Так что если вести переговоры с той стороной, то только с ним. Больше не с кем. Если же на Украине произойдет переворот, то решать вопрос надо будет с тем, кто захватил власть. Но я сомневаюсь, что в ближайшее время может такое произойти.
- Было бы лучше, если бы мы начали подобную операцию в 2014-2015 годах?
— Да. Я считаю, что в 2014 году были упущены огромные возможности. Более того, в 2014 году можно было бы решить все вопросы без крупной военной операции просто через четкую позицию Кремля по утверждению проекта Новороссии, соответствующие сигналы, управленческо-экономическую поддержку Юго-Востока и высылку спецназа в помощь той элите, которая бы реализовывала этот проект.
Проблема в том, что те структуры идентичности, которые делают из граждан Украины русофобов, под воздействием военной операции только укрепляются, а не ломаются. Сейчас проблем еще больше, потому что за военной операцией должна следовать денацификация в гуманитарной сфере. Как ее проводить совершенно непонятно, это будет долгий масштабный процесс. В 2014 году этого бы не потребовалось, там была проблема лишь с Западной Украиной.
- Денацификация Германии прошла относительно быстро и успешно. Применим ли этот опыт сейчас?
— Дело в том, что термин «денацификация» в отношении Украины довольно условен. Именно нацистов на Украине не так много. Движение «Азов» — это сознательные нацисты. Те же самые бандеровцы — это классические украинские националисты, которые не являются сторонниками построения многонародной империей с расовой иерархией общества, как того хотели нацисты. Бандеровцы же не занимаются разработкой подобной модели будущего.
Когда мы говорим о денацификации на Украине, мы проводим аналогии с той политикой, которую проводили западные страны в отношении немецкого населения после войны. Но Украина — это очень своеобразный случай. После войны немцам не приходилось объяснять, что они не немцы, а кто-то другой, потому что немецкая идентичность не была основана на нацизме.
А украинская идентичность как раз основана на той идеологии, которую в России принято называть «украинским нацизмом» или «украинством». Это крайне правая идеология и она довольно страшна, потому что она подразумевает проведение этноцида населения, на которое она претендует как на костяк нации. До появления идеологии украинства не было массовой украинской идентичности. Она была сформирована в 20 веке именно на основе этой идеологии.
Я даже не уверен, что наше общество понимает сущность этих задач. В нас еще преобладает вера, что возможно какое-то братско-славянское украинство, которое должно там победить, и с которым мы можем наладить отношения. Никакое братское украинство невозможно. В СССР с этим пытались что-то сделать, но так и не выдумали идеологии советского украинства, которое было бы отлично от типичного украинства. Не случайно украинская Компартия прекрасно приняла в свои ряды представителей бандеровского движения, которым пришлось только слегка скорректировать риторику.
Поэтому этот процесс огромный и очень сложный. Немцы-то увлеклись нацизмом на несколько лет, а население юго-западной Руси обрабатывается с позиции украинства гораздо больше 100 лет. Задачи масштабны и довольно тревожно даже думать о том, насколько они выполнимы.
