С 2015 все обострения носили, как правило, локальный и однодневный характер. Частичным исключением является ситуация под Авдеевкой в начале 2017 г. но и там это было локальное обострение.
Данные события, однако, не означают, что Украина будет предпринимать наступление типа Саакашвили в Цхинвале. Ее цель продолжать без конца делать мелкие провокации на 2-3 копейки, но избегать провокации на рубль или даже на полтинник. При этом в начале года складывалось впечатление, что на фоне слухов о вторжении Вооруженные силы Украины (ВСУ) стали проявлять меньшую активность.
Тем не менее и при уменьшении активности они провоцировали обычно больше, чем их противники. Это видно по данным с камер СММ ОБСЕ — например если на камере в Широкино (где с начала года было замечено больше половины боеприпасов, попавших на камеры) снаряд летит с Запада на Восток значит стреляет ВСУ, с Востока на Запад — стреляют по ВСУ.
Всего с 05.01 камеры СММ заметили 1212 боеприпасов с украинской стороны 564 со стороны их противников, принадлежность еще 24 определить затруднительно. То есть соотношение 2,1:1 в пользу Киева (типичное и для прошлого года). В последние 2 недели (с 3 февраля) оно почти — 3:1 (415 против 140 при 16 неопределенных). Т.е за долгое время ВСУ привыкли считать что массированного ответа не будет.
Однако очевидно 17.01 он последовал — ну а дальше пошла цепная реакция с задействованием все большего числа вооружений с обеих сторон.
В итоге создалась предпосылка активной артстрельбы по всему фронту в духе Первой мировой войны. Эту стрельбу можно в пропагандистских целях трактовать как артподготовку, хотя наступления ВСУ, скорее всего, всё же не будет. Но в любом случае, в силу того что у самой линии фронта на неподконтрольной Киеву территории живет гораздо больше людей чем на подконтрольной, и разрушений гражданских объектов будет со стороны Донбасса больше.
Несколько дней сохранения таких обстрелов будут иметь в итоге такой же эффект как несколько часов наступления в стиле Михаиля Саакашвили. (Объективную картину от нейтральной стороны получить будет невозможно, так как при интенсивных обстрелах наблюдатели СММ покидают горячие точки и возможно даже не смогут снимать данные со своих видеокамер).
О вероятности же качественно новой реакции России говорит употребление слова «геноцид» как ее президентом Владимиром Путиным, так и спикером Вячеславом Володиным, слова, которое ранее не использовалось ими, в том числе и в 2014 году.
Как Киев может избежать такого сценария? Очень просто — установить прямое взаимодействие с Донецком и Луганском хотя бы для обеспечения перемирия.
Но он на это не пойдет, ибо отказ от любого взаимодействия с ними это ключевое требование Запада к Украине.
При этом в ближайшие дни России надо убедиться, что Киев не идет на такое взаимодействие, что Запад его не одергивает и не призывает к прямым переговорам, что ее демонстрация вывода войск не имеет эффекта.
Скорей всего она в этом убедиться. Да, некоторые высказывания Олафа Шольца в Москве можно рассматривать как намеки Берлина на субъектность ДНР и ЛНР как участников конфликта, но это именно расплывчатые намеки, не подкрепленные поведением самой Германии на встрече четверки.
С украинской же стороны сейчас заметно прежде всего игнорирование слова «Минские соглашения», и даже там, где Владимиру Зеленскому (в интервью РБК) пришлось о них говорить — ключевого вопроса о статусе он не касался. По логике же интервью, статус и все условия Минска — это исключительно условия «деоккупации», а не желания местного населения.
Когда речь идет о качественно новом вмешательстве России, то не обязательно надо иметь в виду именно то вторжение, которым пугает Запад, но ответ — при сохранении подобной напряженности — должен быть.
При этом Россия может пытаться продавать принуждение Украины к Минску в обмен за непризнание (на настоящий момент) ДНР и ЛНР. При этом такое непризнание не исключает возможности иных форм прямого взаимодействия с ними: открытых поставок оружия, прямых контактов Кремля с их лидерами.
Ясно что признания сейчас не будет, но также ясно, что отсутствие признание будет открыто компенсироваться другими действиями.
И, наконец, последнее. Почему именно в эти дни Россия столь резко поставила вопрос Минских соглашений? Я думаю, потому что именно они являются ключом к решению всех вопросов международной безопасности, которые ставит российское руководство. Неисполнение Минских соглашений — это именно то, на что толкает Украину Запад, тем самым заставляя, пусть и косвенно, констатировать нежелание Запада, прежде всего США, идти на мирный план урегулирования геополитического конфликта.
Понимание этой логики и делает столь опасную ситуацию в Донбассе.
