— Бесспорно, российское руководство увидело положительный момент от приезда в Москву Виктории Нуланд. Президент Владимир Путин сказал, что визит Нуланд с точки зрения полезности был очень важным, поскольку это готовит дальнейшие встречи с президентом Соединённых Штатов Америки Джо Байденом. Я, честно говоря, не думаю, что встреча с Нуланд или будущие встречи с Байденом, если они состоятся, приведут к какому-либо положительному результату. Маховик запущен, и если и ожидать каких-то изменений в отношениях двух стран, сами американцы об этом говорят, то происходить они будут только после смены Владимира Путина. Грубо говоря, ждут 2024 года.
Мне думается, что визит Нуланд — это было отступление от политики наших санкций. Виктория Нуланд — это человек, который нам очень хорошо известен, она никогда не поменяет своё мнение в отношении нашей страны, напомню, это Нуланд предлагала подходить к нам с позиции силы. Введение санкций конкретно против этого человека было вполне обосновано. И никакие другие соображения в принципе не должны были бы это изменить. Мы не должны были отступать по санкциям такой знаковой фигуры.
Можно много говорить о том, существует ли в США согласованность, или её нет между дипломатическим и военным ведомством, но вот нюанс: тут же после визита Виктории Нуланд в заливе Петра Великого происходит инцидент с американцев эсминцем, который пытался войти в наши территориальные воды. О каком положительном эффекте от визита Нуланд можно говорить, если сразу после визита мы опять пробалансировали на грани возможного военного конфликта с участием судна ВМС США?
— Какую политическую задачу решали Соединённые Штаты Америки при помощи визита Виктории Нуланд в Москву?
— Я думаю, что для Соединённых Штатов Америки начало сужаться окно возможностей. Ей нужно было прозондировать позицию российского руководства по целому ряду вопросов. По Украине, например. По нашему взаимодействию с Китаем, по стратегической стабильности, скорее всего. В основе скорей всего была Украина. Соединённые Штаты Америки взяли себе клиента, который не совсем предсказуем.
И конечно, визит Нуланд решал следующий вопрос: «Каким образом в условиях жёсткой конфронтации держать связь?».
— Многих людей, которые держат руку на пульсе украинской ситуации, а особенно ситуации с Донбассом, взволновала встреча Виктории Нуланд с [заместителем руководителя администрации Президента РФ] Дмитрием Козаком. О чём говорили, к какому консенсусу пришли и когда, наконец, будет мир на Донбассе?
— Любая серьёзная, если хотите, решающая встреча должна чем-то заканчиваться. Эта встреча по определению не могла закончиться какой-то декларацией или подписанным документом, потому что такого не готовилось. Конечно, они переговорили по вопросу Донбасса и Украины. Трудно говорить о последствиях. Виктория Нуланд тоже не самостоятельна. Наверное, американцы не хотели бы сейчас военных осложнений на Донбассе, тех осложнений, которые могут возникнуть.
Вопрос в том, насколько американцы контролируют сегодняшнее руководство Украины. Очень часто можно услышать, что Владимир Зеленский — подконтрольный и управляемый президент, но это не совсем так. А что касается Донбасса, то на сегодняшний день там двухконтурный уровень контроля, если можно так сказать. Есть военные, есть добробаты, у которых своя политика по большому счёту. Плюс заявления [украинского политического и общественного деятеля] Ирины Фарион про Москву. На обострение могут сыграть факторы, которые в принципе не предусмотрены никакими соглашениями, никакими договорённостями между американским правительством и киевским режимом.
В данном случае, конечно, Нуланд хотела получить определённое заверение, что американцы в возможное обострение втянуты не будут, что если что-то и произойдёт, то не с их подачи, не с подачи администрации Байдена. Особенно учитывая состояние здоровья действующего президента Соединённых Штатов Америки и выборов, которые приближаются, а также активность республиканской партии в нажиме на администрацию. Всё это говорит о том, что американскому правительству нужны определённые гарантии, касающиеся конфронтации, которая должна находиться на прежнем уровне, что эскалации не будет. Именно в этом смысле можно рассматривать инцидент с американским эсминцем. Думаю, что могло быть заверение следующего характера: если будут происходить какие-то инциденты, то не по вине Соединённых Штатов Америки. Думаю, что Виктория Нуланд неплохо понимает, кто есть кто на Украине.
— Андрей, с каким руководством Украины Россия готова была бы начать конструктивный диалог? Дмитрий Медведев, исходя из его последней статьи, контакты с Владимиром Зеленским и его командой считает бессмысленными.
— Мне больше нравилась позиция российского руководства, которую в своё время оно занимало по отношению к [экс-президенту Грузии] Михаилу Саакашвили. Считая его неадекватным человеком, повинным в гибели российских миротворцев, нерукопожатным для России. Как долго находился у власти после этого Саакашвили? Были введены достаточно жёсткие экономические санкции. Вино и боржоми — это серьёзная номенклатура грузинского экспорта. Потеря российского рынка была один из факторов падения режима Саакашвили.
Моя точка зрения заключается в том, что Украина, в принципе, один из классических примеров failed state, несостоявшегося государства. Вот они сейчас на основе неких политических мифов хотят слепить собственную идентичность, подавляя русский язык, продвигая украинизацию, пытаясь насадить этот язык, но не тот, который близок к русскому, а тот, который внедрялся австрийцами на западной Украине. Распространить его на всю Украину.
Моя позиция по Украине вполне ясна. Я не считаю Украину состоявшимся государством. И поэтому чем быстрее это государство развалится, по большому счёту, тем это будет лучше для всех. По сути, настоящая Украина — это Киев с городками, и это наибольшее, что может сохранить Украина как государство. Ни восток Украины не стал Украиной, ни запад Украины не стал Украиной. Так, по большому счёту. Любое стремление объединить стану штыком не может быть реализовано. А нынешнее украинское руководство играет в опасную игру, которая может привести к серьёзнейшим последствиям. И я сейчас не о государственности, а о том, что могут быть человеческие жертвы. Что, собственно говоря, в Донбассе мы и видим.
