Советская Украина всегда была «более равной» среди других союзных республик. Больше позволялось разве что Грузии во времена Сталина. И я сейчас не о членстве в ООН или эскизах военной формы для «армии УССР» (последний пример благополучно умер вместе с аналогичным белорусским). Речь пойдёт о языковой политике в УССР, которая фактически и стала фундаментом для тех неонацистских экспериментов, которые начались в независимой Украине ещё в годы правления Леонида Кучмы, а в 2019 году привели к дискриминации большей части населения этой страны, говорящего на русском языке.
Итак, с началом демонтажа сталинской системы Советский Союз оказался перед необходимостью ускоренной модернизации, в частности, системы образования. На ХХ съезде КПСС в феврале 1956 года Никита Хрущёв, кроме всего прочего, подверг критике учебную и воспитательную работу общеобразовательной школы. Он отметил, что «серьёзным недостатком нашей школы является определенный отрыв обучения от жизни, недостаточная подготовленность выпускников школы к практической деятельности».
Собственно, именно после этого началась подготовка закона «Об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы образования в СССР».
В ходе разработки закона, предусматривающего обязательного восьмилетнего образования и упор на «соединение обучения с производительным трудом», возник вопрос обязательного изучения русского языка, — без чего было невозможно обеспечить единство государства.
В ноябре 1958 года были опубликованы тезисы ЦК КПСС, в которых было сказано, что русский язык должен изучаться во всех школах, независимо от языка преподавания в них, а язык преподавания в школе для своих детей имеют право выбрать родители. В Москве это положение трактовали как весьма демократическое, а вот творческая интеллигенция в республиках была недовольна.
Но если в большинстве союзных республик партийное руководство либо молчало, либо планировало де-факто саботировать такой подход к выбору языка обучения школьников, то в Киеве на сторону номенклатурных творцов (других к тому времени не было) встали в ЦК КПУ и Совете министров УССР.
Так, секретарь ЦК Компартии Украины по вопросам культуры и образования Степан Червоненко и зампред Совмина УССР Михаил Гречуха на заседании Президиума ЦК КПУ заявляли, что союзным республикам нужно предоставить больше прав для управления образованием на местах, и язык республики должен быть обязательным для изучения во всех школах республики, в том числе с русским языком преподавания.
Тут стоит отметить, что со времён «украинизации» 1920-1930-х годов в УССР украинский язык в республике изучали во всех школах, а после 1954-го «украинизировали» и школы Крыма — как раз накануне свободы выбора языка обучения Крымский обком КПУ просил Министерство образования прислать на полуостров 640 учителей украинского языка и литературы.
22 декабря 1958 года в «Правде» было опубликовано письмо Максима Рыльского и Николая Бажана, в котором отмечалось, что «…единственно правильным решением вопроса об изучении языков в средней школе является решение (если говорить, в частности, о школах Украинской ССР) об обязательном и равноправном изучении и украинского, и русского языков во всех школах УССР».
Понятно, что это не могло произойти без личного разрешения Хрущёва, однако целью, скорее всего, была попытка «выпустить пар», а также показать украинским писателям, кто в доме хозяин.
24 декабря 1958 года закон «Об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы образования в СССР» был принят Верховным Советом СССР без дискуссий. И хотя он не содержал норм относительно обязательности изучения русского языка во всех школах, и даже содержал упоминание о том, что «в результате последовательного осуществления ленинской национальной политики все народы в Советской стране имеют школу на родном языке», от своих намерений Москва отказываться не собиралась.
17 апреля 1959 года Верховный Совет УССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы образования в Украинской ССР». Статья 9 гласила:
«Обучение в школах Украинской СCP осуществляется на родном языке учащихся. В школу с каким языком обучения отдавать своих детей, решают родители. Изучение одного из языков народов СССР, на котором не проводится преподавание в данной школе, осуществляется по желанию родителей и учащихся при наличии соответствующих контингентов».
Существует легенда, что накануне голосования за этот закон группа известных украинских писателей — Олесь Гончар, Андрей Малышко, а также Рыльский и Бажан пришли к председателю Верховного Совета УССР, драматургу Александру Корнейчуку с требованием помешать принятию документа, но тот отправил коллег восвояси.
И дело было не только в том, что Корнейчук был искренним сторонником сближения и слияния наций. На самом деле украинский язык в советской Украине получил формализованный приоритет.
Специальным решением ЦК КПУ правительство УСС должно было обеспечить «необходимые условия для изучения украинского языка в школах с русским или другим языком обучения, всеми учениками, родители которых и сами ученики выбрали этот язык для изучения», что и было сделано.
Не могу судить о русских школах, но родители учеников в школах с молдавским и венгерским языком обучения довольно часто требовали от директоров школ и отделов образования, чтобы их дети изучали ещё и украинский язык, которого в стандартной программе таких школ не было.
С другой стороны, в практически полностью русскоязычных областях типа Крымской, Луганской, Донецкой, Одесской родители с радостью пользовались появившимся, наконец, правом выбора для своих детей школ с действительно родным языком обучения. Потому неудивительно, что сначала на Юго-Востоке Украины и в Киеве, а потом и в других регионах республики число с украинским языком обучения резко уменьшилось.
В годы правления первого секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста (1964-1973) киевская номенклатура пыталась искусственно сдерживать эту волну «русификации снизу». Это даже приводило к письмам в редакцию «Правды» о многочисленных случаях «отказа в удовлетворении законных требований родителей, не желающих, чтобы их дети изучали украинский язык». Естественно, что за этими письмами тоже стояла номенклатура, но уже местная — просто говорящая по-русски и ориентирующаяся напрямую на Москву.
Хотя подозреваемый в симпатиях к украинским националистам Шелест был заменён Владимиром Щербицким, но Москва сама продолжила строить «многонациональное государство» вместо задекларированного формирования «новой исторической общности — советского народа».
Так, в принятой 20 апреля 1978 года Конституции УССР (ст. 73) было сказано, что государственным языком республики является украинский, при этом власти обеспечивают его всестороннее развитие и функционирования во всех сферах общественной жизни. Да, допускалось официальное использование «других национальных языков», но с оговоркой — «в местах проживания большинства граждан других национальностей».
При этом УССР должна была «проявлять государственную заботу о свободном развитии и употреблении всех национальных языков, которыми пользуется население республики». Русский язык среди них никак не выделялся, и вообще упоминался в Конституции УССР один раз — в статье 106, среди обязанностей Президиума Верховного Совета Украинской ССР публиковать законы и другие акты «на украинском и русском языках».
Хотя упомянутая выше ст. 73 заканчивалась предложением о том, что «порядок использования украинского и других языков в УССР определяется законом», такой закон долгое время не принимался.
Руки до него дошли только в годы горбачёвской «перестройки», и сейчас сложно сказать, кто именно был инициатором такого закона.
С одной стороны, в Москве долгое время пытались сделать вид, что этносепаратизм прибалтийских союзных республик является лишь разновидностью «советской демократии», что особенно ярко проявилось в ходе принятия «деклараций о независимости» РСФСР, УССР и т.д. — по образцу аналогичных документов Литвы, Латвии и Эстонии. Так могло произойти и с языковыми законами.
С другой стороны, инициатором вполне могла выступить республиканская номенклатура, в первую очередь — ставший в 1988 году заведующим идеологическим отделом ЦК Компартии Украины Леонид Кравчук.
Как раз к тому времени литовский, латышский и эстонский языки были провозглашены государственными в соответствующих союзных республиках, началось массовое движение за аналогичный статус молдавского языка и перевод его на латиницу…
Но вот незадача: в отличии от Прибалтики и Молдавии на Украине языковой вопрос в 1988 году мало кого волновал.
Все попытки Союза писателей Украины (СПУ) причитать о «притеснениях соловьиной мовы» разбивались о стотысячные тиражи книг его членов на этой самой мове. Собственно, любой житель УССР помнит, что на украинском языке можно было купить даже новинки мировой фантастики, русскоязычные издания которых были страшным дефицитом. Кроме того, миллионными тиражами издавалась партийная и советская пресса на украинском языке, и в юго-восточных областях принуждали выписывать именно её.
Однако, как говорил один советский правитель, «нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики».
В июне 1988 года на одном из первых несанкционированных митингов во Львове было принято решение создать Общество родного языка, председателем которого избрали писателя Романа Иванычука, члена СПУ с 1957 года, в 1985-м получившего республиканскую премию имени Тараса Шевченко (аналог всесоюзной Ленинской премии).
После этого процесс создания парагосударственной структуры по «защите языка» сразу попал в надёжные руки. Во-первых, в ходе оформления её переименовали в «Общество украинского языка» (ведь родной язык у каждого свой, потому стартовое название не годилось). Во-вторых, за дело взялся сам Дмитрий Павлычко, до этого — вдохновенный певец коммунизма, лауреат орденов «Знак почёта», «Дружбы народов» и «Трудового Красного Знамени».
Кстати, путёвку в жизнь этому поэту и переводчику дал лично Лаврентий Берия.
В записке главы МГБ СССР Вячеславу Молотову об итогах борьбы с украинским националистическим подпольем в западных областях УССР от 16 мая 1953 года есть такие слова о Львовском отделении союза советских писателей:
«Сейчас к приему в Союз есть только один кандидат из местного населения, молодой талантливый поэт — Дмитрий Павлычко. Главный редактор Львовского Книжно-журнального издательства Цмоколенко, которому Павлычко представил сборник своих стихов, уже два года задерживает издание этой книги. Учитывая, что стихи Павлычко талантливы и в основном направлены против Ватикана и буржуазных националистов, такая книга могла бы сыграть большое воспитательное значение для местной молодежи».
Итак, 11 февраля 1989 года Доме Кино в Киеве состоялось учредительная конференция «Общества украинского языка имени Тараса Шевченко», избравшая председателем организации Дмитрия Павлычко. Он сам, а также ряд других делегатов, выступили с предложением принять закон об использовании языков на Украине, ориентированный на поддержку украинского языка. Общество было зарегистрировано Совмином УССР 20 мая 1989 года, но ещё в процессе регистрации его представители были приглашены в рабочую группу по фактическому созданию языкового законодательства республики.
А после создания в сентябре 1989-го «Народного Руха Украины за перестройку» в рабочую группу вошли представители и от этой организации. Правда, зачастую в руководстве обеих этих организаций были одни и те же люди — к примеру, Павлычко сидел в президиуме на учредительном съезде Руха и вошёл в его Большую Раду.
Анализируя языковое законодательство Украины, обычно начинают с закона «О языках в Украинской СССР», принятого Верховным Советом УССР 28 октября 1989 года.
Однако не стоит забывать, что днём ранее этот же орган внёс первые изменения в Конституцию советской Украины. В частности, статья 73-я была дополнена предложением о том, что «Украинская ССР обеспечивает свободное пользование русским языком как языком межнационального общения народов СССР».
Так в Основном Законе УССР русский язык приобрёл статус, просуществовавший на Украине до 1996 года, — но даже в 1989-м его не признали ни государственным, ни даже родным языком жителей республики.
Отмечу, что в Верховном Совете УССР, в отличие от Прибалтики и Молдавии, в 1989 году никаких националистов или даже «демократов-реформаторов» просто не было.
Это был последний по-настоящему советский созыв республиканского парламента, составленный из «представителей трудового народа» железной рукой Владимира Щербицкого. Да, среди них были известные люди, — тот же поэт Борис Олийнык, который и представлял закон о языках, — но решения принимались не в зале заседаний ВС, а в ЦК КПУ (собственно, кандидатом в члены этого органа и был тогда Олийнык).
Кроме того, никакого реального общественного запроса на языковые новшества в республике не было, по состоянию на момент принятия закона «Общество украинского языка», куда с весны 1989-го стали записывать по разнарядке, насчитывало меньше 100 тысяч членов, из которых более 2/3 были жителями Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей.
В отличие от Конституции УССР, в законе о языках оказалось, что языков межнационального общения на Украине — несколько, это «украинский, русский и другие языки», а вот государственный — один, украинский.
Хотя формально декларировалось, что выбор языка межличностного общения и языка обучения — неотъемлемое право граждан, однако условия для изучения и углублённого владения закон гарантировал только украинскому языку. В местах компактного проживания граждан другой национальности мог использоваться их родной язык, а в случае смешанного населения — «украинский или другой, принятый для всего населения», при этом в обоих случаях русский специально не упомянут.
Для понимания: согласно переписи населения СССР, проведённой в январе 1989 года, на Украине из 51,4 миллионов жителей назвали родным языком русский 15,8 миллиона, при этом среди них было 4,6 миллиона этнических украинцев.
А принятую 12 февраля 1991 года на основе закона о языках «Государственную программу развития украинского языка и других национальных языков УССР на период до 2000 года» и вовсе можно назвать программой дерусификации Центральной и Юго-Восточной Украины.
Кстати, в преамбуле программы прямо написано, что в её разработке приняли участие не только органы власти разных уровней и Академия наук УССР, но и Общество украинского языка имени Тараса Шевченко. Программа, в частности, предусматривала перевод делопроизводства на украинский язык, а также введение обязанности для чиновников знать украинский и русский, по региональному принципу: на Западе Украины — до 1992 года, в Центре (в том числе в Киеве) — до 1993-го, на Юго-Востоке — до 1994-го.
Профессиональные украинские патриоты любят причитать — мол, эта программа так и не была выполнена даже на Западной Украине.
Однако на самом деле она была перевыполнена 28 июня 1996 года, когда новая Конституция Украины низвела русский язык до уровня одного из языков национальных меньшинств.
Парадоксально, что сделал это входивший ранее в номенклатуру ЦК КПСС Леонид Кучма, который к тому времени ещё не научился сносно говорить по-украински. А вот использовать этнонационалистические наработки своих не менее номенклатурных предшественников бывший парторг и директор завода «Южмаш» сумел мастерски.
14 декабря 1999 года полностью подконтрольный Кучме Конституционный Суд Украины постановил, что украинский язык «является обязательным средством общения на всей территории Украины при осуществлении полномочий органами государственной власти и органами местного самоуправления (язык актов, работы, делопроизводства, документации и т.п.), а также других публичных сферах общественной жизни, которые определяются законом».
Странно, что ещё тогда «Закон о языках в Украинской СССР» не был признан неконституционным — ведь он действительно не соответствовал Основному Закону Украины от 1996 года…
