Станислав Лем родился во Львове в 1921-м, всего через три года после того, как этот город, бывшая столица восточной провинции Австро-Венгерской империи Королевство Галиции и Лодомерии (Владимерии, то есть Волыни), вместе со всей провинцией вошёл в состав возрожденной Польши. Его отец Самуил Лем, уважаемый врач-ларинголог, и мать Сабина (урожденная Воллер) были ассимилированными польскими евреями.
Позже Лем напишет автобиографическую книгу и назовет её «Высокий замок». В ней не упомянуто название родного города, но оно зашифровано в заглавии — Высокий замок является одной из визитных карточек Львова. В книге говорится о том, что у автора было счастливое, почти идиллическое детство в окружении любящих родителей и множества кузин, тетушек и дядюшек. Однако последние, что показательно, на страницах книг Лема всегда появляются анонимно, у чего есть трагическая причина.
Рассказывая о детстве, Лем постоянно утверждал, что узнал о своём еврейском происхождении лишь после принятия Нюрнбергских расовых законов (1935 год).
Однако исследовательница творчества Лема Агнешка Гаевская, автор книги «Zagłada i Gwiazdy» («Холокост и Звёзды»), уверена, что это не так. Родители Лема поженились в синагоге и принимали активное участие в жизни еврейской общины Львова. В частности, они жертвовали деньги на религиозные цели, а сам Станислав посещал уроки иудаизма, на которых получал самые лучшие оценки. Всё это можно считать доказательством того, что Лемы не порывали окончательно со своими еврейскими корнями.
Львов, в котором рос Стась Лем, — это третий по величине город Второй Речи Посполитой, после Варшавы и Лодзи. Столица польского модерна, оплот свободной мысли в эпоху разделов Польши, город Львовской математической школы и знаменитого университета. Город, в котором жемчужины архитектуры Ренессанса и сецессии соседствуют с превосходными образцами модернизма. Город, рядом с которым Вена, по словам Лема, просто «увеличенный Львов».
А кроме того, это ещё и город контрастов и конфликтов: этнических, политических, классовых.
Но подобным проблемам Львова в своём творчестве Лем уделил не так уж много места. Один раз он вспоминает, как с балкона наблюдал за уличными столкновениями, вспыхнувшими после того, как полиция застрелила украинского рабочего, Владислава Козака. Образ довоенной нищеты возникает и тогда, когда писатель вспоминает, как в суровую морозную зиму 1930 года за повозками угольщиков бегали стайки детей, пытаясь ухватить падающие на землю кусочки топлива.
Почти не затрагивается тема сложной этнической мозаики города: здесь нет еврейского квартала, находившегося неподалеку от дома Лема, мало украинцев. При этом Львов появлялся не только в «Высоком замке» и интервью, но и в совершенно неожиданных местах. Так, многие исследователи полагают, что родной город пилота Пиркса из знаменитого цикла Лема — это именно Львов.
При этом в «Высоком замке» указан точный адрес семьи Лемов: «Жили мы на Браеровской улице, в доме номер четыре, на третьем этаже». Дом, в котором вырос Станислав Лем, стоит до сих пор, изменилось только название улицы — сегодня она носит имя писателя Богдана Лепкого, а в 1945-1990 это была улица имени другого писателя, Ярослава Галана.
Агнешка Гаевская подметила, что дом Лемов стоял словно на пограничье двух миров: с балкона на фасаде были видны роскошные здания львовского центра, а за домом, неподалеку, начинался бедный еврейский квартал.
До поступления сына в гимназию родители неохотно отпускали маленького Стася гулять одного, поэтому его львовский мир ограничивался родным домом, ближайшими улицами, где жили родственники, и маршрутами семейных прогулок — в Стрыйском парке, Иезуитском саду (ныне парк имени Ивана Франко) или в окрестностях собора святого Юра.
Богатое воображение позволяло переживать немыслимые приключения на балконе дома на Браеровской. Оттуда Лем, по его словам, мысленно совершал нападения на соседние дома, трубы которых, дымя, превращали их в военные корабли: «Сидя на балконе, я чувствовал себя Робинзоном, а точнее — самим собою, заброшенным на необитаемый остров».
Станислав Лем посещал II государственную гимназию имени Кароля Шайнохи на улице Подвале — по этому адресу во Львове ныне находится лицей №8. Школа была основана в XIX веке для детей австрийских чиновников, а во Второй Речи Посполитой в ней велось углублённое изучение немецкого языка (впрочем, как и сегодня).
Примечательно, что согласно тестам на умственные способности, проведенным среди выпускников 1939 года, Станислав Лем был самым умным юношей во всей Восточной Малопольше (так польские власти называли Восточную Галичину).
Осенью 1939-го Станислав планировал поступить во Львовский политехнический институт. Однако после того, как с началом Второй мировой войны Львов оказался в составе СССР, он решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Благодаря связям отца он поступил в медицинский институт, где успешно учился до лета 1941 года.
Когда 30 июня 1941-го нацисты заняли Львов, Станиславу Лему было двадцать лет.
Вечером того же дня на улицах города началась «охота на евреев», которую организовали бандеровцы — военнослужащие нацистского легиона «Нахтигаль» и их подручные из «украинской народной милиции». Среди пойманных был и Лем, которого заставили выносить трупы расстрелянных заключенных из тюрьмы «Бригидки».
Большинство евреев, принимавших участие в подобных работах в различных тюрьмах Львова, были зверски убиты в ходе так называемого «тюремного погрома» 1 июля 1941 года. Лема же спас неожиданный приезд съемочной группы из Германии, из-за чего казнь группы евреев во дворе «Бригидок» отменили (эту сцену он позже зашифровал в своем научно-фантастическом романе «Глас Господа»).
Следующие несколько месяцев Лем провел в львовском гетто, откуда сбежал по поддельным польским документам, позволившим ему устроиться на работу механиком в немецкую компанию Rohstofferfassaung. Его родители все годы немецкой оккупации прятались в разных местах во Львове.
Когда война закончилась, и стало ясно, что Львов окажется за пределами Польши, семья перебралась в Краков. К тому времени почти все многочисленные родственники Лема, все эти анонимные тётушки и дядюшки из «Высокого замка», погибли в Холокосте. Они были убиты во Львове или концлагере Белжец, а последнего родственника Станислава Лема замучили уже после войны во время еврейского погрома в городе Кельце.
Литературная карьера Станислава Лема началась с сотрудничества с журналами (Kuźnica, Tygodnik Powszechny, Nowy Świat Przygód). Вначале он публиковал стихи, которые потом печатали в виде приложений к «Высокому замку», а также рассказы о периоде немецкой оккупации Львова. В издании Nowy Świat Przygód был напечатан в отрывках его первый фантастический роман под названием «Человек с Марса».
В 1947-1950 годах писатель работал в Научном дискуссионном обществе, но после его закрытия Лем оказался в сложной материальной и жизненной ситуации. Из-за неожиданного успеха «Астронавтов» — первого изданного им в книжном формате фантастического романа — он решил серьёзно заняться созданием фантастических произведений. С одной стороны, это обеспечило ему возможность рассуждать на интересующую его тему места технологии в жизни человека, а с другой — обходить цензуру.
В 1953 году Станислав Лем женился на Барбаре Лесьняк, враче-радиологе, их сын Томаш родился в 1968 году. В 1983-1988 годах писатель с семьёй находился в эмиграции (Берлин, Вена), а затем вернулся в Краков.
Всего он написал 17 романов (последний из них, «Фиаско», вышел в 1986-м), более сотни повестей, рассказов и эссе, а также восемь пьес. Произведения Станислава Лема переведены на 40 языков, в мире продано более 30 миллионов экземпляров его книг. Лем был почетным доктором нескольких университетов (в частности, Вроцлавского политехнического, Ягеллонского, Львовского и Университета в Билефельде). Фамилией фантаста также назвали астероид 386 Лем. В последние годы жизни активно сотрудничал с журналом Tygodnik Powszechny.
Писатель скончался 27 марта 2006 года, урну с его прахом похоронили на Сальваторском кладбище. Несмотря на то, что сам он считал себя агностиком, по просьбе семьи похороны прошли по католическому обряду.
Примечательно, что Станислав Лем специально изменил свою биографию, указывая 1946-й как год переезда в Краков — при этом Агнешка Гаевская документально доказала, что это произошло 17 июля 1945-го.
Она считает, что настоящей причиной того, почему Лем так неточно рассказывал о своей молодости, было именно нежелание вспоминать о еврейском происхождении и мученической смерти родственников. Тем не менее, исследовательница уверена, что ужасные события тех лет отразились как в научной фантастике Лема, так и в реалистической прозе, которую он писал в самом начале своей карьеры.
Так, уже первый его роман, «Больница Преображения», повествует о ликвидации нацистами психиатрической лечебницы. Тема войны и Холокоста звучит и в двух других романах Лема, которые вместе с «Больницей Преображения» вошли в трилогию под названием «Неутраченное время». В один из них Лем включил псевдодокументальную главу под названием «Операция "Рейнгард"», в которой подробно описывается концлагерь Белжец, где погибли многие родственники писателя.
Литературоведы рассматривают трилогию как зашифрованный рассказ о жизни на так называемой арийской стороне: о попытках спрятаться от нацистов и сбежать из гетто.
Военные мотивы, принудительные перемещения, главные герои, которым некуда возвращаться, присутствуют и во многих фантастических произведениях Станислава Лема.
Так, Элл Брегг из романа «Возвращение со звёзд» случайно становится свидетелем селекции роботов для последующего их уничтожения, и увиденная «механическая агония» приводит его к нервному срыву.
Множество скрытых аллюзий на Холокост обнаруживается и в самом известном научно-фантастическом цикле Лема «Рассказы о пилоте Пирксе».
Так, в одном из рассказов цикла описан робот, оказавшийся единственным выжившим свидетелем гибели всех членов экипажа космического корабля в результате столкновения с метеоритным потоком. В его памяти остались записи последних сообщений, которыми обменивались погибшие астронавты. Перед Пирксом встает моральная дилемма: должен ли он выключить (или скорее уничтожить) робота, стерев тем самым ужасные воспоминания, — но вместе с ними и следы существования тех людей.
В другом классическом произведении Лема, «Звездные дневники Ийона Тихого» («Путешествие одиннадцатое»), Ийон Тихий прибывает на планету, которой правят взбунтовавшиеся роботы, судя по всему, научившиеся ужасающей жестокости от людей. Кульминацией становится макабрическая сцена, напоминающая селекцию в лагерях смерти, когда роботы, вооруженные топорами, проводят отбор человеческих детей.
В дальнейшем читателю открывается истинная причина столь ужасного поведения роботов — оказывается, это люди, переодетые роботами, а в конце звучит горький ироничный вывод: «Утешительно всё же думать, что лишь человек способен быть проходимцем».
В рецензии 1962 года на роман Альбера Камю «Чума» Лем написал, что роман-притча французского автора не может потрясти людей, ставших свидетелями гораздо более жестоких событий, — и вряд ли он говорил не о себе. При этом во второй раз переживать подобное он явно не хотел, поскольку так никогда и не приехал во Львов, несмотря на бесконечные приглашения. В интервью Станиславу Бересю в 2002 году он объяснял это так:
«Если у вас есть любимый человек, скажем, женщина, и кто-то у вас её отберет, а потом она от этого кого-то родит детей, то я — будучи взрослым — предпочел бы с ней уже не встречаться. Ну а что мы можем друг другу сказать? Этот город для меня тоже уже чужой. Это камни. Какое мне до них дело сегодня?..»
