На Украине практически параллельно развиваются два процесса: нагнетание русофобии в отношении «российского агрессора» и попытки частично приватизировать русский язык, назвав его «украинским русским».
Так, весной 2021 года министр внутренних дел Украины Арсен Аваков, который так и не научился говорить на украинском, написал в своем Facebook: «Русский язык — не торговая марка с правом полного распоряжения! Старший по происхождению украинский язык безусловно богаче, образней и ярче русского — спорьте кто желает, — но нашей, украинской культуре принадлежит и весь корпус литературного наследия наших классиков, в том числе писавших на русском. Почему мы, украинцы, должны отказываться от языка Гоголя, Квитки-Основьяненко, Шевченко, Носова, Зощенко, Булгакова, Виктора Некрасова и сотен других прекрасных украинских русскоязычных писателей?»
Аваков, позиционируя себя как «русскоязычного украинского националиста», уверен, что Украине следует приветствовать развитие «НАШЕГО русского языка, на котором говорят миллионы украинцев, и давать ему возможность свободно развиваться».
Эту же волну подхватила пресс-секретарь президента Украины Юлия Мендель, которая 5 апреля в эфире государственного телеканала «ДОМ», транслирующего пропаганду киевских властей на неподконтрольные территории Донбасса, сказала: «Россия не является монополистом на русский язык. И нам пора давно самим демонополизировать этот русский. И сказать громко, что в Украине есть украинский русский язык».
На самом деле это не первая попытка вбросить в общественное сознание жителей Украины термин «украинский русский язык». Еще 29 сентября 2020 года депутат Верховной Рады от партии «Слуга народа», председатель парламентского комитета по вопросам гуманитарной и информационной политики Никита Потураев заявил: «Я как филолог по первому образованию точно убежден, что русский язык на Украине меняется по многим параметрам. И совершенно точно, на мой взгляд, в среднесрочной или длинной перспективе он должен быть отдельным языком. Тогда в России будет русский язык, а в Украине — это вопрос для дискуссии — как филологической, так и в обществе».
Но ни филолог Потураев, ни кандидат филологических наук Мендель (кстати, по ее собственным словам, ученую степень по специальности «украинская литература» она получила благодаря взятке научному руководителю) так и не потрудились объяснить украинскому обществу: чем же, собственно, «украинский русский» отличается от классического русского языка? Если речь о региональной лексике — так подобных примеров и на территории России более чем достаточно, если же под «украинским русским» подразумевается суржик, когда приделываются украинские окончания к русским словам, которые позже используются в рамках украинской грамматики, — то так и скажите.
При этом на Украине продолжает существовать и достаточно широко использоваться не имеющий официального статуса «галицкий язык», на котором говорят жители Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей, а также выходцы из них, перебравшиеся в другие регионы страны. Но любая попытка заявить о самом существовании такого языка в последние годы сталкивается с весьма упорным (хотя и не таким жестким, как по отношению к «пророссийским сепаратистам») противодействием украинских спецслужб.
Так, после «приглашения на разговор» в СБУ убрал с разных сайтов свои публикации на тему «галицької бесїди» один из профессоров университета в Ивано-Франковске. После того как в российской социальной сети «ВКонтакте» среди языков интерфейса появился галицкий, украинские «рыцари плаща и кинжала» наведались в гости к тернопольским волонтерам, которые этот интерфейс переводили. Дело не получило хода только в связи с введением санкций против «ВКонтакте» и «Одноклассников», в связи с чем количество украинских пользователей ВК резко упало, и проект «галицизации» этой соцсети стал неактуальным.
Причем речь не о борьбе с галицкими лексемами, которые ныне в той или иной мере знакомы жителям Украины, — типа «вуйко» (брат матери, в широком понимании — «дядя», в том числе при обращении к незнакомому мужчине), «баняк» (кастрюля), «варьят» (сумасшедший), «газда» (хозяин), «дзыгар» (часы), «зупа» (суп), «кнайпа» или «локаль» (забегаловка), «маринарка» (пиджак), «мэшты» (туфли), «патэльня» (сковородка), «ровер» (велосипед), «слоик» (стеклянная банка), «файка» (курительная трубка), «цитрина» (лимон) и, конечно же, — «шляк бы тэбэ трафыв» (чёрт бы тебя побрал).
Кстати, даже этого короткого перечня достаточно, чтобы понять: тут есть праславянские слова, ныне утраченные в украинском и русском языках, но большинство из словечек, которые считаются чисто галицкими, — это заимствования из польского (в основном) и немецкого языков. Собственно, ничего удивительного в этом нет: с 1387-го по 1772-й, а также с 1919-го по 1939-й Галичина находилась под властью Польши, а в промежутке была частью Австрии (впоследствии Австро-Венгрии). В фундаментальном словаре украинского языка, изданном Борисом Гринченко в 1907-1909 годах, 23% слов имели галицкое происхождение и были взяты из «Русинско-немецкого словаря», изданного во Львове в 1882-1886 годах.
Однако эти и другие специфические слова у профессиональных украинских патриотов претензий не вызывают — в отличие от попыток отдельных филологов и фанатов галицкой идеи возродить местную грамматику и орфографию, которая до 1939 года очень сильно отличалась от канонизированного во времена Сталина «полтавско-киевского диалекта украинского языка».
В первую очередь речь идет о так называемой обратной глагольной частице «ся», которая в Галичине до сих пор произносится как «си», используется отдельно от глагола и зачастую в обратном порядке: то есть в стандарте украинского языка — «мені хочеться», в галицком варианте — «мені сі хоче». Кроме того, галичане до сих пор зачастую используют другие роды для существительных (тут говорят «адрес» в мужском роде вместо нормативного «адрэса» в женском), существует также множество различий в ударениях и окончаниях. Кстати, одно из них даже стало частью самого свежего «Правопису» — речь о твердом «ы» в родительном падеже существительных женского рода типа «ненависть», «совесть» и т.д.
Стоит отметить, что основной удар по «галицкому языку» пришелся на первые годы после провозглашения независимости Украины. Если до того он выполнял функцию «языка протеста», то после 1991-го такой потребности не стало. Кроме того, именно на тот период приходятся первые попытки творения «галицкого новояза», отдельные примеры которого до сих пор кочуют по страницам украинских изданий — типа придуманного в редакции львовской газеты «Поступ» слова «прутэнь» (от «прут») для обозначения мужского полового органа.
Но если «прутэнь» был скорее стебом, то активизировавшиеся на рубеже 2000-х намерения отдельных адептов украинизации перевести на мову терминологию из сферы IT и социальных сетей ударили по «галицкому языку» системно — хоть и рикошетом. Все эти «вподобайки» (лайки), «самознымки» (селфи), «мармызки» (аватарки) и «равлыки» (знак @) не воспринимались ни русскоязычными жителями Украины (которые над этими лексемами в основном посмеивались), ни украиноязычными. Дело в том, что последние считали — и зачастую были в этом правы, — что подобные слова придумывают галичане, чтобы «потроллить схидняков», то есть уроженцев Центральной и Восточной Украины.
Конечно, после 2014-го многое изменилось, но до Майдана-2004 вся эта терминология изобреталась во Львове, Ивано-Франковске и Тернополе и стала там частью «новогалицкого» языка.
Однако подобное творчество не имеет ничего общего с языком, на котором писал сто с лишним лет назад Иван Франко, — которого, кстати, при издании в УССР его Полного собрания сочинений принудительно перевели на нормативный украинский. Собственно, на оригинальном «галицком языке» — с широким использованием не только «старых» лексем, но и грамматических и орфографических норм — сейчас в Галичине говорят в основном пожилые люди и отдельные энтузиасты, а в письменном виде он присутствует только в отдельных нишевых пабликах в соцсетях.
Как написал в 2016 году в статье «Галицкий язык (беседа) как западноукраинский сверхдиалект и литературный вариант украинского языка» краевед из прикарпатского городка Городенка Степан Павчак, перспективы этого языка будут зависеть от государственно-политической ситуации на Украине. Если Украина сохранит независимость и вступит в ЕС — то «галицька бесїда» будет предназначаться для внутреннего использования, как языковой реликт, на котором будут собирать фольклор и т.п.
Если же с сохранением как государственности, так и самого украинского языка возникнут серьезные проблемы, тогда, считает Павчак, «наша галицкая беседа может (и должна) выступить как настоящий язык и стать своеобразной "второй линией обороны" на этом языковом фронте противостояния — как и вся Галичина, которая испокон веков является несломленным бастионом Украины в Карпатах, потому что сами галичане являются истинной закваской украинской нации».
Вот такой «квасны̀й» (по-галицки — «кислый») патриотизм получается.
