Хотя нынешний Вроцлав был основан в начале X века чешским князем Вратиславом и поначалу носил название Вратиславия, а в 990 году попал под власть Польши, с конца XIII века это был германский город. Именно немецкие поселенцы фактически построили новый город после того, как Вратиславия была уничтожена монголами в 1241-м.
В 1261 году город Бреслау (Breslau) получил магдебургское право, в 1355 перешёл под власть Чешского королевства, вместе с которым в начале XVI века оказался в составе империи Габсбургов.
После «Войны за австрийское наследство» в 1741 году Бреслау был присоединён к Пруссии (Габсбурги отказались от прав на него только в 1764 году), и более двух веков немецкий статус этого города никто не ставил под сомнение, а немцы составляли подавляющее большинство его населения.
К примеру, из 471 тысяч жителей Бреслау в 1904 году было только 6 тысяч евреев и 20 тысяч поляков. Бреслау был одним из самых больших и развитых городов Германии.
На выборах 1933 года нацисты получили в этом городе абсолютное большинство голосов. Адольф Гитлер очень любил Бреслау, несколько раз приезжал в него в статусе рейхсканцлера и выступал перед восторженными горожанами с балкона гостиницы «Монополь».
Благодаря его месторасположению до осени 1944 года на Бреслау не упала ни одна бомба, он даже носил неофициальный титул «Бомбоубежище Рейха». Город был расположен в зоне, недосягаемой для авиации союзников, в его окрестностях концентрировалось большое количество предприятий военно-промышленного комплекса рейха, сюда даже был переведён ряд правительственных учреждений из Берлина. Также в город прибыли несколько сотен тысяч беженцев из тех городов Германии, которые подвергались регулярным бомбардировкам.
Однако жалеть их Гитлер не собирался. Летом 1944 года, когда стало очевидным, что в недалёком будущем Красная Армия может появиться на территории Германии, в городе начались оборонительные работы, а в августе 1944 года Бреслау был объявлен «городом-крепостью» (Festung Breslau).
Этот статус подразумевал оборону до последнего даже в условиях полного окружения — правда, до него ещё оставалось несколько месяцев, даже первые советские бомбардировщики появились над городом только в октябре 1944.
Сама природа способствовала превращению города в неприступную крепость: юго-восточная, восточная и северная стороны Бреслау были прикрыты реками Одер, Вейде, Оле и многочисленными каналами, а с севера подступы к городу представляли собой заболоченную местность, труднопроходимую для военной техники.
В декабре 1944-го население города увеличилось почти до миллиона человек — ведь в него постоянно прибывали немцы с территорий Польши, уже занятых Красной Армией. Комендант «крепости Бреслау» Йоханнес Краузе обратился к гауляйтеру Нижней Силезии, группенфюреру СС Карлу Ханке с просьбой эвакуировать около 200 тысяч человек, в первую очередь женщин, детей и стариков. Но Ханке отказал — мол, это вызовет в гарнизоне пораженческие настроения.
Лишь в январе 1945-го, после визита в Бреслау министра вооружений Третьего Рейха Альберта Шпеера, Ханке отдал приказ об эвакуации большинства гражданского населения города. Она началась 19 января, но в связи с отсутствием необходимого транспорта на следующий день людям было приказано уходить из города пешком.
Судьба значительной части населения Бреслау была трагичной: более 90 тысяч людей умерло во время пешего похода (морозы в том году превышали 20 градусов), а оставшиеся оказались на улицах Дрездена, который 13-14 февраля 1945 года был стёрт с лица земли вследствие ковровых бомбардировок авиации Великобритании и США.
К тому времени «крепость Бреслау» была уже в кольце советских войск, собственно, 13 февраля 1945-го считается началом осады города — именно в этот день его окружили части 6-й армии под командованием генерала Владимира Глуздовского.
Немецкий историк Второй мировой войны генерал Курт фон Типпельскирх считает, что к тому времени оборона Бреслау не имела никакого смысла: хотя его гарнизон и сковывал действия нескольких советских дивизий, но помешать Красной армии в достижении её стратегических целей уже не мог.
Однако назначенный 2 марта 1945 года новый комендант «крепости Бреслау» генерал вермахта Герман Нихоф решил сражаться до конца.
Его задача облегчалась тем, что город не лежал на направлении главного удара частей Красной Армии, которая шла на Берлин, и общая численность советской группировки в районе Бреслау поначалу была сопоставима с количеством обороняющихся.
Оборону Бреслау держали около 50 тысяч солдат вермахта и более 40 тысяч бойцов фольксштурма — ополчения. Они были хорошо вооружены, в том числе новинкой того времени — фаустпатронами, особенно эффективными в борьбе с бронетехникой противника в густой городской застройке. Большинство оборонявшихся были уроженцами тамошних краёв, хорошо знавшими местность.
Удачным решением командования гарнизона Бреслау стал перенос линии сопротивления внутрь кварталов (т. н. «линия Нихофа»), что позволило снизить эффективность действий советских штурмовых групп. Дома массивной каменной кладки и железобетонные объекты промышленности создавали почти идеальные условия для обороняющихся.
Снабжение Бреслау велось за счёт «воздушного моста», хотя немецкая авиация и несла большие потери от огня советских зенитчиков и летчиков-истребителей, среди которых отметился и легендарный Покрышкин.
Немцы превратили город в сплошное минное поле, умело маскируя мины под обломки кирпичей. С помощью удочек гитлеровцы умудрялись выставлять новые минные поля под самым носом у наших солдат. Советские сапёры тоже придумали новшество: чтобы быстро пробивать проходы в каменных стенах, проводились направленные взрывы, где в качестве отражателей взрывной волны использовали крышки водопроводных люков.
А танкисты научились растаскивать вражеские баррикады при помощи… якорей речных судов, которых было в достатке. Танк подбирался к завалу, сапёры цепляли якорь за брёвна или брусья, машина давала задний ход и разрушала укрепление.
Но изобретательность и мужество обеих сторон не позволяли склонить чашу весов в ту или другу сторону.
К 11 марта 1945-го Красная армия взяла под контроль лишь четверть территории города, овладев кварталами на юге и западе. В Берлине начали говорить о «чуде Бреслау», ставя его в пример другим частям, а в самом городе жили надеждой на деблокаду — однако у немецкого командования на это не было сил.
1 апреля 1945 года советские войска захватили последний аэродром в районе Бреслау. В ответ гауляйтер Ханке приказал собрать население на строительство нового аэродрома прямо в центре города, сравняв для этого с землёй несколько кварталов. Неизвестно, верил ли он сам в успех этого предприятия, но гражданские были заняты работой, а значит, им было не до разговоров о капитуляции.
Оборона Бреслау не прекратилась даже после взятия советскими войсками Берлина и смерти Гитлера.
Правда, уже мёртвый фюрер своеобразно способствовал капитуляции своей последней крепости: Гитлер, объявивший Гиммлера изменником, в своём политическом завещании назначил Карла Ханке рейхсфюрером СС и начальником германской полиции.
5 мая, переодевшись в форму унтер-офицера ваффен-СС, Ханке покинул окружённый советскими войсками Бреслау на лёгком разведывательном самолете «Fieseler Storch». При этом днём ранее он отклонил просьбу генерала Нихофа и христианских священников (католиков и протестантов) о сдаче города, который находился в безвыходном положении. Дальнейшая судьба Ханке неизвестна, по одной из версий, он погиб в окрестностях Праги.
Оставшись без опеки нацистского руководства, генерал Герман Нихоф согласился вступить в переговоры с советским командованием. Фото немецких парламентёров, которых под конвоем ведут советские солдаты, стало одним из символов сдачи города.
При этом договорённость о капитуляции едва не была сорвана после ранения немецких переговорщиков, возвращавшихся с советских позиций. «Вы стреляете в спину!» — кричали немцы, но потом выяснилось, что парламентёры напоролись на хорошо замаскированные мины, которые ранее выставили сами немцы.
После этого ситуация успокоилась, 6 мая 1945 года гарнизон «крепости Бреслау» капитулировал, и 45 тысяч немецких военных отправились в лагерь для немецких военнопленных в Хундсфельде. Это позволило избежать ненужных жертв, ведь к моменту капитуляции немецкие войска продолжали контролировать большую часть города.
Всего же в боях за город погибли более 7 тысяч советских военных и 6 тысяч немецких, а также, по разным оценкам, до 170 тысяч гражданских жителей Бреслау.
По состоянию на 6 мая 1945 года в городе оставалось около 200 тысяч мирных жителей, и большинство из них приветствовали советских солдат как освободителей.
Однако судьба горожан Бреслау была предрешена ещё в начале февраля 1945-го, когда на Ялтинской конференции было принято решение о передаче города и всей Нижней Силезии в состав Польши и выселении оттуда всех немцев.
Уже 14 марта 1945 года была сформирована польская администрация города Вроцлав, и первым польским президентом (мэром) города был назначен ветеран польского коммунистического движения, член Польского Комитета национального освобождения Болеслав Дробнер. Именно он уже 10 мая начал массовое переселение в город поляков и подготовку к депортации из него оставшихся немцев.
Но если поначалу во Вроцлав переезжали поляки из центральных регионов Польши, то уже с конца мая 1945-го сюда начали массово переселять поляков из Львова — на основании «Соглашения между Правительством Украинской Советской Социалистической Республики и Польским Комитетом национального освобождения об эвакуации украинского населения с территории Польши и польских граждан с территории УССР» от 9 сентября 1944 года.
Польская эвакуационная комиссия заработала во Львове в середине мая 1945-го, а уже в конце этого месяца из Львова в Польшу выехала первая группа учёных из Львовской политехники и Университета имени Яна Казимира во главе с профессором Эдвардом Гейслером.
Поначалу переселение шло с большим трудом.
Даже после того, как Запад признал созданное коммунистами Временное правительство национального единства Польши и формально перестал сотрудничать с эмигрантским правительством Польши в Лондоне, львовские поляки отказывались регистрироваться как переселенцы и получать переселенческие карты.
Власти «народной Польши» отправили со специальной миссией во Львов Станислава Грабского, бывшего профессора экономики Университета Яна Казимира во Львове, депутата Сейма в 1919-1927 годах. Он приезжал в город трижды — в августе, сентябре и октябре 1945-го — и убедил большинство польской интеллигенции Львова в необходимости переезда в Польшу.
Кроме того, по воспоминаниям львовских поляков, их украинские соседи прямо заявляли: уезжайте, мы жаждем переселиться в ваши дома и квартиры. Естественно, значительным было и давление советских властей, которое усиливалось с каждым месяцем. С целью подтолкнуть процесс «добровольной репатриации» львовских поляков, несколько десятков польских учёных были арестованы и отправлены в трудовые лагеря на Донбасс.
Несмотря на всё это, массовый выезд польских научно-образовательных институций и их сотрудников начался только в конце осени 1945 года.
31 октября 85 вагонов с оборудованием, книгами и людьми покинули Львов, этой группой руководил профессор Роберт Шевальский. 6-7 ноября в Польшу отбыл очередной состав с учёными и оборудованием, которым руководили профессора Влодзимеж Курылович и Зыгмунт Чэрны. Последнюю группу львовских учёных сформировал профессор Влодзимеж Буржинский в июне 1946 из освобождённых из советских тюрем и концлагерей.
Хотя согласно соглашению об обмене населением учёные имели право вывезти личное оборудование и книги, на практике это удавалось лишь частично. Что же касается университетских библиотек и лабораторий, то оттуда советские власти не позволяли вывезти ничего. При этом власти коммунистической Польши претендовали на всё собрание «Оссолинеума» (созданной в 1827 году во Львове библиотеки и музея князей Любомирских), а также на большую часть экспонатов художественных и исторических музеев Львова, считая их наследием польской культуры.
По оценкам польских искусствоведов, во Львове осталось от 30 до 45 процентов культурного наследия межвоенной Польши в разрезе изобразительного искусства и библиотечных собраний.
Забрать с собой в Польшу львовским полякам разрешили только незначительную часть артефактов. Безусловно, самым знаковым из них является памятник известному польскому драматургу XIX века Александру Фредро, который ныне находится в самом центре Вроцлава, на Рыночной площади.
Первоначально памятник работы Леонарда Маркони, профессора Львовской политехники, был установлен во Львове в 1897 году по инициативе Львовского литературного круга. В 1946-м его сначала вывезли в варшавский район Вилянув, и лишь в 1956-м памятник был установлен во Вроцлаве. Примечательно, что ныне во Львове на его месте стоит памятник Михаилу Грушевскому — который изображён в кресле, как и Фредро. Старые львовяне иногда шутят: «Фредро встал, Грушевский сел».
Во Львове также ходит легенда, что поляки очень хотели перевезти во Вроцлав и памятник Адаму Мицкевичу, но советские власти этого не позволили. Однако документальных подтверждений этому нет.
Также во Вроцлаве находится легендарная Рацлавицкая панорама (польск. Panorama Racławicka) — картина-панорама, изображающая битву под Рацлавицами 4 апреля 1794 года между польскими повстанцами под командованием Тадеуша Костюшко и российскими войсками генерала графа Александра Петровича Тормасова.
Панорама была создана в 1893-1894 годах по заказу совета города Львова, в то время находившегося под австрийским правлением. Картина авторства Яна Стыки и Войцеха Коссака имеет длину 114 метров, высоту 15 и опоясывает круг диаметром 38 метров. Панорама была открыта в сотую годовщину битвы 5 июня 1894 года в ходе польской всеобщей отечественной выставки во Львове. Хотя картина оказалась во Вроцлаве ещё в 1946-м, она долгие годы хранилась в рулоне в Национальном музее в этом городе.
Власти социалистической Польши опасались реакции Москвы на экспонирование картин, прославляющей победу над русскими (пусть и времён Екатерины Великой). Решение о строительстве нового здания для панорамы долгие годы откладывалось. Лишь в 1980 году строительство было начато, а также произведена реставрация полотна, которая продлилась до 1985 года, когда панорама была открыта для публики.
Во Вроцлаве также возобновил работу и «Оссолинеум», однако туда из Львова была передана только треть собрания. Согласно подходу советской стороны, все материалы, происходящие или относящиеся к землям к востоку от «линии Керзона», к «истории и культуре Западной Украины», а также каким-либо образом связанные с Россией, Белоруссией, Подольем, Волынью, Литвой, Турцией и т. д., остались во Львове. Это правило соблюдалось даже в отношении материалов, в которых было хотя бы одно упоминание о землях Западной Украины.
Но главной ценностью, которую получил Вроцлав из Львова, были люди.
Как подчёркивают польские историки, речь шла не только об учёных или другой интеллигенции (врачах, адвокатах и т.п.), но и об инженерах, железнодорожниках, водителях трамваев и даже сантехниках. Стоит отметить, что многие профессора львовских университетов не сразу оказались во Вроцлаве — им поначалу предлагали престижные места в Кракове и Варшаве.
Однако большинство из них выбрало именно столицу Нижней Силезии, потому что там можно было возродить и сохранить «дух Львова». Кроме всего прочего, стимулом для переезда сюда была возможность получить роскошную немецкую виллу в предместье Вроцлава, которые были нетронуты войной, в отличие от центра города.
Доныне во Вроцлаве можно найти много львовских «следов», как материальных («Львовская корчма» на Рынке), так и духовных (педагогическое наследие львовских славистов на факультете филологии Вроцлавского университета, львовское наследие Вроцлавской Политехники).
Как написал ректор Львовского университета имени Яна Казимира в 1936-1938 годах, и ректор Вроцлавской политехники в 1945-1952-м профессор Станислав Кульчицкий, «мы — материальные наследники руин Немецкого университета и Политехники во Вроцлаве, а также духовные наследники кресовой культуры Львова».
Именно львовские поляки стали своеобразным «магнитом», который притянул во Вроцлав десятки тысяч переселенцев из других городов «Восточных Кресов» бывшей Речи Посполитой, причём не только из Галичины и Волыни, но и с нынешних территорий Белоруссии и Литвы.
И хотя формально львовяне и другие «кресовьяне» не составляли большинства среди жителей нового польского Вроцлава в конце 1940-х годов, в этом городе до сих пор популярна фраза: «Пан из Вроцлава? Потому что я тоже из Львова!».
