Любая государственная власть защищается от своих противников разными методами, вплоть до репрессивных. Собственно, репрессии — это подавление, то есть неотъемлемая функция государства как такового. С одной стороны, это нельзя не осуждать, с другой — только наивный человек может предполагать, что где-то и когда-то бывает иначе. Но есть ситуация нормальная и ненормальная.
Декоммунизация или дегуманизация?
Первая заключается в том, что под критику государственного строя подводятся определенные статьи уголовного кодекса, по которым затем привлекают диссидентов. Например, в СССР, впрочем, как и в любой другой стране, была прямо прописана уголовная ответственность за антигосударственную деятельность. В сталинское время, т.е. с конца 20-х и вплоть до введенных при Хрущеве изменений в УК, существовала ст. 58.
Согласно ее 1-й части измена Родине каралась расстрелом с конфискацией (тогда не было моратория на смертную казнь) или 10 годами лишения свободы. 2-я часть статьи (действия с намерением насильственно отторгнуть от СССР любую его часть или попытка захвата власти) предполагала в зависимости от обстоятельств либо расстрел, либо лишение гражданства и изгнание, либо лишение свободы на срок не меньше трех лет. Согласно 10-й части ст. 58 призывы к свержению советской власти (туда же входили распространение, изготовление и хранение соответствующей литературы) влекли за собой лишение свободы на срок не ниже 6 месяцев. При Хрущеве антисоветскую агитацию и пропаганду внесли в ст. 70, по которой правонарушитель карался лишением свободы на срок от 6 месяцев до 7 лет и ссылкой на срок от 2 до 5 лет.
Обычно мы представляем тот период как очень жестокое время, и в целом это так. Революция, гражданская война, две мировые войны, а затем холодная война со всемирной шпиономанией (часто не безосновательной) — все это как бы не предполагает слишком широких либеральных свобод. Нашей целью сейчас не является разбор того, справедливо или несправедливо наказывали диссидентов в Советском Союзе. В широких общественных кругах сегодня принято считать, что меры за инакомыслие были слишком жесткими. На такой позиции и остановимся. Тем интереснее и показательнее сравнить указанные санкции с тем, что прописаны по тому же поводу в Уголовном кодексе современной как бы демократической, подписавшей все возможные правозащитные конвенции Украины.
Ст. 109 УК Украины (аналог советской ч. 10 ст. 58 или ст. 70, т.е. действия, совершенные с целью свержения конституционного строя или захвата госвласти) наказываются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет. И чей уголовный кодекс после этого либеральнее, если в СССР за такое давали от полугода до 7 лет?
Или ст. 110 УК Украины (аналог советской ч.2 ст. 58, т.е. сепаратизм), которая в зависимости от тяжести преступления предполагает от трех лет до высшей меры — пожизненного заключения. Один в один как при Сталине, только сталинский кодекс предполагал еще изгнание — самую мягкую меру, которая в современной Украине не предусмотрена. В каком-то смысле УК Украины мягче советского только в части, касающейся госизмены, — высшая мера по этой статье на Украине не предусмотрена. Зато если не «вышка», то при Сталине за такое давали до 10 лет, а сейчас — от 12 до 15.
100 лет назад и XXI век, «тоталитарная диктатура» и вроде бы демократическая республика: как говорится, все познается путем сравнения.
Но мы говорили о нормальной ситуации, когда государство репрессирует по закону, запрещающему ту или иную антигосударственную деятельность. Гражданин знает, что, если он сделает то-то и то-то, будет наказан так-то и так-то. Некоторые философы называют это общественным договором, что нам кажется слегка оторванным от реальности, поскольку еще не было такого, чтобы государство интересовалось у граждан, согласны они или нет, чтобы их определенным образом наказывали. Государство всегда диктаторски принимает законы, а затем силовыми методами добивается их исполнения. Потому что если не добивается, то оно рушится. Нормальность здесь заключается в том, что сознательный диссидент, борец с тем или иным государством, осознанно совершает те или иные действия, зная, что ему за это будет. Или наоборот, не совершает, прикинув, что последствия для него слишком тяжелы и он может их не выдержать. Есть выбор, и это в каком-то смысле честно.
Ненормальная ситуация возникает тогда, когда государственные репрессии осуществляются произвольно, в прямом смысле противозаконно. Обычно такое происходит при фашизме, то есть политике открытого террора. Гражданин вроде бы не делает ничего противозаконного, а к нему все равно приходят, потому что он чем-то мешает.
Оказывается, не все разрешено. Дело Волкова
Не большой секрет, что с 2014 года на Украине со свободой слова, прямо скажем, не очень. Сотни человек, и среди них десятки журналистов и блогеров, оказались в тюрьмах за то, что… а собственно за что? Украинские СМИ говорят, что за антигосударственную агитацию и пропаганду, но это слова, то есть именно агитация и пропаганда. За каждым таким случаем находится статья уголовного кодекса, без чего ни один, даже самый ангажированный и коррумпированный, суд не принял бы дело к рассмотрению. Казалось бы, вот и доказательство нормальности украинских политических репрессий последних лет — есть нарушение законов, за что и судят.
Но вот беда, нет таких законов Украины, которые бы нарушили обвиненные в госпреступлениях. То есть следствие, конечно, заводит против них уголовные производства по определенным статьям, но оказывается, что в этих статьях нет ни слова о наказании за выражение взглядов и мнений, даже противоречащих официальной позиции нынешнего украинского государства.
Проще всего привести пример моего собственного дела. Обвиняли меня в призывах к нарушению территориальной целостности группой лиц (ч. 2 ст. 110) и пособничестве террористам (ст. 258-3).
Все доказательства моих преступлений исчерпывались критическими статьями в блоге и стримом донецкого референдума, за что мне, жителю Запорожья, почему-то вменяли организацию этого референдума (ст. 110), а также видеорепортажами с линии соприкосновения на Донбассе (ст. 258-3), то есть чисто вопросами свободы слова.
А оправдали меня не потому, что прокурор не смог доказать мою причастность к указанным эпизодам (хотя он действительно не смог), но потому, что все это не запрещено законами Украины. СБУ и прокуратура пытались под призывы к отделению территорий подвязать такие фразы из моих статей: «Согласно конституции РФ, Крым является частью РФ» или «От Украины отделились самые промышленно развитые части Донбасса».
Экспертиза показала, что призывов в этих фразах нет, только констатация факта. Да это здравому человеку понятно и без экспертизы. Мало того, мои слова о «хунте», «фашистской диктатуре» и «госперевороте на Майдане» были признаны экспрессивным выражением моей субъективной точки зрения, что тоже не запрещено.
Касательно референдума — организатором меня назвали из-за якобы найденного у меня бейджа «наблюдателя» на референдуме. Защита утверждала, что этот документ мне не принадлежал, и прокурор не смог доказать обратного, но дело тоже не в этом, а в том, что наблюдатель и организатор — это разные функции. Наблюдать же за чем бы то ни было у нас не запрещено.
Дальше суд не стал вдаваться в подробности за ненадобностью, но вообще-то стоит обратить внимание, что ст. 110 УК Украины предполагает ответственность не просто за призывы к изменению границ, но за такие призывы, которые «нарушают порядок, установленный конституцией Украины». Порядок же этот — ст. 73 Конституции, где прямо сказано, что вопросы об изменении территории Украины решаются на референдуме. Вот и выходит, что украинское законодательство позволяет и призывать к референдуму, и организовывать его, и участвовать в нем. На основании чего тогда уголовное преследование? Что касается ст. 258-3 (терроризм), журналистские репортажи, в которых даже показываются террористы, терроризмом не являются.
Это выходит из ЗУ о терроризме и международных конвенциях о борьбе с терроризмом, где перечислены виды терроризма, да и просто из здравого смысла — как могли бы тогда журналисты работать во многих горячих точках?
Попытка привязать «иное содействие террористической организации» не менее нелепа, поскольку виды «иного содействия» перечислены в том же законе: финансирование, вооружение, вербовка и т.д. Ничего об информационном содействии там нет. Таким образом, привлечение хоть журналиста, хоть любого другого гражданина по ст. 258-3 за выражение мнения (публикацию в газете, блоге, выступление в эфире) заведомо незаконно.
Немаловажен и тот момент, что для содействия террористам хорошо бы этих террористов иметь в наличии. Наверное, для правоохранительных органов и судов, которые принимают обвинительные акты у этих органов, не секрет, что террористом (любым преступников вообще) кого-либо может определить только суд после соответствующего процесса. Но в Украине в отношении Донбасса таковых не было и не будет, потому что это автоматически закроет Минский процесс, — Украине придется либо официально выходить из «Минска», либо вести переговоры об интеграции, амнистии и всем остальном с террористами.
Значит, согласно презумпции невиновности ДНР и ЛНР террористическими организациями для Украины не являются. Это большая проблема для уголовных производств, касающихся не только свободы слова, но и конкретно участников вооруженных групп на Донбассе. Этих людей тоже нельзя судить за терроризм только на основании их участия в деятельности ЛДНР, нужно доказывать конкретно их личную террористическую деятельность. Но этого никто не делает. Следствие с прокуратурой ограничиваются в обвинительном акте перечислением жертв войны на Донбассе и разрушенной инфраструктуры, что якобы должно доказать «терроризм», а суды принимают такие обвинения, несмотря на то что не был доказан факт причастности ЛДНР к этому (заявление прокурора — это не доказанный в судебном порядке факт, а только заявление прокурора) и гражданину не предъявлено обвинение в каком-либо теракте, но лишь участие в ЛДНР.
Критика властей как госизмена. Дело Муравицкого
О чем все это говорит? О том, что государство Украина, защищаясь от своих врагов или тех, кто ему кажется таковыми, репрессирует людей не по закону об антигосударственной деятельности, а волюнтаристски, проводя самый настоящий открытый террор.
И вопрос не в этике — хорошо или плохо быть на той или иной стороне конфликта, а о правилах игры. Главное правило, отличающее государство от бандитского притона, — это подавление противников исключительно по писанному закону, а не как на душу ляжет. Человек либо принимает правила игры и становится законопослушным гражданином (выплачивая «пахану» дань в виде налогов и действуя строго в определенных «паханом» рамках), либо не принимает и становится преступником, зная о возможных последствиях.
А вот внутренняя политика, когда гражданин выполняет прописанные правила, а его все равно подавляют, называется фашизмом.
Так подробно свое собственное дело я привел в пример не из эгоистических соображений, а потому что оно единственное, где есть устоявший во всех инстанциях оправдательный приговор, а значит, можно уверенно и обоснованно говорить о незаконности такого преследования. Но в рамках неконституционный войны государства Украина со свободой слова мы можем посмотреть и на другие, не менее вопиющие случаи.
Житомирский журналист Василий Муравицкий (дело которого длится уже четвертый год) не называл майданное правительство «хунтой» и «бандитами». Его оппозиционные критические статьи были респектабельны и отвечали всем стандартам журналистики (мои, правда, тоже, про «хунту» это только в блогах).
Он не ездил на Донбасс брать интервью у представителей другой стороны конфликта. В общем, посягательством на территориальную целостность и содействием террористам там не пахнет даже в понимании украинских репрессивных органов. И однако же ч. 2 ст. 110 и ч. 1 ст. 258-3 ему предъявлены, из-за чего он провел почти год в СИЗО и еще 2,5 года под домашним арестом. А почему? Потому что при обыске у Василия нашли трудовой договор с российским государственным изданием? Казалось бы, и что? Каким законом журналисту запрещено работать с иностранными изданиями и какой статьей УК за это предусмотрено наказание?
Сторона обвинения молчит, а суд пока не может принять окончательное решение, поскольку дело слушается в час по чайной ложке, и конца и края процессу не видно. Непонятно не только, в чем заключались призывы Муравицкого к нарушению территориальной целостности Украины, не только, в чем конкретно и каким террористам он оказывал содействие, но и то, кто является преступной группой лиц (согласно ч. 2 ст. 110). Если у меня в обвинительном акте было просто написано, что группа лиц есть, но она не установлена (как вам такое нравится?), то в деле Василия прокурор умудрился заявить, что группа — это сам Муравицкий и его редактор. То есть теперь каждому журналисту и каждому редактору надо понимать, что их могут привлечь как подельников, если они опубликуют какой-то «неугодный» властям материал.
Помимо указанного, Василию предъявили и ст. 111 (госизмена). Мне бы тоже предъявили, но не нашли никаких свидетельств сотрудничества с российскими организациями. А у Васи трудовой договор был. Для понимания: ст. 111 считает госизменой четко прописанные действия: переход на сторону врага в условиях военного положения или в период вооруженного конфликта, шпионаж, оказание иностранному государству, иностранной организации или их представителям помощи в проведении подрывной деятельности против Украины.
И что здесь можно предъявить журналисту? Подрывную деятельность? А в чем она заключается? В критике властей? Но это не запрещено. Вот и не могут ничего доказать с 2017 года и до сих пор.
За публикации статей. Дело Вышинского
Ладно, Муравицкий не снимал репортажи на Донбассе, но все же писал критические статьи о действиях властей. А что снимал или писал Кирилл Вышинский?
Экс-главный редактор «РИА Новости Украина» не публиковал свои статьи. Его обвинили в госизмене (ст. 111) за чужие статьи на его сайте, хотя там, как и везде, написано, что мнение редакции может не совпадать с мнением автора.
В обвинительном акте указано, что Кирилл в рамках «информационной спецоперации в интересах Российской Федерации» размещал на сайте статьи «антиукраинской направленности».
Юридический термин «статьи антиукраинской направленности» поражает, поскольку нигде не определено, что такое «антиукраинское» и «проукраинское», как и не указано, можно или нельзя это публиковать. Может, критика разрушающих государство властей — это как раз «проукраинская» направленность?
Впрочем, еще раз, Вышинский сам ничего не писал и никого не критиковал. А если, прошу прощения, следствие считает, что существовала некая спецоперация, то желательно было бы указать ее организаторов, конкретных заказчиков, установить факт такого заказа с заявленными целями и т.д.
Пока Кирилл находился в СИЗО, дело фактически не слушалось, а теперь, когда он отправился в Россию в рамках т.н. обмена удерживаемыми лицами и по понятным причинам не может прибыть в суд в Киеве, дело тем более не слушается. Поэтому общественность не знает и, возможно, никогда не узнает, что же там в 26 томах его уголовного дела.
Зато известно, какие именно «подрывные» статьи опубликовал Вышинский, как обычно, «при неустановленных обстоятельствах» (так спецоперация или неустановленные обстоятельства?). Оказывается, статьей «Атака на УПЦ привела к отказу в автокефалии» он «подрывал возможность получения автокефалии УПЦ КП». Но УПЦ КП, равно, как и любая религиозная организация, не государственное учреждение. При чем здесь госизмена? Да и глава УПЦ КП Филарет вообще-то сам отказался от томоса, поскольку его амбиции стать главой новой ПЦУ не были удовлетворены.
«Антиукраинскую» направленность обвинение нашло в тексте о том, что «украинская власть во главе с П. Порошенко коррумпирована, олигархична, жестока, безразлична к своему народу, цинична…». Очень странно, но об этом же говорил и нынешний президент Зеленский во время предвыборной кампании. Но, пожалуй, самым могучим эпизодом преступной деятельности Вышинского является опубликованная новость о том, что «Крым перешел на московское время». Просто новость о переводе часов в Крыму. Спрашивается, а как надо было написать?
О силе пера. Дело Бердник и Губина
Хорошо, Кирилл Вышинский как редактор публиковал статьи, которые не понравились властям. По закону это не преступление, но понятно, что при диктатуре закон — это сиюминутная воля диктатора.
А что такого сделали или сказали Мирослава Бердник и Дмитрий Губин, к которым пришли с обысками? И… у Мирославы просто ничего не нашли. Однако, несмотря на это, в самом начале обыска пресс-служба СБУ написала у себя на сайте, что она призналась в сотрудничестве с ФСБ и дает показания на своих подельников. С фальстартом облажались. За писателя, публициста, блогера и правозащитника Мирославу Бердник тут же заступились международные организации, а адвокатом в дело вошла Елена Лукаш — экс-министр юстиции Украины. На этом атака и захлебнулась, следствие идет уже 5 лет, за это время никто не видел ни лингвистических экспертиз, ни обвинительного акта.
Однако изъятую компьютерную технику никто и не подумал вернуть, а годами находиться под прессингом подозрений в тяжких преступлениях — удовольствие ниже среднего.
Дмитрия Губина обыскивали жестко — повалили на живот, надели наручники. За 6 часов разгрома в квартире ничего, подтверждающего написанное в постановлении на обыск (антиукраинская журналистская деятельность и участие в акциях в поддержку федерализации Украины), обнаружить не удалось. И тут надо отдать должное харьковским СБУшникам. Они не стали предъявлять Губину ничего за журналистскую деятельность, а просто взяли и подбросили пластид. Классика, так сказать. Вместе с пластидом для пущей убедительности в бельевом шкафчике «нашли» сумку с двумя топографическими картами, учебник по военной топографии и офицерскую линейку.
Публициста даже не стали арестовывать, но в суд дело таки передали, и до сих пор он не приступил к рассмотрению доказательств, поэтому мы даже не знаем, что про найденный у Губина «джентльменский набор» будет рассказывать прокурор. Сие есть тайна.
За призыв к миру. Дело Коцабы
Но пускай, я ездил на Донбасс, Муравицкий писал критические статьи об украинском правительстве, Вышинский такие статьи публиковал у себя на сайте, популярный блогер Бердник регулярно разоблачала связи украинских националистов с гитлеровской Германией, а политолог и краевед с энциклопедическими знаниями Губин развенчивал русофобские мифы. Почему так жестоко обошлись с, казалось бы, своим Русланом Коцабой?
Руслан никогда не был тем, кого они называют словом «пророссийский». Уроженец Западной Украины, он одно время был не чужд националистического мировоззрения, потом перешел на более либеральные рельсы, поддерживал майдан 2004 года и сочувствовал майдану 2014-го. В чем же дело?
А в том, что он как профессиональный журналист стал освещать позицию обеих сторон конфликта, поехал на неподконтрольную часть Донбасса. А затем, когда самопровозглашенное правительство Турчинова незаконно объявило "АТО" (не может быть антитеррористической операции без определения судом террористов, и не может армия, не говоря уже о непредусмотренных законом парамилитарес, участвовать в антитерроре внутри страны), записал видеоблог, призвал граждан Украины уклоняться от преступной мобилизации.
Фактически за миротворчество и антивоенные призывы Коцабу обвинили в госизмене (ст. 111) и препятствовании деятельности ВСУ (ст. 114-1). И что же? Его оправдали, но высшие судебные инстанции вернули дело на повторное рассмотрение, которое до сих пор не может начаться. Угроза 15 лет тюрьмы так и продолжает висеть над Русланом, который не хотел ни «русской весны», ни федерализации, ни Таможенного союза, а просто призывал людей не убивать друг друга. Зато те, кто призывает убивать, ответственности не несут.
Но это далеко не всё
Согласно отчету контрразведки СБУ за 2020 год, по госизмене, терроризму и т.д. открыто 288 уголовных производств и вынесено 92 приговора. Однако мы не видели этих 92-х, доведенных до конца, судебных процессов, где прокурор бы что-то доказал.
Что это значит? Всё просто. Согласно отчету, из 92 озвученных приговоров только 7 человек приговорены к тюремному заключению. Это А. Смородинов и Е. Агеев за госизмену, С. Сустретов, В. Старченко, Д. Вишникин и Ш. Мулиев за участие в террористической организации (речь о ЛДНР) и гражданин КНР Шу Юаньзе за шпионаж в пользу КНР.
Итак, из этих семи один — китайский шпион, а трое давно отправлены на Донбасс по обмену заложниками, т.е. приговор выносился заочно. Иными словами, в суде доказать свою невиновность они не могли.
В итоге оказывается, что из 92 человек, которым дали приговоры за антигосударственную деятельность, из «путинских агентов» село только трое. А что остальные, более 80 человек? По опыту можно с высокой долей достоверности предположить, что речь о самооговорах под давлением, в результате которых люди получили условные сроки, а следователи и прокуроры — награды и повышения. То есть это недоказанные в суде преступления.
Государство по самой своей сущности должно подавлять своих противников. Это объективная реальность. Подавляют все — Россия в том числе. Дело «Сети» или дело «Нового величия», где в суде выяснили, что агент-провокатор сам вывел группу оппозиционно-настроенной молодежи на создание антиправительственной организации и сам же обучал их стрельбе из оружия, были жестко раскритикованы правозащитниками как явно сфабрикованные. Фабрикация уголовных дел — это преступления.
Но на Украине их даже не фабрикуют, т.е. не подделывают доказательства так, чтобы они подходили под существующие статьи уголовного кодекса. На Украине вписывают в обвинительный акт действия, которые не запрещены ни одним законом, а суды принимают такие акты и начинают по ним судебные процессы, которые редко удается довести до конца.
Именно в этом заключается как особый цинизм, так и политика открытого террора, когда в принципе для подавления гражданина даже не нужны никакие законы. Их закон не позволяет привлекать людей за такое, но прокуроры и следователи не обращают на это внимания ни на одном из этапов уголовного дела.
Хотя на любом из этих этапов можно было издевательство прекратить: отказом следователя открывать заведомо незаконное уголовное производство и подписывать сообщение о подозрении, отказом следственного судьи назначать меру пресечения по такому подозрению, отказом прокурора подписывать обвинительный акт, отказом судьи первой инстанции принимать такой обвинительный акт.
Совершенно очевидно, что, поскольку мы имеем дело не с отдельными эксцессами, а с тщательно продуманной системой, действующей в разных городах Украины (от Запорожья и Киева до Ивано-Франковска и Житомира), перед нами тщательно продуманная и отработанная, централизованная машина репрессий, запущенная властью не против преступников, а против своих идеологических противников, а чаще всего критиков. И в этом и заключается преступление власти и ее отдельных представителей.
Государство государством, но глядите, сколько людей в состоянии одним росчерком пера или отказом от такого росчерка остановить разрушающую жизни машину. Если уж не из гуманистических соображений, то из осознания того, что ответственность рано или поздно придется нести не абстрактному государству, а конкретным лицам, чьи подписи стоят на приговорах, вынесенных демократии и свободе слова.
