- Дмитрий, как в эти дни работается украинским актерам театра и кино? Знаю, что, к примеру, спектакль «Жениха вызывали, девчата?», где вы играете, с августа перенесен на 5 октября.
— Работается, конечно, нелегко. Карантин — неожиданная штука для наших краев, да и вообще для всей планеты. Тяжело сейчас выстраивать планы и графики работы, очень многие боятся открывать площадки. Я разговаривал недавно с моим другом, нашим известным оперным певцом Володей Гришко, и спросил, как живется оперным певцам. На что он мне ответил: вообще никак, нет концертов, творческих встреч — ничего.
Ждем изменений в сентябре, а пока мы как-то пробиваемся: работает киевская театрально-концертная площадка «Freedom Hall», мы там ставим наши театральные проекты. Подобные площадки функционируют в Днепре и Харькова. А есть и открытые большие театральные площадки, где играем на свежем воздухе, а зрители рассажены на положенной дистанции. Правда, в таких условиях приходится работать с микрофонами. Но главное, что есть возможность работать.
- Как ваш театр справляется с кризисом? Помогает ли государство?
— Количество спектаклей упало, мы же не работали всю весну и июнь, и только 8 июля мы сыграли первый спектакль. В силу занятости я сейчас работаю только в антрепризном театре — это наш знаменитый продюсерский центр, театрально-концертный холдинг «Колизей». За помощью мы ни к кому не обращались и ни от кого ничего не ждем, каждый пока живет, как может, на своих ресурсах, на своих умениях.
Но и государственные театры не обласканы вниманием государства. У нас вообще поддержка актерского состава нулевая: людям не помогают никоим образом, категорически им не платят, хотя коллективы стационарных театров — огромные. Ведь театр — это не только 70 человек актеров, которые представляют непосредственно театр, а огромное закулисье, цеха. И я не представляю, как сейчас справляются директора, худруки таких больших театров, как Театры имени Ивана Франко или Леси Украинки или Театр комедии или Театр оперетты.
Все театры — и коммерческие, и государственные, и муниципальные — ориентируются на Министерство культуры. Но украинское государство само голое, откуда деньги возьмутся? А если какие-то средства появляются, то они уходят куда-то. И коллективы не знают — куда, на какие-то мифические проекты и фестивали, как это было при прошлой власти. Например, в июле — на какой-то июльский фестиваль, в сентябре — на какой-то сентябрьский фестиваль и так далее.
А вот в Америке, где у меня очень много знакомых, г-н Трамп приказал всем неработающим гражданам выплачивать минимальную недельную зарплату, которую оценили в 600 долларов. Он обязал производства, которые сейчас не могут содержать свои штаты сотрудников, выплачивать помимо всего этого минимум 500 долларов. Таким образом, некоторые получают помощь больше, чем они раньше зарабатывали.
А мы здесь, в Украине, очень переживаем из-за простоя. Первая волна коронавируса не закончилась, так нам уже навязывают вторую — уже психологически начинают давить и запугивать: мол, не все так просто.
Но мы-то причины понимаем, они скорее носят политический характер, чем медицинский. Но ничего, кое-какая работа есть, эту работу любят, «Колизей» нам очень много добра сделал, и мы потерпим вместе с ним, а что будет осенью — посмотрим.
- Как обстоят дела с предложениями по рекламе, корпоративам, кинопроектам?
— Сейчас по рекламе не работать было бы странно. А какие-то корпоративы, юбилеи вести, даже если они проходят в больших залах и театрах — это не мой профиль, хотя я часто этим занимался раньше, но никогда не умел этого делать, к стыду моему.
Если говорить о кино и телевидении, то я сужу по себе и вижу, что оно снимается, как и раньше. На это выделяют деньги, в основном коммерческие структуры. Есть предложения, слава Богу. На съемках все ходят в масках, соблюдая карантинные требования, и работа движется. Это хорошее подспорье в это нестабильное время.
Правда, пока не знаю, запустились ли государственные какие-то картины.
- А как вам онлайн-спектакли и онлайн-концерты?
— Я думаю, что без того и другого можно обойтись. Я ставлю себя на место зрителя и прихожу к таким выводам: никакая музыка в онлайне не проникнет в человека по-настоящему. Это просто будет запись, которая не произведет такого впечатления, как реальный концерт, на котором присутствует человек. То же самое и с театром. С ним еще сложнее в этом смысле. Ведь у музыкантов есть более мощные выразительные средства, тогда как у театра таких средств нет. И ему в это дело лезть вообще не стоит.
И потом, театральная среда очень сильно преображается при живом взгляде на нее. Это и поведение актеров, и хореография, декорации — все это располагает к преувеличению. А когда это встраивается в размер экрана, все сразу смотрится ненатурально. Можно во время трансляции почитать стихи, моноложек какой-то от души. Но давать целые виртуальные спектакли мне кажется глупой и странной затеей.
— Приглашают ли вас сниматься в российские проекты?
— Бывают звонки. Они поступают редко по сравнению с периодом до 2014 года. Тогда регулярно были переговоры, работа. Я уверен, что мои дружественные и рабочие связи мигом бы восстановились, если бы произошло потепление между странами.
Сейчас я, к сожалению, по понятным причинам должен отказываться от предложений. Потому что у нас общество такое взъерошенное все и постоянно ищет какого-то подвоха, врагов и никак не найдет, кого бы съесть. А оказаться в разряде врага, ничего не делая плохого, и потом выслушивать какую-то чушь в свой адрес мне бы не хотелось.
- Между прочим, про врагов. Вас, как православного христианина, возмутило нападение на дом священника канонической УПЦ в Золочеве Львовской области. Нападающие в свою очередь утверждают, что «сорвали строительство московской церкви в Золочеве». Что вы думаете насчет таких патриотических актов?
— Эти патриоты на самом деле патриотами не являются. Патриот — это человек, который любит Отчизну, а не испытывает ненависть к соседям или к кому-то внутри собственной страны. Задача патриота — любить Отчизну. Патрия — это родина отцов, это всегда что-то теплое, желанное, долгожданное. Поэтому патриот всегда что-то строит, добывает, платит налоги, обласкивает кого-то или что-то, красит забор, возит детей в садик, который сам же построил вместе с такими же патриотами.
Бегать по улицам и кого-то ловить — это не патриотизм. Нападать на церковь — это вообще отдельная история, страшная и непонятная. Все становится на свои места, как только мы поймем, что уже 30 лет те церкви, которые себя называют церквями — и дай Бог здоровья всем их прихожанам — почему-то постоянно нападают на мою Украинскую православную церковь, хотят постоянно что-то отобрать, сжечь, осквернить.
Но ведь моя церковь почему-то никогда не позволяет себе кого-то обижать, унижать, растаптывать, призывать к чему-то. Такого никогда не было. Разговоры о том, что «московские попы» призывают к войне или голосовать за того-то, — это ерунда и выдумки. За все мои многотысячные литургии я никогда не слышал ни одного такого призыва.
Вот, допустим, Андрей Ткачев (украинский священнослужитель, митрофный протоиерей УПЦ, в июне 2014 года переехавший в Россию. — Ред.) призывал не ходить на Майдан. Он не призывал кого-то бить, но говорил: не идите, воздержитесь. Вот это я слышал, вот это было. Однако он оказался прав.
А так называемые патриоты все время что-то разваливают и на месте этого ничего не строят. Разве это патриотизм?
- Вашим сыновьям сейчас 13 и 15 лет. Как вы оцените школьное онлайн-обучение? По вашему мнению, были готовы к этому учителя и дети?
— Да никто к этому не был готов, естественно, и пользы от этого образования — ноль. Это все терпимо, как временная мера на неделю-две, а месяц-второй-третий никуда не годится. Люди существа общественные, социальные и привыкли находиться в обществе. Мы привыкли спрашивать вживую, увидеть реакцию, прочитать или увидеть услышанное и рассказанное учителем между строк. А в онлайн-обучении это все теряется, и поэтому до учеников доходит третья часть информации, запоминается еще меньше. И получается, что только десятая часть после уроков где-то в голове осталась. Это же трагично.
- Тем более что есть проблема со средствами связи: у кого-то нет нормально работающего компьютера или другого гаджета, у кого-то — проблемы с Интернетом.
— Конечно. А о сельской местности и тамошних школах я вообще молчу. Я же объездил всю Украину, и есть места, где по 300 километров нет мобильной связи и, соответственно, Интернета, хотя мимо тебя мелькают села со светящимися окнами, какие-то придорожные кабачки, многоэтажные дома… И ты едешь-едешь, а связи все нет.
- Как вас изменила пандемия? Как используете высвободившееся время — может быть, пишете новые сценарии или больше отдыхаете?
— Да, стал писать больше, но не думаю, что лучше. Стараюсь молиться больше и думать о чем-то интересном, полезном. А полезное — это все, что сосредоточено в вере. Ведь я человек крайне грешный и мне это необходимо. Поэтому спасибо карантину, что меня усадил больше писать и молиться.
- О чем пишете? Отправляете наброски киношникам и телевизионщикам?
— Я не писатель, поэтому пишу о простой жизни, например, среднего класса в средних городах — мелодраматические истории, где есть немножко юмора. Это то, что я знаю. Это моя тема.
По моим сценариям уже снят десяток телевизионных картин, не кинокартин. И как раз в смысле показа своих работ производителям картин онлайн очень полезен. Ты просто звонишь, сбрасываешь на электронную почту текст, и все через секунду долетает и до Москвы, и до Питера. По сценариям я только с Россией и работаю.
