Вообще тема жилья была для Булгакова очень сложной и болезненной.
С одной стороны, просто нужно где-то жить. Если в Киеве квартира у Булгаковых была, то в Москве, понятно, не было. И «квартирный вопрос» для него был вопросом банального выживания.
В рассказе «Воспоминание» Булгаков описывает своё житье-бытье в Москве так: «Человеку нужна комната. Без комнаты человек не может жить. Мой полушубок заменял мне пальто, одеяло, скатерть и постель. Но он не мог заменить комнаты, так же как и чемоданчик. Чемоданчик был слишком мал. Кроме того, его нельзя было отапливать. И, кроме того, мне казалось неприличным, чтобы служащий человек жил в чемодане. (…) Два раза я спал на кушетке в передней, два раза — на стульях и один раз — на газовой плите. А на шестую ночь я пошел ночевать на Пречистенский бульвар. (…) Единственно, чего я хотел после ночёвки на бульваре, — это покинуть Москву» (не покинул, как вы знаете — его приютил в «Нехорошей квартире» муж сестры Андрей Земский).
С другой стороны, квартира, пусть даже и арендованная, это важнейшая составная часть булгаковского «Мифа о Доме», который в наиболее полном виде представлен в «Белой гвардии».
Прототип квартиры профессора Преображенского в «калабуховском доме» хорошо известен — это квартира дяди писателя, доктора Николая Михайловича Покровского, в доходном доме Павловской (д. 24/1 на углу Пречистенки и Обухова переулка).
Как догадывается читатель, всё не так просто. Булгаков вообще к топографии исторического пространства относится очень своеобразно. Любой, кто бывал в «нехорошей квартире», знает, что это не та квартира и, более того, не тот подъезд, которые описаны в «Мастере и Маргарите» (предупреждая вопросы читателей — нет, булгаковеды не берутся сказать, что это за квартира на самом деле).
Собственно, и сам дом на Павловской — не совсем «калабуховский дом». В этом доме не было мраморных лестниц с коврами и бельэтажа. Считается, что это принадлежность модернового доходного дома Рекка, который находится неподалёку — на углу Пречистенки и Лопухинского переулка. В этом доме, кстати, до революции проживал родственник знаменитого Карла Фаберже, в этом доме Булгаков бывал у друзей. Так что «нехорошая квартира» из «МиМ» могла быть и здесь.
Квартира Покровского — тоже не совсем квартира Преображенского.
Прежде всего, изначально в ней было не семь, а пять комнат. Семь стало в 1920 году, после того, как в квартире, дабы избежать «уплотнения», поселились племянницы Покровского — Александра Андреевна и Оксана Митрофановна. Ради этого большая комната была разделена на три. Впрочем, в реальность «Собачьего сердца», написанного в первой половине 1925 года, это обстоятельство вполне вписывается — мы помним, что квартире Преображенского жили две женщины (кухарка Дарья Петровна и прислуга Зина).
Кроме того, в квартире жило два доктора Покровских — кроме Николая Михайловича там же квартировал (и принимал пациентов) его брат — Михаил Михайлович. Кстати, Николай Михайлович принимал пациенток по женским болезням в Обуховом переулке, 1, квартира 12, а Михаил Михайлович пользовал скорбных венерическими болезнями по адресу Пречистенка, 24, квартира 12. Квартира, как мы понимаем, одна и та же. Михаил Покровский прототипом доктора Борменталя никто не называет.
Так или иначе, но полноценной семикомнатной квартирой обиталище на Пречистенке никак не являлось.
Но где же Булгаков мог столкнуться с семикомнатной квартирой, распланированной как у Преображенского? Разумеется, прежде всего, в Киеве.
Начнём с того, что сама по себе квартира Булгаковых на Андреевском спуске была именно семикомнатной. Правда, она, как и квартира на Пречистинке, была изрядно перенаселена. Ведь там, помимо родителей, жили семеро детей (у Михаила Афанасьевича было двое братьев и четыре сестры), а также двоюродные братья будущего писателя — Константин и Николай Петровичи Булгаковы из Японии (их отец служил в церкви в Токио).
Тесновато даже для семи комнат. Поэтому, например, в доме Булгаковых никогда не было отдельной комнаты-библиотеки, описанной в «Белой гвардии» — неоткуда было ей взяться.
Это всё правда, но что мешало Мише Булгакову пофантазировать, как бы он распорядился этой жилплощадью, если бы она принадлежала ему одному? Он, надо думать, и фантазировал…
Кроме того, были и люди, которые кое-что могли подсказать будущему писателю. В первую очередь — один из его университетских преподавателей, профессор по кафедре психиатрии и невропатологии Михаил Никитич Лапинский.
В 1901 году профессор Лапинский купил большой участок барона Рудольфа Штейнгеля между улицами Бульварно-Кудрявской и Маловладимирской (сейчас — Гончара). В баронском особняке и перестроенных в готическом стиле служебных зданиях разместилась водолечебница (Лапинский первым описал лечебные свойства гидромассажа). Кстати, клиника Лапинского считается одним из прототипов клиники Стравинского в «Мастере и Маргарите» (справедливости ради надо сказать, что в Москве на статус прототипа претендуют три здания в Химках и Покровском-Стрешневе).
В баронском парке в 1909 году был построен доходный дом, который в Киеве называют «замок доктора». Семиэтажное здание построено неизвестным архитектором в неоготическом стиле. На каждом этаже в доме были две семикомнатные квартиры. Неизвестно, объяснял ли домовладелец своим студентам преимущества именно такой планировки, но точно известно, что Лапинский не только преподавал у Михаила Афанасьевича, но и сыграл важную роль в судьбе Николая Афанасьевича, так как помог тому поступить и окончить Загребский университет. Так что, в теории, связи Лапинского с семейством Булгаковых были длительными и довольно близкими (насколько вообще можно говорить о близости преподавателя и студентов).
Такая вот сага о семи комнатах — от Андреевского спуска в Киеве до Пречистенки в Москве.
