Первая из них — Сталинская с областным центром городом Сталино (с 1961 г. — Донецк). Вторая — Ворошиловградская (затем Луганская), где областным центром стал Луганск, бывшая «столица» Славяносербского уезда Екатеринославской губернии.
Надо сказать, что на странностях административно-территориального деления в Советском Союзе практически во всех его республиках можно запросто сломать голову. Но хитросплетения этого процесса на востоке Советской Украины и вовсе поныне ждут того Тесея, который сможет пройти все закоулки лабиринта партийно-хозяйственных вывертов, применявшихся тогдашней бюрократией, дабы придать законченный вид новому государству, возникшему волею большевиков на землях Малороссии и Новороссии.
Большевистский слалом по карте
Говорят, что на берегах Кубани когда-то висел плакат «Течет вода Кубань-реки куда велят большевики». В Донбассе двадцатые и тридцатые годы большевики играли в земельный тетрис. Создавали то округа, то губернии, то снова округа, а затем области.
К 1932 году решили, что надо бы поменьше сделать громадную Днепропетровскую область и выделили из ее состава и состава Харьковской области собственно Донбасс. К тому времени из его подчинения вышла часть земель канувшего в Лету Войска Донского. Таганрог, например, Миллерово, Гуково, Шахты.
Кстати говоря, несмотря на то что все эти территории до революции числились за Донецким и Макеевским, Таганрогским округами Войска Донского, на них стояло немало украинских сел помещичьих да столыпинских переселенцев, а русская общественность уверенно числила их за Донбассом — шахты да заводы были его родовым клеймом.
В большую Донецкую область, создававшуюся в 1932 году, отошла часть этих донских, греческих, болгарских, армянских, немецких сел и шахтерских поселков — Новороссия всегда пестрела этнической чересполосицей. Кусок земли, и немалый, оторвали от старой Харьковской губернии, которую и саму превратили в монструозную Харьковскую область.
Огромные сельские районы были отданы Донбассу для того, чтобы промышленность имела свой хлеб, капусту да морковь с огурцами. С этими районами Донецкой области досталась и природно-историческая жемчужина — Святые горы с некогда знаменитым монастырем, к тому времени закрытым, а позднее возрожденным и ставшим пятой русской лаврой.
В остальном же за основу была взята составлявшая хребет имперской Екатеринославской губернии центральная часть Донецкого кряжа и его окрестности. При этом вначале центром области сделали Артемовск (бывший Бахмут), но очень быстро товарищи из 400-тысячного Сталино доказали, что их быстро растущий мегаполис должен стать главным городом региона, а не вдесятеро меньший Артемовск.
Небольшая дискуссия на страницах областной партийной газеты «Диктатура труда (в том же августе стала называться «Социалистический Донбасс») подвела итог спорам, показав не только экономическое преимущество бывшей Юзовки, но и куда большую городскую партийную организацию. Тогда это был аргумент.
По живому
Через шесть лет у Донецка отобрали Луганск. Собственно, компания с гигантоманией во всем, в том числе и в административно-территориальном делении, в СССР велась с конца двадцатых годов. Начинали, как водится, с центра. Сейчас трудно представить, но тогдашняя, например, Московская область превратилась еще и в Тульскую, и Рязанскую.
В 1930-е годы крупные регионы были разделены на более мелкие. Процесс шел в несколько приемов: в 1934, 1935 и 1936 годах. Это называлось «разукрупнить».
Живее разукрупнение пошло после того, как 5 декабря была принята первая Конституция СССР, — многие края были преобразованы в области, а АО — в АССР. Также новая Конституция утвердила создание новой союзной республики — Казахской ССР, ранее входившей в РСФСР и состоящий из нескольких областей (поскольку разукрупнить Казахскую АССР путём раздела, по аналогии с другими субъектами, было невозможно). Именно по той «сталинской» Конституции КазССР достались чисто русские губернии (области) на юге Сибири.
Процесс разукрупнения в УССР активно начался с 1938 года. Не только Донецкая область распалась на Сталинскую и Ворошиловградскую, но и другие. Из западных районов Харьковской создали Полтавскую, а из северных — Сумскую области. Киевская выделила из своего состава районы Житомирской и Черкасской областей. Одесская отдала те земли, что стали Николаевской областью.
Попытка — пытка
Еще до лета 1938 года, поставившего точку в деле разделения Донбасса на две области, партийные и хозяйственные работники пытались придумать выход из ситуации, которая, на их взгляд, разрушала промышленно-экономическое единство региона.
Они, в первую очередь, конечно, угольные и металлургические «генералы», считали, что разукрупнение, разделение на две области, приведет к нарушению технологической цепочки «уголь-кокс-металл».
Кстати, много позже, в 90-е годы прошлого века и в нулевые годы этого столетия, наследники их дела также ставили во главу жизнеобеспечения Донбасса именно эту цепочку. И разорвать ее на самом деле смогла только война Украины против Донецка и Луганска.
Протестовать против дела, почти решенного в высших партийных сферах, было непросто. Тем более что против решенной реформы крупных административно-территориальных единиц был и Сталин. При обсуждении Конституции в ноябре 1936 года он заметил: «В СССР имеются люди, которые готовы с большой охотой и без устали перекраивать края и области, внося этим путаницу и неуверенность в работе».
Но у донбассовцев был свой ходатай — первый прокурор СССР Иван Акулов.
Этот питерский большевик имел вес не только в Москве, но и в Донбассе. С 1922 по 1927 год он был председателем Донецкого Союза чернорабочих и членом президиума ЦК Союза горняков. В 1931-1932 гг. Акулов — первый заместитель председателя ОГПУ, с 1932 г. — секретарь ЦК КПБ(У) по Донбассу, член политбюро и оргбюро ЦК КПБ(У). 20 июня 1933 года он возглавил только что созданную Прокуратуру СССР (его заместителем стал Андрей Вышинский).
Акулов руководил расследованием убийства Кирова, а в феврале 1937 года был председателем комиссии по организации похорон любимца Донбасса и личного друга Сталина Серго Орджоникидзе. В общем, тяжеловес. Он, говорят, брался помочь.
Но на Акулова донес кто-то очень высокопоставленный, как вспоминала позже его жена Надежда Шапиро, и его обвинили не только в традиционном «троцкизме» и желании «навредить делу строительства тяжелой индустрии СССР». Естественно, по заданию мифического «правотроцкистского центра». Арест, суд, расстрел — все в течение полугода того же 1937-го.
После такого поворота дела желание сохранить большую Донецкую область исчезает даже из разговоров хозяйственников.
Как-то незадолго до войны на одном большом совещании металлургов в Москве академик Иван Бардин, один из отцов советской металлургии, спросил главного инженера Сталинского металлургического завода им. Ленина Павла Андреева:
«Ну, как там поживает наш «Старый Юз» (так традиционные русские металлурги называли этот завод, на котором и Бардин начинал сменным доменным инженером)? Андреев рассмеялся: «Он теперь главный в доме — столица».
Две области — две судьбы
На этом история и закончилась. Сталинская (Донецкая) область пошла своей дорогой, а Ворошиловградская (Луганская) своей. Учитывая, что в соседней Ростовской области РСФСР осталась не худшая часть Донбасса восточного, всей историей и жизнью кровно связанная с той частью, что осталась на Луганщине, а Днепропетровщине достался перспективный и молодой западный Донбасс (Павлоград), можно смело сказать, что единый могучий механизм Донбасса, такой, каким его создавали в XIX и начале XX века, несомненно, сдал.
И даже при советской плановой экономике, где это было не так и важно, страдало управление той самой технологической цепочкой и логистика сырья и товаров огромной промышленной силы.
В семидесятых годах прошлого века, словно догадываясь о том, что разделение может дать негативный след и в политическом управлении региона, донецкие партийные бонзы робко, но попытались поднять вопрос объединения Донбасса в какую-нибудь территориально-экономическую структуру в духе модных тогда ТЭК — топливно-энергетических комплексов.
Не вышло. Свою роль сыграл и тогдашний первый секретарь Ворошиловградского обкома КПСС Владимир Шевченко, страдавший болезнью местничества. Когда один из секретарей соседнего Донецкого обкома заметил, что об общности Донбасса мечтали и русские инженеры, основатели Съезда горнопромышленников Юга России, и основатель Донецко-Криворожской республики Артем (Сергеев), Шевченко сказал: «Мы были и будем против этого».
В 2014 году, когда на волне протестов против украинского национал-фашизма в Донбассе возникли народные республики, они многими воспринимались (да и воспринимаются до сих пор) чем-то единым, чем-то, что очень скоро воссоединится. Тем более перед лицом киевской угрозы.
Поэтому-то в Донбассе люди так болезненно восприняли, например, создание таможенной границы между ДНР и ЛНР, которую, слава Богу, два года назад убрали. Да и, думается, народ Донбасса вообще против любых границ на теле своей родины.
