Эта линия обороны готовилась качественнее и дольше других, а заняли ее части 6-й немецкой армии вполне организованно, тем более что их там уже ждали подразделения 5-й авиаполевой и 101-й егерской дивизий, переброшенные из Крыма. Одним своим краем позиции упирались в заболоченный лиман, атаковать через который было бы глупым самоубийством.
А дальше, как писал начальник штаба фронта, будущий маршал Сергей Бирюзов, «каждое село было превращено в крепость».
«Дом с домом соединялись траншеями. На всех более или менее танкодоступных направлениях пролегли противотанковые рвы. Глубина рвов достигала нескольких метров, и многие из них затоплялись водой. Все это дополнялось почти сплошными минными полями и проволочными заграждениями», — живописал предстоящие трудности Сергей Семенович, попутно сетуя, что группировка противника имела локтевую связь и с крымской группировкой, и с войсками к северо-востоку от Запорожья.
А войска Южного фронта соприкасались только с Азовским морем. Юго-Западный фронт наступал на запад и тоже ничем помочь не мог.
Против Красной армии стояли 200 603 солдата противника. По голой степи наступали 311 346 бойцов и офицеров из частей 5-й ударной, 44-й, 51-й и 2-й гвардейской армий, и это явно не трехкратный перевес, предусмотренный военной наукой.
Маршал Александр Василевский, занимавший должности начальника Генштаба и заместителя Наркома обороны, вечером 22 сентября отправил в Ставку оптимистичный доклад, согласно которому прорыв был практически плевым делом: части 6-й армии разбиты, нужно просто быстро «очистить от противника южный берег нижнего течения Днепра», выйти на Перекоп и к Херсону, форсировав Днепр. Для поддержки этого стремительного рывка даже предлагалось высадить воздушный десант в районе Джанкоя.
Оптимист был поддержан. Под стать настроению были названы и подвижные группы, которые предлагалось ввести в прорыв для развития успеха, — «Ураган» и «Буря» в составе танкового, механизированного и двух кавалерийских корпусов. На подготовку давалось четыре дня, на прорыв — два, а на развитие успеха — 11-12 дней, с продвижением пехоты на 15-16 километров в сутки, а подвижных групп — на 30.
Про наличие у немцев самоходной артиллерии и новейших 88-мм противотанковых пушек никто даже не знал. Аэрофотосъемкой и долгосрочным анализом Красная армия по-прежнему не пользовалась, полагаясь на войсковую разведку.
Результат был катастрофическим.
Измотанные в боях на Донбассе части атаковали в лоб, понеся страшные потери. 26 сентября, упершись в вал огня, части трех армий смогли в отдельных местах продвинуться на пару километров. Сверху беспрестанным потоком сыпались бомбы: посты воздушного наблюдения, оповещения и связи зафиксировали только в первый день около 900 самолетопролетов, а дальше их интенсивность не падала меньше 500.
Следующие четыре дня продолжалась жуткая мясорубка, в которую в итоге было решено бросить танковый и мехкорпус, предназначенные для красивого плана «быстрого наступления». Следом из резерва достали 51-ю армию, в то время как немцы продолжали перетаскивать подкрепления из Крыма и успешно контратаковали.
В последний день сентября стало понятно, что наступление захлебнулось.
Боям на «линии Вотана» посвящено много разнообразных материалов, включая красочную диораму. Но расписывая героизм стрелков, танкистов, артиллеристов, практически все аккуратно обходят вопрос количества погибших. Между тем даже в журнале боевых действий Южного фронта, который можно подозревать в желании занизить цифры, указывается, что с 26 сентября по 1 октября потеряно убитыми и пропавшими без вести 4047 человек, ранеными и заболевшими 17 440. Всего почти 21,5 тысячи человек, без малого две стрелковых дивизии.
«Меня охватывала дрожь, когда я видел, как с наших танков отлетала на шесть-восемь метров башня вместе с пушкой от прямого попадания снаряда немецких тяжелых орудий или танки загорались, как яркие факелы. А наши солдаты по-прежнему карабкались на эту неприступную оборону, но многие уже не вставали. Смрад от горевших тел заглушал все другие запахи, казалось, что мы пребываем в каком-то другом мире.
Одно дело, когда наблюдаешь поле битвы через окуляр, и совсем иное, когда это происходит вокруг тебя и ты становишься участником происходящего. Я впервые оказался практически в самом пекле сражения. Мозг работал только в одном направлении — опередить выстрелом немца, иначе сами погибнем», — вспоминал об этих событиях артиллерист Семен Штипельман, уроженец нынешней Хмельницкой области.
Но не менее сильные впечатления у наших солдат были после боя, когда пушкари отправились осматривать немецкие огневые точки, по которым били прямой наводкой с нейтральной полосы. Шесть-восемь накатов, чередующихся с насыпями из песка, земли и камня, железобетонными плитами. Толщина стен у амбразур во многих местах доходила до двух метров. Внутри были созданы вполне комфортные условия: лежанки для отдыха, электроосвещение от аккумулятора, в нишах — консервы и вина со всей Европы.
На этих захваченных рубежах войска затормозились на неделю, местами отражая контратаки, ведя артиллерийские дуэли. Началось то, чего не было с самого начала: нормальная подготовка.
«Мы приступили к более тщательной доразведке противника, стали подтягивать тылы, накапливать боеприпасы, производить перегруппировку войск для нанесения повторного удара. Удар этот намечалось осуществить во взаимодействии с Юго-Западным фронтом со стороны Запорожья.
Замысел был такой: протаранить вражеские оборонительные позиции на реке Молочная, севернее Мелитополя, стремительным охватывающим маневром окружить и уничтожить главные силы мелитопольской группировки врага, а в дальнейшем развивать наступление в сторону Крыма и на плечах отступающего противника вырваться к Перекопу и в низовья Днепра», — пишет об этих днях в начале октября Бирюзов.
Немцы тоже крепили оборону и рассовывали по ней тяжелые танки. Они прекрасно понимали, что если противник пробьется, то бежать придется долго: позади была точно такая же степь, как и впереди.
9 октября начался второй акт, после 45-минутной артподготовки стрелковые части снова устремились на штурм позиций, на следующий день выйдя к окраине Мелитополя.
Этот успех 28-й армии в итоге стал ключом ко всей операции. Прикинув (на этот раз абсолютно справедливо), что немцы исчерпали все резервы, командующий фронтом Федор Толбухин принял решение перебросить резервы к городу.
На всей остальной «линии Вотан» наступление опять успеха не имело, несмотря на заявленный штабом фронта перевес в людях в соотношении 4,5:1, а в артиллерии 4:1. За первые два дня наступления потери наших войск составили убитыми 2947 человек, ранеными 8573.
Стремительный маневр, совершенный прежде всего 51-й армией, позволил к середине октября начать уличные бои за Мелитополь, являвшийся центром всей обороны.
Немалую роль в них сыграла 12 штурмовая инженерно-саперная бригада, «панцирники», хорошо узнаваемые по стальным нагрудникам. Впрочем, командир бригады, болгарин Петр Панчевски утверждал, что уже после первых схваток его подчиненные начали массово снимать тяжелые кирасы.
Штурмовиков распределили по разным подразделениям, они как бы возглавляли действия в городе, отличительной чертой которых стал мгновенный перенос минных полей. Сам Панчевски утверждал, что с 16 по 22 октября средняя смена места установки для каждой противотанковой мины составляла не меньше пяти раз. В том числе благодаря усилиям групп «охотников за танками», забрасывавших свое оружие буквально под маневрирующую бронетехнику противника.
Именно за такую работу получил звание Героя Советского Союза сержант Николай Сосин, отбивший штаб 550 полка 126-й Горловской стрелковой дивизии. В тот момент, когда танк останавливался для выстрела, Сосин подкладывал мину ему под гусеницу. Два тяжелых танка он уничтожил лично, еще два заехали на минное поле, оперативно установленное подчиненными сержанта.
20 октября Южный фронт стал 4-м Украинским, а на следующий день началось третье решительное наступление, увенчавшееся успехом.
К 23 октября сопротивление немцев было сломлено, четыре армии перерезали железную дорогу, а 51-я освободила Мелитополь.
Наконец-то наступило время тех самых подвижных групп и преследования противника, которым занялись кавалеристы-кубанцы генерала Николая Кириченко при поддержке 4 гв. мехкорпуса.
Кстати, в своих мемуарах Бирюзов запустил «утку», которая летает до сих пор, рассказав, что с немецкой стороны для всех участников боев на Молочной в Берлине была отчеканена специальная медаль — «За оборону мелитопольских позиций». Однако о существовании такой медали никто никогда не слышал.
Большое дело было сделано ценой тысяч жизней.
Сводные потери именно за Мелитопольскую операцию еще нуждаются в уточнении, но в период с 26 сентября по 20 декабря войска фронта потеряли более 280 тысяч человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Многие из тех, кто штурмовал противотанковые рвы, наполняя их своими телами, падал, сраженный осколками и пулями, был разорван близкими взрывами бомб, до сих пор не учтены и не захоронены как положено.
До сих пор по степи тут и там находят «санитарные захоронения» на пахотных полях. Для них Мелитопольская операция еще не закончена. И очень хотелось бы, чтобы в ней все же была поставлена точка — как и в десятках других.
