Я листала ленту новостей из России, и меня накрывало дежавю…
Ровно пять лет назад мою Авдеевку расстреляли из «градов». Было воскресенье, на следующий день мы собирались всей семьей на море, и я пришла к родственнику за большой сумкой. Вдруг земля под нами подпрыгнула, а потом еще и еще, будто по ней танцевал великан. Мы стояли, смотрели вверх и даже не боялись. Еще не научились. На нас летел рубероид, ветви деревьев и сочная листва. Я смотрела, как завороженная, пока мой родственник не дернул меня за руку и не затащил в подъезд. Это были первые прилеты в т.н. «разукрашку», на которой потом живого места не останется и на которой потом, словно в издевательство, намалюют мурал. А затем мы ночевали в подвале местной школы. Там было человек сто.
В моем отсеке на дверях, уложенных на кирпичи, сидела беременная. Бледная, мокрая от пота, дышать было тяжело, а когда твоя диафрагма сдавлена плодом и вовсе невыносимо. Люди сидели со своими животными — кошками и собаками, кто-то даже хомяков притащил в клетке. Я читала «Живые помощи» и думала, как бы раздобыть воды, чтобы хоть как-то подмыть дочку. Воды нигде не было, а школьный сортир в июльскую жару источал миазмы. Еще у меня были силы, чтобы переписать имена всех, номера телефонов наших родных, если вдруг нас тут засыплет и даже успокаивать одинокую бабушку убаюкивающим бубнежом, на который я еще тогда была способна.
А вот еще раньше было звиряче побыття диточок. И вой людей, в сущности хороших и умных, с которыми мы раньше жарили шашлыки и болтали о литературе, но с нарушением причинно-следственных связей, как выяснилось позже. Я тогда думала, что умные люди все понимают и не допустят, не посмеют. К слову, потом эти умные люди осели где угодно, только не в Украине.
А еще раньше в универе, где я делала первые шаги как журналист, организовывались кабинеты евроинтеграции, недели Германии, Франции, Израиля, да кого угодно, но только не России. Никогда не России! В ушах до сих пор стоят слова главреда газеты «День» Ларисы Ившиной: «Донецк спит. Донецк должен проснуться и идти вместе с Украиной в Европу. Вы же не хотите в Россию, не так ли?» И студентики, амбициозные, одержимые половыми гормонами, кивали, как завороженные бандерлоги: «Не хотим».
Гости из Норвегии, харизматичные меценаты, привозили в дар студентам альтернативную историю Украины, где буква У была в виде петли — знака ВИЧ-инфекции, а сама Украина изображалась брюхатой босоногой повией — Шевченковской Катериной. Студентики смотрели на все это восторженными глазами, слушали про голодомор и с радостью ездили на бесплатные тренинги, экономические школы и прочие бадяги, организованные заинтересованными людьми. Тогда мне тоже казалось, что умные люди в курсе всего, они не допустят, не посмеют.
Вчера, вернувшись с героической Горловки, подвалов поселка шахты Глубокой, где до сих пор ночуют местные, с руин кладбища у Иверского монастыря, еще ощущая во рту пыль изрешеченных Трудовских, я с тихим стоном листала ленту. Я больше не заблуждаюсь насчет умных людей, своевременности их разумных действий и очевидности уничтожения славян.
Я уже знаю, что начинается всегда одинаково: с высоких воззваний о свободе и громких завываний по ее жертвам. Нужных ракурсов фотографий и гневных статей либеральных СМИ. Кровь будет литься потом.
Да, я рука Кремля. Называйте, как хотите. Мне давно фиолетово. Не фиолетово одно — если Россию превратят в Украину. Потому что Донбасс теперь — это тоже Россия. Даже если для кого-то это пока не очевидно.
Юлия Андриенко
