Стюардесса по имени Лилия
Мы встретились ранним утром в последний день первого месяца лета в московском аэропорту имени Александра Пушкина, но все мысли и слова наши были про аэропорт имени великого русского композитора Сергея Прокофьева. Вот уже пять лет как на месте новенького хрустально-воздушного аэровокзала в Донецке одни сплошные руины. А сама моя героиня, дончанка Лилия Мелешенко, вот уже пять лет как покинула Город миллиона роз и работает стюардессой в авиакомпании «Россия». Бороздит высокое и совсем не донецкое небо, вспоминая, как делала первые шаги в нелёгкой, но такой отчаянно красивой профессии.
Сейчас я всматриваюсь в Лилию ровно так же, как много лет назад сама Лилия всматривалась в Ольгу. Время — семь утра, но это не мешает моей героине выглядеть потрясающе: аккуратный макияж, свежий маникюр, уложенные волосы, лучезарная улыбка. «Из какого теста вас делают, идеальные женщины?» — бормочу я. Лилия в ответ заливается серебристым смехом.
После встречи то ли с мечтой, то ли с крёстной феей маленькая Лиля решила стать стюардессой, спросила у Ольги, что для этого нужно. Крёстная фея ответила: «Не пить, не курить, заниматься спортом, беречь здоровье, учить языки». После школы Лилия поступила на романо-германский факультет Донецкого государственного университета, а в самом начале нулевых Ольга пригласила её попробовать свои силы — был как раз набор стюардесс в компанию «Донбассаэро». Лилия летела на собеседование как на крыльях, очень хотела понравиться, мечта о небе не давала ей покоя. Прошла собеседование, медкомиссию, первичное обучение от школы Аэрофлота, надела форму и взмыла в небо. На дворе стоял 2002 год.
Браки заключаются на небесах
Мечта любой стюардессы — выйти замуж за лётчика. Эту аксиому мы знаем из фильмов и песен. Муж Лилии — лётчик, старше её на тринадцать лет. Лилия считает, что у неё идеальный брак, только стюардесса может понять лётчика, их связывает небо, постоянные командировки и перегрузки. В одном экипаже супруги никогда не были, это было не принято. Крёстная фея Ольга не только подарила Лилии мечту, но и познакомила мою героиню с мужем.
Донецкий аэропорт
Лилию, как и меня, греет мысль, что дончане придумали дать имя своему аэровокзалу до того, как это стало мейнстримом. Мы все тоскуем по нашему невероятному хрустальному кремлю — новому донецкому аэропорту имени Сергея Прокофьева. Но боль моей героини не сравнится с нашей просто тоской.
«Кажется, это был самый красивый аэропорт в мире, — с нежностью вспоминает Лилия, — я всегда его любила, никогда не думала, что с ним что-то может случиться. Более того, я никогда не думала, что мне придётся уехать из Донецка».
Наш аэропорт начался с постановления Сталинского городского совета от 27 июля 1931 года. В 1933 году был основан аэропорт Сталино (так назывался город вплоть до 1961 года) и организован первый рейс Аэрофлота в Старобельск. В начале 1957 года открыл свои стеклянные двери новый аэровокзал по проекту архитектора Соловьёва, пропускная способность тогда была — 100 пассажиров в час. А в 1975-м было сдано в эксплуатацию новое здание аэровокзала, способное пропускать 700 пассажиров в час. 14 мая 2012 года в аэропорту Донецка был открыт новый семиэтажный терминал с пропускной способностью более 3000 пассажиров в час.
Этот новый терминал недолго был нашей гордостью. Большой и просторный, казалось, он состоит из воздуха. Последнее, что запомнилось: неделя моды и баттл между художниками Равилем Акмаевым и Маратом Магасумовым, кажется, был ещё третий участник, но мне лично почему-то запомнились только Равиль и Марат. Пространство нового терминала как-то очень быстро взяли в оборот, начали использовать для проведения различных мероприятий. Прокофьев с рыжей стены благосклонно смотрел на земляков и, казалось, одобрял задумки местных и приглашённых арт-кураторов.
Лилия говорит, что для вечных перелётных птиц, которыми являются и пилоты, и стюардессы, самое важное — это возвращение домой, в родной город, в родной аэропорт. Страшно, когда некуда возвращаться. Лилия с мужем вот уже пять лет живут в Санкт-Петербурге, мама Лилии по-прежнему в Донецке.
— Какой из аэропортов мира тебе напоминает донецкий?— спросила я Лилию.
— Хотя бы чем-то, — повторила за мною Лилия и задумалась, — не знаю, у нас был особенный аэропорт. Ни с каким не могу сравнить, таких больше нет.
«Он — живой!»
Я, как человек, склонный к бытовому антропоморфизму, часто переношу человеческий образ и его свойства на неодушевлённые предметы, не могла не спросить Лилию о её личных взаимоотношениях с железными птицами. Сегодняшние железные птицы тоже часто имеют имена. «Самолёт — это живой организм, — очень серьёзно сказала Лилия и внимательно посмотрела мне в глаза, словно боялась, что я приму её за сумасшедшую, — это птица, самая настоящая птица. Он всё чувствует! Я всегда, когда захожу на борт, здороваюсь с самолётом, глажу кресло…»
— Пилоты, как правило, летают на какой-то одной модели самолётов или им всё равно, на каком самолёте лететь? Они на всех умеют летать?— задала я Лилии вопрос, который давно меня беспокоил.
— Пилот-то умеет, но допуски даются только на один борт, чтобы исключить человеческий фактор. Мой муж вначале летал на Ан-24, потом на Як-42, сейчас на Airbus. А вот у бортпроводников всё немного проще.
О нашем, о девичьем
— Как считаешь, у какой компании форма самая красивая?— спросила я Лилию.
— Стюардесса — это очень женская профессия, окружать заботой и вниманием, помогать, но в последнее время я встречаю бортпроводников-мужчин. С чем это связано?
— Изначально мужчины вводились в экипажи с целью защиты. Выполняли функцию телохранителей в рейсе. Профессия и правда женская, на мой взгляд, мужчинам больше идёт быть пилотами, так они могут проявить себя максимально. Обслуживать — это всё же женское дело. Это моё личное мнение! — ответила Лилия.
— Дай какой-нибудь совет, что делать нам, обычным земным женщинам, чтобы быть похожими на вас, женщин с небес! — попросила я Лилию.
— Скажу словами моей наставницы: не курить, не пить, заниматься спортом, беречь здоровье и улыбаться! Улыбка — это самое главное, она открывает сердца.
Вместо эпилога
Даже для такой перелётной и мечтательной птахи, как моя героиня, самым страшным оказалось потерять землю под ногами, родную донбасскую землю. Ей очень обидно, что нельзя подлететь к родному городу, посмотреть в иллюминатор и увидеть рукотворный донецкий пейзаж, созданный неутомимыми рабочими руками: терриконы, копры, огромные трубы заводов и т.д. Но Лилия не унывает и продолжает верить.
«В сооружении аэропорта что самое главное?» — подмигивает мне Лилия, а я задерживаю дыхание, так как не знаю правильного ответа и боюсь его пропустить. Лилия улыбается и продолжает: «Самое главное — это взлётно-посадочная полоса! А она почти не повреждена в Донецке, мне недавно тихонечко об этом сказали. Самое главное — это именно полоса! Её сделать тяжелее всего. Я верю, что и Донецк отстроится, и аэропорт. И снова откроется над Донецком небо!» И снова, как и раньше, женщина, не предавшая мечту, сможет прилететь к маме на родину, спуститься на нашу дорогую донбасскую землю прямо с небес, а не преодолевать километры долгих дорог между аэропортом в Ростове-на-Дону и Донецком. На этом мы и расстались. Довольные друг другом, подарившие друг другу надежду на небо!
И, конечно, эта статья не была бы полной без стихотворения из далёкого 2012 года, когда никакой войны ещё не было и в помине, но она уже проступала на поэтической ткани «не прожёвываемым сегодня», предупреждением, что совсем скоро наступят бесптичьи, траурные времена.
Вышло наперекосяк: без вылета.
Завтра стыковки не совпадут, останемся.
Садятся-взлетают… Маленькие, как колибри.
Но мы в них с запасом, даже багажом и мыслями помещаемся.
Пятьдесят ворот у международного аэропорта.
Все поштучно — паспорт, виза, но в целом масса.
Впереди, ближе к пилотам, рассаживают людей другого сорта,
им не жмёт колени, в их порциях больше мяса.
А мы с тобою сидим, прижавшись воробушками.
Глаза ночные, птичьи, огромные.
И всё жалеем, что не летим сегодняшним,
в этом, как Orbit, не прожёвываемом сегодня.
