Колхозный «полицай»
Неприметный крепко сбитый мужичонка не сильно выделялся среди своих односельчан — жителей села Три Криницы Одесской области. К их колхозу, как водилось в те времена, имени Ленина Иван — так звали этого человека — прибился аккурат после войны. Фронтовик, ранен в голову, осколок. Прижился, обзавелся супругой из местных. Поначалу работал на совесть, даже поставили бригадиром, но после начал отлынивать от работы и попивать, постепенно скатился до рядового колхозника.
Казалось, что-то тяготило его, о чем он никогда и никому не говорил, включая жену, нередко озирался по сторонам, вздрагивал от незнакомых и резких звуков, словно ждал чего-то. И это притом что был человеком резким, жестким и даже жестоким, мог довольно сурово поколотить того, кто посмел сказать ему слово поперек, включая, как судачили люди, даже свою вторую половину. Никому ничего не спускал, не прощал обид, мог затаить зло и выплеснуть его в самый удобный для этого момент. Потому и прозвали криничане его за глаза «полицай»: с момента окончания войны прошло всего два десятка лет, и воспоминания о том, как вели себя те, кто пошел на службу немцам, были еще свежи.
На дворе стоял 1965 год, празднование двадцатилетия победы тогда только-только прошло, и колхозный люд вновь с головой окунулся в трудовые будни. Только Иван принялся догуливать, на работу не вышел, оставшись дома, сказавшись больным. Прилежная жена отправилась нести трудовую вахту, а тот откупорил бутыль самогона, разложил закусь и начал одиноко и зло пить наедине с собой. Его сморило. Но тут нежданно-негаданно появились гости. Трое. Один — начальник местной милиции и еще двое в штатском. Разбудили. Увидев посетителей, хозяин мгновенно протрезвел.
«Я ждал вас каждый день», — только и сумел выдавить он из себя.
Обыск, стандартные процедуры. Весть мгновенно разнеслась по Трем Криницам. У дома начал собираться народ.
«За что вы его?» — начали интересоваться у незнакомцев селяне.
«Вы про краснодонскую «Молодую гвардию» слышали?— в свою очередь, спросил у них оперативник. — Так вот, это один из ее палачей».
Шанс для посредственности
Родился Иван Мельников в 1912 году в станице Чертковской Области Войска Донского (сейчас Морозовский район Ростовской области РФ). С детства ничем особым не выделялся. Человек как человек, разве что по натуре своей злой и заносчивый. Перед войной поселился в Краснодоне, женился, родил двоих детей. Работал крепильщиком в шахте.
В июле 1942 года территорию Донбасса начали занимать немцы. Мельников с семьей попытался бежать от оккупантов, но не успел — те перекрыли дорогу в районе Гуково. Потому, решив не искушать доброту и человеколюбие пришельцев, Иван и его домашние вернулись в родной Краснодон.
Через десятилетия его будут спрашивать во время следствия и на суде, мол, зачем вы пошли в полицию? На что неизменно будут слышать стандартный ответ: «Чтобы прокормить детей». Но не только в этом, конечно, было дело. Многие годы Мельников слыл ничем не примечательным человеком, а тут появился шанс стать хоть на низовом уровне, но властью. Потому и подался в создаваемые немцами структуры. Поначалу все больше старался при кухне: колол дрова, носил воду, затем получил, наконец, повязку на рукав и оружие.
За новые обязанности Мельников взялся рьяно, но с разным подходом к своим и чужим: немцам всячески угождал — всегда был готов что-либо поднести, сбегать по любому указанию, своих же соплеменников не щадил — не скупился на угрозы, оскорбления и вовсю пускал в ход кулаки. И весьма гордился своим новым положением.
«Я вам теперь не какой-нибудь там товарищ Мельников, я теперь херр полицай», — любил говаривать новоиспеченный пособник оккупантов.
Замарать руки кровью у Ивана получилось довольно быстро. Он лично арестовал и сдал немцам своего соседа — стахановца-орденоносца Бирюкова, а бывшего заведующего Новосветловским райземотделом Луку Мороза избил вместе со своим напарником нагайкой с металлическим наконечником так, что тот три дня не мог ни сидеть, ни стоять.
За подобное усердие Мельникова оккупационная администрация выделила новоиспеченному полицаю квартиру — ее прежнего хозяина то ли арестовали и убили, то ли он эвакуировался из занятого немцами края. Соседом Мельникова стала семья его будущей жертвы — комсомольца-«молодогвардейца» Сергея Левашова.
Мельников все чаще принимал участие в массовых экзекуциях, проводимых оккупантами: в августе-сентябре 1942 года в Краснодоне проходили аресты советских активистов — кого-то брали просто за партийное прошлое, кого-то за распространение листовок, кого-то за вывешивание красных флагов. Всего таких набралось тридцать два человека. Прошедших через пытки и унижения людей отвезли в местный парк, где закопали живьем…
Установлено, что Мельников как минимум конвоировал несчастных.
Свои обязанности Иван выполнял с особым усердием и даже азартом, нередко проявляя инициативу: устраивал засады, заявлялся в дома к подозреваемым в сочувствии к советской власти и нелояльности оккупантам, опрашивал, вынюхивал. Ну и, само собой, без материального стимула тут не обошлось: самовольные «реквезиции» имущества арестовываемых стали в Краснодоне обычном делом.
Видя, как человек старается, начальство доверило ему и охрану арестованных, сделав камерным надзирателем. На этом поприще Мельников получил возможность вволю реализовать и некоторые темные стороны своей натуры: зверски избивал людей во время допросов палкой и нагайкой, подвешивал за шею, но не до смерти, практически не кормил и часами не давал пить.
По свидетельству очевидцев, по городу он ходил в приподнятом состоянии духа, с дерзкой улыбочкой на устах, находясь в полной уверенности, что идет по правильному пути, жизнь вполне себе удалась, и дальше будет только лучше.
Рано повзрослевшие дети на пути нацистского «рая»
Работы у краснодонских полицаев хватало. Вряд ли нужно напоминать кому-то про то, что в городе и окрестностях действовала подпольная группа комсомольцев, по сути вчерашних подростков (средний возраст 17-19 лет), — само название Краснодона за последние полвека прочно ассоциируется именно с «Молодой гвардией». И боролись с оккупантами эти, по нынешним меркам, еще дети порой очень даже по-взрослому.
Так, они расклеили по городу более пяти тысяч листовок, на 7 ноября 1942 года вывесили красные флаги над всеми более-менее высокими и заметными зданиями города, подожгли биржу труда, называемую в народе «черной», благодаря чему многие люди счастливо избежали угона в Германию, по свидетельству выжившей активистки организации Ольги Иванцовой, взорвали мост, повесили четырех полицаев, пустили под откос два немецких эшелона, совершили налет на три немецких грузовика, похитив обмундирование и новогодние подарки для оккупантов.
Похищенные подарки было решено продать на рынке, чтобы пополнить кассу организации, на чем и погорели три активиста — Евгений Мошков, Иван Земнухов и Виктор Третьякович, — которые были арестованы немцами. Их арестам предшествовало задержание мальчишки, который стал невольным свидетелем налета и которому подпольщики подарили пачку немецких сигарет, чтобы молчал. Тот же также попытался «толкнуть» их на рынке, чем привлек внимание Мельникова и его напарника Лукьянова.
Эта же парочка впоследствии арестовывала троих молодогвардейцев. Но поскольку ребята молчали на допросах, то немцы решили, что имеют дело с обычной мелкоуголовной шпаной, и начальник краснодонской полиции, в прошлом петлюровец Василий Соликовский, скомандует своим подчиненным подержать задержанных несколько дней в «холодной», затем всыпать им «горячих» и отпустить.
Но выйти на свободу ребятам было уже не суждено. В руки оккупационной администрации попадет донос от их некогда соратника, перепугавшегося арестов, — Геннадия Почепцова. С полным списком подпольщиков.
Впрочем, это будет уже другая история — история мученического пути юных героев, претерпевших нечеловеческие муки перед смертью и, что просто непостижимо, никого не выдавших и не сломавшихся. Мы же продолжим рассказ о нашем антигерое, ибо такие, как он, практически всегда присутствуют в любом героическом факте истории человечества, словно обязательная темная сторона медали.
Искусный в ремесле причинять боль
Полицай Иван Мельников принимал самое деятельное участие в охоте на «молодогвардейцев». Вместе с другим полицаем, Новиковым, он, в частности, пришел за Сергеем Тюлениным, у которого была прострелена рука. Несмотря на то что конечность парня висела плетью, Иван начал крутить ему руки проволокой, не отреагировав на замечание напарника, мол, зачем это нужно, он и так не вырвется?
Отец арестованного предложил карателям деньги, чтобы они отпустили сына, но те денег не взяли. Зато неподкупные полицаи прихватили с собой все ценные вещи из дома Тюлениных, хлеб, корову и даже сено.
Над Сережей во время допросов измывались с особой жестокостью: ломали дверью пальцы рук, засовывали в рану раскалённый железный штырь. Чтобы сокрушить его, били на глазах у матери, а потом, раздев ее догола, секли плетьми на глазах у сына… Тюленин не сломался.
Соратники, а точнее подельники вспоминали, что с особой жестокостью измывался Мельников над комиссаром «Молодой гвардии» Виктором Третьякевичем, который с легкой руки писателя Фадеева, по показаниям следователя оккупационной администрации Михаила Кулешова, стал прообразом предателя «Стаховича» в известном романе, что испортило жизнь семье погибшего в муках парня на многие годы, вплоть до 1959-го, когда специальная комиссия установила, что Витя стал жертвой оговора. Но, поскольку роман проходили в школе, сложившийся стереотип изживался не быстро…
Так вот, восемнадцатилетнего комиссара сажали на раскаленного козла, пытали током, загоняли иглы под ногти, нанесли 285 ударов двужильным проводом. В шурф шахты его сбросили живым.
Арестовывал Мельников и своего соседа Сергея Левашова. Лично крутил ему руки телефонным проводом. Потом как минимум стоял в карауле у камеры, где содержался избитый юноша. Однажды мать Левашова пришла к Мельниковым с просьбой передать сыну кисет самосада, но полицай, становившийся, когда это ему хотелось принципиальным, табак не взял. Он же конвоировал Сергея к месту расправы.
«Передай отцу и матери, что я погиб, пусть они меня не ищут», — сказал соседу подпольщик.
Но тот ничего не передал. О смерти восемнадцатилетнего Сергея случайно узнала его сестра Валя. Вот как она вспоминала тот эпизод:
«У нас в квартире не шла вода. Она была у соседа-полицая Мельникова. Вечером я попросила у его жены набрать ведро воды. Его жена была чем-то озабочена, избегала смотреть в глаза. Я стала печалиться, что в такой суровый мороз Серёжа в одном жакете и комбинезоне отправлен в Ворошиловград. Вдруг услышала в открытую дверь из комнаты пьяный голос самого хозяина:
— Вашему Сергею уже не холодно, и ничего ему не надо.
Не помню, как я выбежала из проклятой квартиры, так и не набрав воды».
Но это было полуправдой. Левашова не расстреляли, а также живым сбросили в шурф.
Установлено, что Мельников участвовал в двух массовых расправах над подпольщиками, бросал их в кузова грузовиков, вязал руки, потом вытаскивал из машин, конвоировал до места казни, охранял периметр, тела тех, кого убивали выстрелами, скидывал.
Причем в первый раз пошло не все гладко, соратникам удалось ослабить путы на руках Анатолия Ковалева, и возле шурфа шахты № 5 тот пустился бежать. Полицай всю ночь рыскал в окрестностях, пытаясь найти парня, но тщетно.
Во второй раз экзекуция вылилась в настоящее побоище: полуживые, изувеченные ребята начали кричать проклятья своим мучителям, выкрикивать лозунги, отказывались идти к месту казни. Тогда полицаи начали бить их, засовывать парням во рты импровизированные кляпы, а девочкам задирать платья, завязывая их вокруг голов…
Убежать тогда не удалось никому.
После того как Советская армия отобьет город и тела юных подпольщиков извлекут, увиденное заставит содрогнуться даже бывалых экспертов-криминалистов: выколотые глаза, вырезанные полоски кожи, ожоги, отрезанные уши, отрубленные ступни и кисти рук, отрезанные груди, выбитые зубы, сломанные пальцы…
Все, что творили над детьми Донбасса изверги-полицаи, наверное, заслуживает особой экспертизы психиатра. Но участвовавший во всем этом Мельников оставался спокойным:
«В тот период, когда молодогвардейцев расстреливали и сбрасывали в шурф шахты, как-то утром я пришел в полицию и заступил на дежурство, — давал впоследствии показания полицай Бауткин. — В одной из комнат, где до этого сидели девушки из „Молодой гвардии", я увидел Подтынного, который вместе с Мельниковым и другими полицейскими делили вещи расстрелянных».
Награда и расплата
После освобождения Краснодона Красной армией Мельников и прочие краснодонские полицаи отступает вместе с немцами к селу Селезневка, расположенному неподалеку от Коммунарска (ныне Алчевск, ЛНР). Там он принимает активное участие в охоте на попавших в окружение после прорыва гитлеровцев из Дебальцево советских солдат, парашютистов-разведчиков, охраняет арестованных. И под тем же Дебальцево вступает в ряды немецкой армии, воюя против соплеменников в составе 304-й пехотной дивизии.
Однако осенью 1944-го Мельников оказывается на территории Молдавии в тылу советских войск — так быстро бежали основательно побитые германские войска. История не сохранила обстоятельств того, как полицаю удалось обмануть советских офицеров, но его без тени сомнения призвали в ряды Красной армии, зачислили пулеметчиком в 596-й стрелковый полк. Он воюет против своих вчерашних хозяев, получает звание ефрейтора, в апреле 1945-го — ранение в голову, а в ноябре того же победного года демобилизуется. И даже награждается медалью «За отвагу».
Как уже говорилось, свежеиспеченный фронтовик и победитель перебирается жить в колхоз Одесской области. Тем временем в Краснодоне умирает ранее затюканная бытом и мужем жена Мельникова, на долю которой выпала еще и вся ненависть соседей к ее изуверу-муженьку.
Как вспоминал впоследствии ветеран КГБ Ворошиловградской области (ныне Луганщина) Владлен Владимиров, целенаправленно занимавшийся поиском палачей «Молодой гвардии», несмотря на колоссальные усилия, нашли Мельникова по сути случайно: его — торговавшего на рынке Одессы — узнала прежняя землячка.
Суд на полицаем и истязателем проходил в Краснодоне, во Дворце культуры, которому было присвоено имя когда-то уничтоженной им и его подельниками организации. В ходе процесса Мельников юлил, отпирался, пытался давить на жалость, но в итоге понял, что это бесполезно, поскольку посмотреть на него пришел практически весь город, в том числе очевидцы его деяний и родственники замученных.
«Я виноват, что после войны не вернулся в Краснодон, — публично каялся бывший полицай, пытаясь вымолить себе снисхождение. — Я виноват, что изменил Родине. Побоялся ехать в Краснодон… Детей своих я не кормил. Я им не отец. Я их не видел… Я все время жил, как заяц, боялся возмездия».
Областной суд приговорил Ивана Мельникова к исключительной мере наказания — расстрелу. Подсудимый и его адвокат Клигаман дважды подавали апелляцию — в Верховный Суд УССР и в Президиум Верховного Совета УССР.
«Я был и есть неграмотный, темный человек, ибо если бы я был немного развит и обогащен политически, то я на этот гнусный поступок не пошел бы», — жаловался приговоренный к смерти.
Но обе инстанции оставили приговор в силе.
***
Во всей этой истории предательства и неслыханного садизма, героизма детей и звериной жестокости взрослых и по сей день особенно, по-настоящему пугает один факт — в основном измывались и убивали подростков-подпольщиков их вчерашние соседи, поскольку в среднем на 25 немецких жандармов в области приходилось 150 местных полицаев (как тех русских, которых ныне называют россиянами, так и тех русских, кого на заре минувшего века стали называть украинцами).
Среди них были люди с разными судьбами — бывшие белые офицеры и казаки, петлюровцы и раскулаченные, сдавшиеся в плен красноармейцы и работники госорганов СССР. Многие из них научились безжалостно увечить и убивать своих соплеменников еще в годы Гражданской. Выпущенный тогда из бутылки джинн «братского» насилия никуда не исчез и в последующие годы. Гуляет он и сейчас, в наши дни, обильно собирая новые жертвы.
