По крайне мере, мои бывшие коллеги, а еще два года назад я был сотрудником корпорации Радио Свобода/Свободная Европа, выглядели совершенно иначе. Это были как на подбор нормальные, относительно здравые, без психических отклонений люди. Никто не бился в падучей, не рвал в ярости портреты Путина, не хватался за сердце, услышав об аннексии Крыма или вторжении аэрокосмической бурятской конницы в привольные донецкие степи.
Журналисты крупнейшей пропагандистской радиостанции, которая вещает на 20 с лишним стран мира, по большей части вообще плохо понимают, чем и с какой целью они, собственно говоря, занимаются. Они ежедневно являются в присутствие, чтобы отсидеть положенные 8 часов, сочинить какой-нибудь незатейливый скрипт (текст), и счастливо выдохнуть в конце рабочего дня. Некоторые из них даже немного фрондеры в душе и им может казаться, что радиостанция, являющаяся местом их работы, оперирует слишком линейными и грубыми смыслами, что надо работать тоньше, не отталкивая целый пласт потенциальных слушателей из разряда колеблющихся. Но вслух они этого не выскажут, ибо пребывают в плену обременений — вполне комфортных — но таких, от которых невозможно отказаться, единожды испытав их сладкий плен.
Их дети обучаются в престижных дорогостоящих школах и оплачивает это весьма недешевое удовольствие корпорация, большинство из них купили квартиры или дома в прекрасном городе Прага и гасят ипотечный кредит из тех денег, которые радио дает им на найм квартиры, медицинская страховка и, наконец, зарплата, которая выше в несколько раз, чем в среднем по Чехии. А уж дома — в тех бывших советских республиках, откуда они перебрались в чешскую столицу на работу — о таких сумасшедших деньгах для журналиста вообще никто не слышал. Они могут выезжать в соседние страны на выходные — в Германию, Австрию, Францию, куда угодно — Чехия расположена в центре Европы. Каждый год для радио выделяется некоторое количество американских грин-карт (вида на жительство), так что рано или поздно в порядке живой очереди они получают американское гражданство. Один мой знакомый рассказывал мне, как приехав в свою республику, он пошел на могилу отца, положил на холмик американский паспорт и сказал усопшему родителю, что теперь тот может спать спокойно, поскольку его сыну удалось добиться в жизни всего, о чем только может мечтать современный человек.
Они ходят друг к другу в гости, выбираются совместно в рестораны или на пикник, эти обычные, спокойные люди вообще ничем не отличаются от нас с вами, кроме того, что случай занес их на чужбину и сделал членами клуба высокого (не высочайшего) потребления, на которое они едва ли могли рассчитывать, работая на родине. И теперь они обязаны приложить все силы для того, чтобы не утратить право на членство, лишиться которого легче, чем простудиться. На их глазах американское начальство увольняло сотрудников оптом и в розницу, при этом добиться через суд восстановления на работе в Чехии, где законодательство выступает на стороне работодателя, фактически невозможно. Кроме того, рабочие контракты, разработанные корпорацией, дают ей право уволить всякого просто по причине реорганизации департамента или службы, куда берут на работу счастливчика. Ну а реорганизация — это просто, ее достаточно объявить и провести на бумаге, ничего не меняя по сути.
Поэтому нет никаких яростных господ в темных костюмах, есть заторможенное, аморфное, обладающее минимальными профессиональными навыками, сообщество послушных исполнителей, не готовых покинуть пределы узкого пространства редакционной политики корпорации, ибо за любой шаг в незаданном направлении придется расплачиваться утратой членства в клубе высокого потребления.
Я думаю, что есть еще один психологический момент, который объясняет, почему сама мысль об изгнании из комфортного гетто для них невыносима. Получая немыслимые по меркам родных постсоветских стран деньги, обучая детей в элитных американских школах и университетах, они в какой-то момент начинают верить, что все это досталось им абсолютно не случайно, что в клуб принимают только высокоодаренных журналистов, которым есть что сказать городу и миру. Но это наивное заблуждение, ибо то, что они должны сказать — не конкретные слова, а общее направление смыслов — продумывается и формулируется совсем в других кабинетах, а до них лишь доводится в виде указаний, как и что нужно называть. Действия России в Крыму и Донбассе аннексией, оккупацией и агрессией, события на Украине — реформами и евроинтеграцией, поступательным развитием в направлении демократических ценностей. Это касается не только России и Украины, но всех 20 с лишним стран, на которые ведется вещание.
В результате, атмосферу в стенах корпорации сложно назвать творческой, по сути дела, работа сводится к попыткам сложить в новых комбинациях применительно к каждому следующему дню набор лживых карточек с бессмысленными терминами «аннексия», «оккупация», «диктатура», «тирания», «карманный парламент», «нарушения прав человека», «коррупция», «подконтрольная судебная система» и прочее.
Их плохо слушают, рейтинги у иных служб держатся в районе нулевой отметки, ибо в отсутствии творческого подхода, при заданных на все случаи жизни параметрах потенциальные слушатели могут с точностью до ста процентов угадать все, что им скажут учителя демократической жизни. Их работа бессмысленна, жизнь скучна, но зато им ведома тихая радость знания, что в их некогда родных странах робким соотечественникам они видятся командой облаченных во все темное злодеев, творящих свою черную, таинственную мессу во славу свободы и демократии.
