30 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС — взорвался четвертый энергоблок станции. Общая площадь радиационного загрязнения составила 50 тысяч квадратных километров в 12 областях Украины и 46,5 тысячи квадратных километров в Белоруссии. Также от радиоактивного загрязнения пострадали 19 российских регионов с территорией почти 60 тысяч квадратных километров.
Последствия этой катастрофы устраняли более 400 тысяч человек. Львовянин Всеволод Богданович Смеречинский был одним из них. Сегодня Всеволод Богданович является председателем Львовской областной организации «Союз Чернобыль Украины». Он рассказал нашему изданию, как оказался в числе ликвидаторов и как участники устранения последствий аварии живут сейчас.
— Всеволод Богданович, какую информацию об аварии на ЧАЭС вам предоставили, когда направили туда?
— Я узнал о катастрофе на Чернобыльской АЭС даже позже, чем был призван в военкомат. Это было 5 мая 1986 года. Мне было 33 года, я жил, как и сейчас, во Львое. Никакой информации не предоставили. Нас мобилизовали на так называемые учебные сборы. На месте в качестве защиты нам выдали респираторы «Лепесток».
— Какие настроения были у тех, кого направили туда с вами?
— Мы были мобилизованы, мы стали так называемыми «партизанами» (мобилизованные воины запаса, — прим. ред). Настроения царили такие: раз мы сюда попали, то нужно сделать так, чтобы после нас не переделывали.
Вначале нам объявили, что мы будем находиться в зараженной зоне один-два месяца. Но после этого срок пребывания продлили до полугода. Некоторые, конечно, уже устали, и отношение изменилось.
Я к тому времени уже был откомандирован назад, потому что я работал в научно-исследовательском институте на должности научного сотрудника. И вышло постановление Совета Министров СССР, что таких, как я, нужно отправить домой. Поэтому 6 июля я уже уехал оттуда.
— Чем вы занимались там до 6 июля?
— Я был командиром взвода химической и радиационной защиты. Мы занимались дезактивацией населенных пунктов в зоне отчуждения. Люди оттуда уже были выселены. Мы мыли дома, дороги, больницы и другие общественные здания.
— Было понимание, насколько это опасно и насколько этого нужно бояться?
— Я — военный химик. И мы учили, что такое атомная бомба. Это было немного другим, но все-таки я имел представление, что это значит. Но что толку бояться — на это не было и времени. У меня во взводе было 20 солдат-срочников, которые отбывали срочную службу, и 10 таких, как я, «партизан». Срочники были вообще молодые ребята 18-19 лет.
— Что было самым сложным в ликвидации последствий?
— Наибольшая сложность заключалась в том, что никто не понимал, что делать. Катастрофа такого масштаба произошла впервые в мире — и никто не знал, что делать, варианты искали методом проб и ошибок.
— Какие мероприятия в связи с годовщиной трагедии проходят в этом году во Львове?
— Как обычно, возложение цветов к нашему очень красивому памятнику, торжественный концерт, награждение грамотами.
— Вы поддерживаете связь с теми, кто был с вами на ликвидации?
— Я как председатель организации общаюсь со многими. Люди и звонят, и приходят.
— Общаетесь с кем-то из других стран?
— Мы постоянно общаемся с донецкими и луганскими ликвидаторами. Личных знакомых из России, Белоруссии у нас не было. Потому что мы исполняли свою работу — и там, в Чернобыле, не знакомились — жили замкнуто, в своем военном городке. Рабочий день длился 18 часов, 6 часов оставалось на сон. Наши пути ни с кем не пересекались.
— Государственная поддержка, которая сейчас существует для чернобыльцев Украины, вас устраивает?
— Далеко не устраивает. Льгот у нас нет вообще. То, что называется льготами — компенсация за утраченное здоровье.
— Какие пожелания как у главы областной организации «Союза Чернобыль Украины» у вас есть, что нужно в социальном плане от государства?
— В социальном плане нужно возвращение в правовое поле Конституции. У нас все нарушают конституцию. И кабинет министров, и президент — гарант Конституции. Мы не требуем чего-то сверхъестественного. Мы хотим четкого исполнения законов.
Юлия Голубева
