Если ты думаешь, что любишь Бога, а в сердце твоем живет неприятное
расположение хотя к одному человеку, то ты — в горестном самообольщении
(святитель Игнатий Брянчанинов)
Быть злопамятным и молиться — то же, что сеять на море и ждать жатвы
(преподобный Исаак Сирин)
Последнее воскресенье накануне Великого поста посвящено памяти изгнания согрешившего Адама из Рая и называется Прощёным воскресением. Называется оно так потому, что в этот день на вечерней службе совершается Чин прощения, на котором настоятель храма или монастыря по окончании вечерни с земным поклоном испрашивает прощения у своего клира и прихожан, и те отвечают ему также земным поклоном. После чего все, по одному, подходят к настоятелю и испрашивают прощение у него и у всех прихожан.
Обычай испрашивания прощения накануне Великого поста восходит к глубокой церковной древности, когда подвижники уходили на весь пост из городов и монастырей в пустыню и, не зная, все ли они вернутся к Пасхе из этого трудного подвига, прощались и примирялись друг с другом.
Пост предваряется Прощёным воскресеньем, чтобы мы попросили прощения у наших ближних за все наши согрешения и простили ближним все согрешения против нас. Суть Божьего замысла в вопросе оставления грехов выражена в словах Спасителя Христа, поставившего Своё прощение в причинную зависимость от нашего прощения друг друга: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14).
Это выражено Спасителем столь категорично, что апостол любви Иоанн Богослов доносит нам смысл этих Христовых слов в таких выражениях: «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин. 4:20). Любовь к ближнему выражающаяся в прощении его грехов указана Христом Спасителем как условие прощения наших грехов, а значит — нашего приближения к Богу.
Ближайшая этимология слова «простить» — древнерусское «простити», что означает «исцелить». Так же это слово связывают со словом «простой», то есть делать простым, исцеленным, свободным от греха, вины, долга.
«Прощение связано с возвращением отношений, — рассуждает протоиерей Алексий Потокин. — Оно связано с принятием другого переживания, с тем, что тебя пощадили: твое предательство, твою измену. Потому что разрушить отношения можно только предательством. И любой грех и есть предательство. В жизни это может выражаться различно, даже иногда невинно. Вот просто я устал. На самом деле, для меня покой моего организма важнее, чем ваша душа. Может ли человек, если другой для него — сокровище, устать от него? Не может. Поэтому слово «прощение, «простить», в Евангелии и относилось к поступкам человека, к его грехам.
Означает и изменение ума одновременно, то есть изменение сердца — его сокровищ. Выйти из этого состояния предателя самому невозможно. Многие совершают такую ошибку и говорят: «Я сам себе не могу простить». Это несчастное состояние человека, эгоиста, который забыл, что прощать себя нельзя. Простить тебя может только тот, кого ты предал. В прощении человек вспоминает, что есть другой, но что он уже друга не может называть другом, не имеет права, не может отвергнутого отца называть отцом.
Он не может заслужить, он не может отработать, ему нужно, чтобы его помиловали. Вот это сознание: что требуется для того, чтобы отношения восстановились, для человека крайне существенно. Знать, что сам ты это сделать не можешь, полная нищета перед другим. Захочет вернуть тебя — значит, ты будешь жить. Не захочет — значит, ты окончательно пропал.
Мы относимся к прощению, как будто мы должны или обязаны его приносить по приказу, словно это некий атрибут служебных отношений. На самом деле, это единственная нить, которая связывает нас с жизнью. Что есть прощение со стороны того, кого мы предали? У него есть желание вернуть нам жизнь за счет себя, своего страдания. Если я не готов к тому, что ближний мой меня обманет, обворует, и даже убьёт, и я ставлю свои отношения в зависимости от его поведения, мы никогда с ним не будем близки.
Если я хочу себя поставить иначе: он напишет кляузу, оболжет, сделает подлость, воспользуется мною, моей жизнью, чтобы что-то сделать для себя эгоистично — а я всё равно не хочу от него отказываться. Пусть он еще не попросил у меня прощения, когда потребуется — я ему принесу, оно уже есть. Таково отношение Бога к нам. От относится не как судья, не как какой-то требовательный владыка. Он нам жертвует самое дорогое, что у него есть. Что есть самое дорогое у человека? Для живого человека важен не он сам, а тот, кого он любит. Так же — для Бога: для Бога важен не Он Сам, а Сын, и Он отдает самое дорогое для того, чтобы эти преступники (то есть мы) жили. Он нам приносит прощение и ждет, когда оно нам потребуется.
В притче о блудном сыне прощение со стороны отца говорит о том, что нельзя простить наполовину: «Что ты говоришь? Я могу принять тебя только сыном». Если моё покаяние просит просто, чтобы очистились мои грехи — это ложное покаяние. Наше покаяние будет существенно только тогда, когда мы захотим стать сыновьями Божьими опять, войти в ту меру, которая нам дана изначала. Если я отрицаю эту меру, не желаю ее, не хочу — это есть еще более страшное предательство, чем грех — это отвержение милости другого.
У меня всегда есть вопрос к людям. Одно дело — я вас злостно обманул, воспользовался вами. Это плохо. А теперь представьте, после этого злостного обмана, моего надругательства над вами, вы захотели меня простить и простили. А я этого прощения не захотел. Что страшнее? Второе несравнимо страшнее. И именно в этом втором мы и живем. Прощение для нас какое-то далекое, отвлеченное. Это и прощением назвать нельзя. Это, как называется сейчас в судах, мировое соглашение. Вроде бы аннулируются какие-то мои недостатки. Нет, после этого взаимность, жизнь должна стать полной и совершенной.
В Евангелии есть поразительные слова, сказанные Христом: «Око твоё завистливо от того, что я добр». Оказывается, нам принять счастливого человека, который ничего не делал хорошего, а всего лишь на всего принял и помилование от другого очень непросто. И представить, что нас могут ни за что помиловать, просто так, тоже не очень легко. Это великое доверие к милующему.
Это моя точка зрения, что только тогда, когда ты принял прощение, только тогда ты и можешь быть человеком. Только когда ты принял прощение, ты можешь видеть, как это прощение необходимо другим. Только когда ты принял прощение, ты становишься осторожен ко всему живому или способному к жизни. Это называется «страх Божий». Не замучить другого, не повредить, не добить».
Ничто другое не вспыхивает так легко и не тлеет так долго, как обида. Обида — унылое, тягостное чувство. Она в корне противоречит Божией заповеди любить ближнего, и, тем не менее, состояние обиженности для многих стало — увы! — нормальным состоянием. Чаще всего основой обиженности выступает завышенная самооценка: «Я достоин не такого отношения!» — тогда как не нам судить, какого именно отношения мы заслужили, об этом судит лишь Бог.
«У легко обижающегося человека может быть глубоко укоренившийся комплекс неполноценности, т.е. искажённая оценка самого себя. Он склонен к самопотаканию, повышенной жалости по отношению к себе, — говорит протоиерей Владислав Свешников. — Не желает преодолеть свою слабость, фиксируется на ней, позволяя обиде заслонить от себя мир. Такой человек — эгоист, по сути, он слишком бережёт себя — живёт по методу наименьшего сопротивления, идёт по самому лёгкому пути, причиняя себе только вред — говорит протоиерей Владислав Свешников, — самосожаление является одним из оснований обидчивости.
У человека, склонного к самосожалению, переживание того, что обстоятельства превышают его силы или всегда более тяжелы, чем у других людей, может быть постоянным и болезненным. Когда сердце отравлено обидой и злобой, оно не способно по-христиански или во всей полноте любить близких и ближних. У других нет злобы, но есть устойчивое нежелание простить обиды или неприятности. Такие люди обычно говорят: «У меня давно всё перегорело, и я спокойно отношусь к этому человеку, но я никогда не буду иметь с ним общения». Это высшая гордыня, она хуже бурной ненависти».
«Вопрос прощения обиды и обидчика очень непростой, — пишет Н. Поздняков в своей работе «Обидчивость как форма проявления гордости». — Часто мы говорим: «Я всё простил, но забыть не могу» или «Простить-то я простила, но забыть — сверх моих сил». Но представим себе: а что, если нам самим Господь на Страшном Суде скажет: «Прощаю, но не забуду» — будет ли это прощением? И может ли Господь так сказать? В земной жизни Иисуса Христа люди слышали только: «Прощаются тебе грехи твои», «Вера твоя спасла тебя», «И Я не осуждаю тебя», — и ни разу — что простил, но не забудет.
Следовательно, не только бурное начало обиды приводит душу человека в аномальное состояние, но и продолжительное «спокойное» вживание в обиженность очень опасно, поскольку делает для человека его злобу привычной. Длительное состояние обиды представляет собой совокупность гордости, осуждения, злопамятности (иногда и мстительности), злословия, клеветы, зависти и уныния. Страшно то, что удерживая в себе злость на кого-либо, мы не только разрушаем молитву — мы делаем её оскорбительной для Бога, превращаем её в грех.
Основная тяжесть преодоления этого состояния заключается именно в том, что оно имеет мощный щит самоутверждения в обиде и самооправдания, «пробить» который какой-либо логикой убеждений очень трудно. Остаётся надеяться на работу совести обиженного, заступничество святых, молитвы родных и близких и, конечно, на Божию помощь.
Многие люди умеют таить обиду в себе, стараясь внешне не давать ей проявляться. Им кажется, что они терпеливы, даже жертвенны и далеки от какой-либо мстительности. По этому поводу авва Дорофей говорил: «Как часто воздаём мы злом за зло… Воздать же злом за зло можно не только делом, но и словом, и видом… Другой старается не мстить за зло ни делом, ни словом, ни видом, ни движением, но в сердце своём имеет неудовольствие на брата своего и скорбит на него», т.е. имеет обиду.
Состояние человека, хранящего обиду, не просто аномальное — это повреждение души, глубоко греховное состояние. Чувство обиды — чуткий индикатор собственного несовершенства. В письмах прп. Исидора Пелусиота находим: «Кто не терпит в другом малого проступка, тот не порадуется и величайшей его добродетели, а таким образом не исполнит и закона Христова, то есть закона любви».
Мирская гордость, среди многообразных проявлений, иногда доказывается и обнаруживается гневом на того, кому сделана несправедливость, и ожиданием, чтобы он сам умолял о прощении — сравнительно редкий, но вернейший признак гордости, т. е. мы обижаемся на реакцию обиженного нами же человека, причём совсем не обязательно эта реакция бывает агрессивная или неприязненная по отношению к нам — но мы всё равно недовольны, считая эту реакцию «неправильной», «неадекватной».
Обида на обижаемого — признак сильной, развитой гордости и одновременно — указание на то, что сама гордость — явление сложное, подчас очень изощрённое, — отмечает Поздняков. Так же можно отметить, что «ранимость» — это не что иное, как хорошо развитая обидчивость, не более того. Вообще, необидчивость — поистине дар Божий, большая редкость среди людей. Здесь, конечно, не говориться о патологической невосприимчивости, «толстокожести».
Итак, обида — ропот на Господа, поругание образа Божия в человеке: и в самом себе, и в обидчике. Чин прощения — очень хорошая возможность встать на путь прощения, ведь даже если силы простить даются только Богом, изначальное желание этого должно исходить от нас. Ответ: «Бог простит, и я прощаю» — значат, что и я грешник, я тебе не судья. В этом суть христианского прощения.
Адам был изгнан из Рая Божия, потому что нарушил заповедь Божию о воздержании, заповедь поста, и не попросил у Бога прощения, не раскаялся в своем грехе, более того, стал оправдывать свою вину, обвинять других в своем преступлении. Не будем в этом ему уподобляться. Примиримся с нашими ближними не ради обычая, не потому что так положено, но искренне, от всего сердца — ради Христа Жизнодавца, ради вечной жизни с Ним в Царствии Небесном. Словом, ради Христа простите, дорогие читатели, если что не так.
Тарас Борозенец
