Уже прошло больше года с тех пор, как Крым и Севастополь вернулись в Россию. Местный народ начинает потихоньку забывать об Украине, учится жить в новом, российском, правовом поле, учить новые для себя законы, справляться с проблемами на местах и бороться за свои права. И вот уже второй раз, 26 июля, Севастополь отмечал очень важный, а главное, свой день — День Военно-Морского Флота.
В связи с этим представился отличный случай побеседовать с подполковником медслужбы флота, а также признанным российским писателем, членом Союза писателей России, журналистом, фотографом Владимиром Гудом. И хоть сам Владимир родился в Беларуси, а живет в Санкт-Петербурге, наверняка его имя знакомо многим севастопольцам. Ведь Крым и Севастополь для Гуда — особенные места. В Севастополе он жил не только по долгу службы, с полуостровом связаны многие яркие моменты из его жизни. Здесь он писал и пишет, а также черпает жизненную энергию.
Говорили о многом. О том, что нужно сейчас Крыму, Севастополю и Черноморскому Флоту и как это сделать; о том, почему на Украине произошел Майдан, и к чему это привело (ведь там есть друзья Владимира, а также тысячи почитателей его работ); просто о жизни — писательстве, работах и будущих планах.
— Севастополь в воскресенье отмечал день ВМФ. Как вы обычно празднуете это событие? Этот город ведь для вас многое значит. Вы ведь были военным врачом на флоте.
— Традиционно идем с однокашниками на Неву. Погуляв, обедаем в любимом кафе. Люблю фотографировать морпехов, купающихся в Адмиралтейском фонтане. В Петербурге живет очень много военных моряков, и все в этот день очень тепло поздравляют друг друга. На этот раз был дома. Причина: ждем ребенка, доченьку, и решили побыть вдвоем.
— Севастополь кроме былых войн пережил два поворотных момента. Развал СССР в 1991 году и воссоединение Крыма с Россией в 2014 году. Как это сказалось на флоте тогда и как скажется сейчас? Как вы при этом себя чувствовали?
— Справедливо говорят, что Севастополь пережил три героических обороны. Третья из них растянулась почти на четверть века, но Севастополь выстоял и на этот раз. Скажем откровенно, флот переживает не лучшие времена, но налицо явные изменения к лучшему. Я искренне рад им. Что чувствовал? Прежде всего, гордость за любимый родной город, за севастопольцев, которые продемонстрировали лучшие качества нашего народа — сплоченность, веру, верность традициям, любовь к родному городу.
— На ваш взгляд, справятся ли местная власть и местные законодатели с теми вызовами, которые перед ними появились после разрыва с Украиной? Что нужно сейчас городу и ЧФ?
— Произошло то, что происходит всегда: на смену праздничным фейерверкам и ликованию приходят будни. У меня, как и у многих, тоже были иллюзии: мне казалось, что восставший Севастополь и Крым всколыхнут Россию, станут этакими локомотивами, увлекающими огромную страну к грандиозным и столь необходимым переменам. Новые геополитические вызовы не просят, а требуют перемен в экономике, идеологии, нравственности…
Почему этого пока не произошло? Во-первых, российские элиты не готовы к подобным переменам и откровенно не желают их. Чего желают? Восстановить статус кво в отношениях с Западом, но Запад будет не мириться, а требовать «полной и безоговорочной капитуляции». Западу нужно, чтобы Россия прекратила свое существование как цельное и выздоравливающее государство.
Во-вторых, крымские так называемые элиты ищут в создавшейся ситуации собственных выгод. Сильные мира сего в Крыму — это сплав постсоветской бюрократии, одетой в малиновые пиджаки 90-х и припудренные двадцатитрехлетней украинской идеологией. К этому можно добавить мимикрию местного чиновничества. И получается этакий заповедник, постукраинское Лукоморье под российским триколором. Городу и ЧФ сейчас нужно то же, что нужно и всей России: сплоченность, решительность, последовательность в деле скорейшего преобразования общества, а значит и флота и Вооруженных сил. На это, увы, нам отпущены уже не годы, а месяцы и часы.
При этом исключительно важно, кем будут инициированы перемены. В создавшейся ситуации эти шаги должен сделать законно избранный президент, опираясь на Народный Фронт и здоровые силы общества, на возрождающиеся армию и флот, на конституционные основы, законность. Перемены инициированные якобы снизу — это Майдан, на который выходит сначала вроде бы народ, а потом, в нужное время, в первых шеренгах возникают уголовные хари, а в финале на сцене появляются всем знакомые лица и поздравляют «быдло» с победой и демократией. Это мы видели совсем недавно в центре Киева.
Сегодня мы, как никогда нуждаемся в возрождении истинной российской элиты — а это не те, кто питается откатами и пилит бюджет золотым лобзиком. Мое мнение — элита это те, кто создает материальные, научные, культурные и духовные ценности, кто защищает свою страну, кто в нужный час выходит к плечу плечом на митинги и стоит на блокпостах. Элита — это большинство из нас и нам очень важно это осознать.
— С Украиной, знаю, вас тоже связывает нить. Как вы отнеслись к событиям на киевском Майдане в ноябре 2013,и особенно в январе-феврале 2014 года. Не вызвало ли это ассоциации с Афганом, с войной?
— О природе Майдана я только что сказал: народ вышел «типа свергать уголовника Януковича», а посадил взамен себе на шею свору таких дебилов, упырей и извращенцев, которых надо еще постараться собрать и не просто в одном месте, а в правительстве, в Раде, в администрации президента, в силовых ведомствах.
Вопрос: почему такое стало возможным? Майдан был заранее унавожен чувством пещерной национальной неполноценности украинцев, которым в короткий срок внушили, что они выкопали Чёрное море, насыпали шапками Кавказские горы, подарили миру Иисуса Христа, основали Рим.
Помнится, в году 2005-м, отдыхая в Крыму, из-за проливного ливня я целый день просидел в съемной квартире за ноутбуком, при этом поневоле слушал украинское радио из хозяйкиного динамика, и тут меня осенило: я взял карандаш и стал ставить галочки в блокноте.
К вечеру подвел итоги: 186 раз (!) по укр-радио прозвучало слово «незалежность» и 98 (!) раз слово «самостийность». В какой еще стране это возможно? Даже в извечно спесивой Польше это было бы нонсесом…И тогда я понял, почему за окном поезда №7 «Севастополь-Петербург» мелькают «жовто-блакитные» электрички, заборы, трубопроводы, «жовто-блакитные» вокзалы и даже общественные туалеты. Такое разве можно узреть, скажем, в Италии, Франции, Германии или России? Нужник в цветах национального флага?
А как звучат так называемые антивоенные требования на современной Украине (принципиально говорю «на», а не «в»)? Выходят жинки и кричат: верните моего «чоловика»! Заметьте, они требуют не прекратить братоубийственную войну, — пусть она продолжается «до последнего кацапа», — они требуют вернуть «своего чоловика». А это значит: пусть другие лучше воюют.
Никаких ассоциаций Майдана с Афганом у меня никогда не возникало. Цель Майдана — всколыхнуть быдло, поднять пену и на этой пене взлететь к власти, т. е. в рай. А еще — навсегда оторвать Украину от России. А быдло пускай выпадет в осадок…
«Афган» на Украине хотели устроить для России — и нетрудно догадаться, кто.
Скажу напоследок — я белорус и горжусь этим. Белорусы не «копают Атлантику и не насыпают шапками Памир».
Но, чудны дела твои…чуть не сказал Господи! Все больше и больше на улицах Минска появляется молодежи с рыцарской символикой — татуировки, одежда… И вот уже парень-таксист, везущий меня на вокзал, увлеченно доказывает: белорусов никогда не было, их придумали москали… а кто был? Были великие древние, мужественные литвины, бившие во многих битвах коварных лживых кацапов! Вам это ничего не напоминает?
— Остались ли у вас друзья на Украине? Или выехали?
— Некоторые выехали. Многие остались. Среди моих друзей-питерцев немало украинцев, и почти все они вдрызг рассорились со своими киевскими, винницкими, полтавскими родственниками. Те величают их «зомбированной путинской ватой».
Приятель-украинец ездил недавно в Кривой Рог хоронить отца. Вернулся и сказал, что посмотрев неделю украинское телевидение сам едва не записался добровольцем в АТО. Но ведь на Невском не висят карикатуры на Порошенко в стиле «кукрыниксы», не красуются повсюду надписи типа: «если встретите «хохла», позвоните по номеру………»!
У меня остались на Украине мои читатели — тысячи нормальных людей, которые пишут мне письма — из Луганска, Донецка, Славянска, Краматорска, Мариуполя. Пишут из Днепропетровска, Хмельницкого и даже из Львова. Эти люди не врут, они бесстрастно фиксируют все, что происходит день за днем у них перед глазами. И постепенно, абзац за абзацем, вырисовывается правда, которая рано или поздно ляжет в основу новых «окаянных дней».
Вместе с моим другом в питерском офисе работает паренек, который уцелел в Одессе в Доме Профсоюзов. Вам бы его послушать!
Недавно ушел из жизни замечательный писатель Станислав Михайлович Олефир — он коренной запорожец, украинец, а жизнь прожил на Крайнем Севере и воспел его сродни Джеку Лондону. Чего стоит название только одной его книги «В краю танцующих хариусов…»!
— Вы являетесь членом Союза писателей России. Почему вы стали писателем? Как это к вам пришло?
— Произошло это естественно — не рано и не поздно, как и должно было произойти. На извечный вопрос «почему?» отшучусь: в писательской среде страсть к сочинительству объясняют генетическим изъяном. То есть существует у некоторых людей этакая особая «писательская» хромосома. А если «кроме шуток», то я назвал бы это потребностью души: так, в душе у будущего композитора с детства звучит музыка, а художника завораживает палитра красок. Так и ко мне это пришло просто, но развивалось долго, с разрывами во времени. Что, в конечном счете, вылилось в ежедневную системную профессиональную работу. Наверняка, без моей военной, крымской, севастопольской биографии мне сегодня не о чем было бы писать.
Отдельно хочу сказать о литературе — она переживает не лучшие времена. Отношения власть предержащих к самой литературе и к писателям заметно охладело. Почему? Литература в целом перестала формировать общественное массовое сознание — здесь появились другие лидеры — телевидение и Интернет. Поэтому у власть предержащих постепенно пропадает желание заигрывать с писателями. Сейчас у них, можно сказать, переходный период: когда и былого уважения нет, и публично пнуть еще стесняются.
Недавно по телеканалу «История» услышал примерно следующее: «В письме к императору Поэт изложил свои взгляды не переустройство общества. Император по этому поводу принял Поэта и имел с ним долгую уважительную беседу…». Возможно ли подобное в наши времена? Чтобы Император принял Поэта ради того, чтобы его выслушать? А, впрочем, в том повинны не столько императоры, сколько сами поэты.
— Для народа вы стали известны после публикации в общероссийской газете «Моя Семья» рассказа «Славики из мглы» о вашей жизни в коммуналке и о ваших соседях-алкоголиках. Что это был за период в вашей жизни?
— Вспомнилось, как Михаил Боярский постоянно и чуточку обиженно открещивается от образа Д,Артаньяна, а Вячеслав Тихонов — от Штирлица. В этом аспекте «Славики из Мглы» — мой не самый лучший, хотя и далеко не худший рассказ. Однако… нам не дано предугадать.
Почему рассказ стал известным, выдержал десятки переизданий и переведен в семи странах Америки и Европы? Квартирный вопрос. Тот самый квартирный вопрос, который всех нас испортил. А еще столкновение двух человеческих миров — герой рассказа, отставной офицер, писатель волею судеб после развода оказывается в грязной коммунальной квартире, населенной реликтовыми маргиналами, о существовании которых герой прежде даже не подозревал.Я написал об этом искренне, ибо сама суть литературы есть «правдивое отображение эмоциональной ситуации». И рассказ буквально всколыхнул сотни тысяч людей, причем даже в странах, где о коммуналках люди имеют весьма смутное представление… Наши читатели кричали: «Браво!», а французы, немцы, канадцы изумленно вопрошали: «Неужели такое может быть в двадцать первом веке?!..».
— Вы часто пишете о сослуживцах, преподавателях, высших флотских чинах, друзьях, знакомых, как они жили раньше и живут сейчас. Вы у них разрешение спрашиваете, перед тем как засесть за текст?
— Да, герои моих рассказов — это конкретные люди, с которыми мне в разное время выпало счастье работать, жить и служить рядом. Рискну сказать, именно этим мои рассказы интересны широкому кругу читателей — они не придуманы, в них минимум художественного вымысла, наверное — ровно столько, сколько должно быть специй в добротном блюде.
Но я почти никогда не называю героев их собственными именами. Рискну процитировать известного писателя Макса Фриша: «Нескромностью являются вовсе не откровения из личной жизни автора. На самом деле нескромны подробности из жизни самого читателя, о которых читатель знает, но никогда не говорит вслух…».
Мне очень важно, чтобы не конкретный читатель узнавал в моих рассказах себя, а чтобы любой читатель узнавал время и ситуацию, в которой давно или недавно приходилось ему побывать…». Это стало своеобразной визиткой и смыслом моих рассказов.
— Также вы часто упоминаете о Крыме и Севастополе- о мысах, о бухтах. Но есть и Питер, в котором вы живете. Как часто вы бываете в Севастополе?
— О Петербурге я написал не меньше, чем о Севастополе. Одновременно у меня «на стапелях» строятся две книги рассказов: питерских «Комната с привидением» и крымских «Отпустите меня погулять».
В Севастополе стараюсь бывать ежегодно. Иногда, если позволяет занятость, живу подолгу и совсем не гостем — я просто растворяюсь в любимом городе, встречаюсь с друзьями, соседями, сослуживцами, прикасаюсь к каждому камушку на балаклавской тропе и на мысе Фиолент. Непременно бываю на Херсонесе, Братском кладбище и мемориале 35-ой батареи.
Подобные чувства испытываю, гуляя по Петербургу. Но жизненную энергию все же дают мне Крым и Севастополь.
— Еще заметил закономерность: вы не были никогда обделены женским вниманием, и из ваших работ читатели узнают, что у вас в зрелом возрасте были достаточно яркие моменты жизни с молодыми девушками. Ваша молодая жена вас не ревнует?
— В отношениях с девушками я,как и многие мужчины, знавал разные времена: от полного страдальчества до изобилия. Кто-то когда-то «родил» мудрую фразу: «Если у тебя нет девушки, значит у кого-то их две…». Так вот, в юности бывали времена, когда у меня не было девушки. А потом бывали времена, когда их было и две, и даже одновременно четыре. Означает ли это, что я отнял три девушки у каких-то юных страдальцев? Думаю, вряд ли. Они просто не обрели своих. И я ни о чем не жалею.
Однако, булгаковским языком, для меня сегодня имеет огромное значение, кто со мной рядом — Гелла или Маргарита. Я больше не хочу общаться с «геллами». Замечательный принцип «ищи равного» со временем обретает для творческого человека особый смысл. Моя жена «из равных», из «маргарит», она понимает, с кем живет, и не ревнует меня даже к недавнему прошлому.
— В 2013 году во время нашей с вами беседы вы упомянули, что по одной из ваших работ планируют снять фильм, и что вы работаете над сценарием. Как сейчас обстоят дела с этим проектом? Он жив? Если да, то кто продюсер, кто режиссёр, какие задействованы актёры, и когда мы увидим фильм?
— Ситуация следующая: проект по-прежнему жив. Но с продюсером у меня еще два года назад возникли принципиальные расхождения. Ему нужен современный вестерн с элементами трагической любви. А мой рассказ — это военная мелодрама о Любви и Смерти на войне. Я на этом настаиваю, и нет никакого смысла эту вещь переписывать как вестерн. Она уже состоялась, переведена в пяти странах и вошла в две книги — и еще войдет. Так что «тремся». Надеюсь на какое-то оптимальное решение.
— А как ваш этот рассказ называется? Какая война там показана? И какие книги в скором времени увидят ваши читатели?
— Рассказ называется «Половина шоколадки», об афганской войне. Только что вышла книга рассказов «Детский сад для взрослых». Дорабатываю книгу «Женщины сновидений» — связываю с ней очень большие надежды, а поэтому не тороплюсь. Пусть будет еще год — не страшно, она написана уже на 80%…
При наличии средств хотел бы переиздать в России свои две книги — «Город, которого нет» в новой редакции и с правками — предыдущее издание разошлось в количестве 24 тысяч экземпляров. Что для современной прозы вполне неплохо. И «Вальс на автостраде» хочу переиздать, тоже после переработки. Эта книга вышла в Канаде на русском, английском и французском языках и неплохо продавалась три года. Но в России я хочу ее переработать основательно. Это будет что-то вроде избранного — лучшие вещи за последние 12 лет.
Ну и две книги, о которых я говорил — питерская и крымская. Степень их готовности около 70%. В задумке «Мужские портреты» и «Женские портреты» — это рассказы о людях, которые в разное время встречались и запомнились на всех континентах. Они уже пишутся — но это не быстрый труд.
— Что бы вы хотели сказать или пожелать севастопольцам, питерцам, и всем-всем вашим читателям?
— Почему-то сразу вспомнилась фраза моего любимого профессора: «Будьте терпеливы, последовательны и настойчивы, а шанс вам представится». Эта фраза предназначалась молодым хирургам — его ученикам, но мне кажется, она универсальна. Всем нам сегодня не хватает терпения, последовательности, настойчивости в земных наших делах. А еще веры. Это и хочу пожелать!
