«Россия для русских!» — активно манифестируют внятные и не очень люди. И данное мнение, безусловно, имеет под собой основание. В России живётся, похоже, всем — кроме русских. Защищены, в том числе и конституционально, законодательно, едва ли не все — кроме русских. И даже 282 статья Уголовного Кодекса — та, что о разжигании межнациональной розни — не случайно называется «русской». Потому, действительно, есть вопросы, на которые должны быть получены убедительные ответы.
Однако давать их необходимо с осторожностью, вдумчиво. Иначе — не избежать взрывоопасных последствий. Как, например, произошло на Украине.
Эта страна вошла в долгожданную, выстраданную независимость с перспективой развитого европейского государства. Военный, научно-технический, промышленный потенциал — всё на уровне. Самая большая территория в Европе, 52 миллиона человек, плодородная земля, идеальное географическое положение — дополнительный бонус. У Украины было многое, чтобы стать примером для остальных. Но не срослось.
Из причин очевидных — убийственная энергетическая зависимость. Из причин глубинных — неправильный выбор идеологии.
Киев планировал идти по пути восточноевропейских соседей, решив полностью деконструировать советское наследие, превратив Украину в пассивное выставочное государство. Не промышленность, но туризм. Не военная мощь, но полигон для чужих армий. Не диктовать свою, но выполнять чужую волю. Фактически это означало не жить в мире со всеми, как то ожидалось, но существовать в тотальной зависимости ото всех.
Однако глупо было делать из постсоветской Украины вторую Венгрию или Польшу. Не те предпосылки, не тот народ. Обглодав советское наследие, Украина рухнула в бездну экономических, социальных, политических проблем. Старые швы разошлись. И Украине, как и любой другой стране, понадобился скрепляющий фактор. Прежде всего, идеологический. Тот, что на выходе даст единое государство. Так был избран лёгкий путь — национализм.
Вариант этот, безусловно, напрашивался. Украина прошла череду зависимостей, влияний. Всё украинское либо подавлялось, либо искоренялось. Периодически, впрочем, курс менялся, и тогда начиналось подобие украинизации, которое, впрочем, достаточно быстро сворачивалось. В СССР, например, так было в 1933 году, когда Сталин дал известную телеграмму «Прекратить украинизацию!», и в 1972 году, когда на посту первого секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста сменил Владимир Щербицкий. С обретением же независимости в 1991 году Украина наконец, получила, шанс стать действительно украинской.
О новом курсе на правах первого президента заявил Леонид Кравчук. Забавно, но именно он в советское время отвечал за идеологию УССР, в том числе борясь с так называемым «украинским буржуазным национализмом». Однако перевоплощение Кравчука из красного слуги в национального лидера случилось достаточно быстро. Именно при Леониде Макаровиче стартовало — хотя фактически оно началось ещё в середине 50-х годов XX века, когда амнистировали многих деятелей ОУН-УПА — возрождение украинского национализма, достигшего пика при Викторе Ющенко. Присвоение звания героя Украины Степану Бандере стало разделительной чертой, после которой прежняя страна была уже невозможна; она раздробилась, утратив целостность, прежде всего, ментально.
Потому Евромайдан, инспирированный западными демиургами, зацементированный благими помыслами, оказался для государства летален. В отличие от иных протестных движений, столь частых для Украины, он апеллировал главным образом к национальным вопросам, паразитировал и утверждался на них.
Украинцев поделили на правильных и неправильных, провозгласив лишь одно мнение, одно настроение, один взгляд. Всё остальное — от лукавого, от Кремля; слушать его значит оказаться врагом народа, предателем государства. Украина для украинцев, а точнее — для правильных украинцев. Народ постарались отформатировать по лекалам уродливого нац-building'a, и эта попытка логично закончилась неудачей.
Однако действие рождает противодействие, и антитезой «Украине для украинцев» стала Русская весна, случившаяся в Донбассе и в полной мере реализовавшаяся в Крыму. Мы стали свидетелями чуда, случившегося на полуострове, когда, явив колоссальное духовное терпение, миллионы человек без крови, без действия разрушительных сил вернулись на Родину.
Что позволило им сделать это? Что питало и сохраняло их волю всё это время? Совесть — как базовый компонент Русской мечты, как научение самоотверженности, как переход от сугубо личного к общностному, предметному. Совесть, помогающая человеку преодолеть себя и тем самым, собственно, стать человеком.
Воля к мечте крымчан, ставшая импульсом новой жизни, пробудила в России то лучшее, что оберегало, питало её все эти истерзанные, полные бед и испытаний столетия, где право на самоидентификацию добивалось в тяжелейшей борьбе; право на русскость.
Ведь Русский мир, о котором мы столько слышим сегодня, есть совокупность людей, каждый из которых в свою очередь являет собой этот мир в малом масштабе. Только через обретение голоса каждого, через присоединение его к пению общему возможна великая симфония русского, и через деятельную Русскую мечту, представляемую и реализуемую нами, достигается торжество Русской идеи как Божьего замысла о нас.
Пение это, пусть оно и гармонизируется с общей мелодией, индивидуально, самостоятельно, а, следовательно, не может быть отформатировано по общим — в данном случае националистическим — лекалам. Это путь упрощённый, бесперспективный, фатальный. На примере Украины мы можем убеждаться в этом снова и снова.
Русский не идентифицируется по крови и по рождению, но, прежде всего, являет себя по своему социокультурному, языковому, религиозному, ментальному, сакральному, если угодно, коду. И «Россия для русских», несомненно, отвергает сугубо националистический контекст, понимание её как «анклава для избранных, расово чистых», но, обрастая смысловыми кругами, расширяется до Града Русской мечты как проекции реального воплощения Царствия Божьего на земле, где, как писал Достоевский, «и человек русский, и мир русский, и Бог тоже русский».
