— Как для вас началась Русская весна?
— Когда ребята-беркутовцы вернулись из Киева 20 февраля, они с собой привезли транспортабельных раненных, а в столице остались еще три человека. Это Игорь Самерин, Миша Лебедев и Коля… Фамилию его подзабыл. Они были очень тяжело ранены, поэтому были не транспортабельны.
— А что у них было?
— У Коли было самое простое — пуля в лопатке. И зацепило нерв. Одна рука была парализована, но его первого вытащили. В середине марта он уже был у нас, в Донецке. У Игоря Самерина было прямое ранение в сердце. Пуля зацепила сердце. Парень в рубахе родился. Это произошло, когда началась стрельба на Майдане в феврале.
Я потом с Игорем разговаривал. Он видел, кто стрелял. Стреляли из ПМ. Снизу, буквально с 2-3 метров.
— А кто стрелял?
— (смеется) «Борцы», как говорится. В масках. В общем, парню сделали несколько операций. К нам привезли. Выписался он в июне-июле месяце. Он на реабилитацию пошел. А вот Миша Лебедев получил самое тяжелое ранение. Пуля прошла через нижнюю скулу, зацепила верхнюю челюсть, раздробила ее и выбила глаз. Мало того, пуля застряла потом в мозгу. В конце концов, Мишу вытащили в конце мая. Потом мы переправили его в Россию. Я передал заботу о Мише… есть в Приозерске подворье Валаамского монастыря. Там есть отец Фотий. Вот он старается помогать.
В Питере Миша попал в Военно-медицинскую академию. Потом в Сестрорецк на курорт. В общем, человек стал на ноги. Мальчишка 1991 года. Глаз, правда, выбит. Слух на одно ухо. Говорили, уже не восстановится. У него слуховой аппарат.
Учитывая то, что ребят мы долечивали. У них там и ожоги, и переломы, и огнестрелы. Их привезли в наш милицейский госпиталь в Донецке.
Мы в свою очередь, чтобы не повторился Львов и Луцк — вы вспомните, что там украинские националисты творили с «Беркутом» — стали каждое воскресенье проводить в защиту беркутовцев митинги. Кстати, я был среди трех человек, которые подавали заявки на проведение этих мероприятий. За это меня вызывали в СБУ. Самое смешное — именно по тому телефону вызывали, который я указывал в заявке.
— С Павлом Губаревым связаны были?
— Пашу Губарева я лично видел второго марта, когда он и его люди штурмовали СБУ. Скорее всего, правда, это были не его люди…
— А кто тогда?
— У меня сложилось впечатление, что там действовала другая группа людей. Их я лично не знаю…
— Почему у вас сложилось такое впечатление?
— Они были организованы. У Губарева была небольшая организация, а те ребята, сразу было видно, были военными. Кстати, мой товарищ Татаринцев Петр Петрович вообще Афган прошел. Он ведь ставил на ноги спецотряд «Сокол» при нашем донецком УБОПе. Мы ж все дончане.
— А те военные откуда были?
— У меня принцип какой: если мне человек рассказывает, я слушаю, а если нет, то вопросов не задаю.
— А Ходаковского тогда помните?
— Ходаковский тогда первым в Донецке появился с оружием. Лично я ему говорил: зачем? Тогда их было семь человек с автоматами. Они появились в здании на бул. Шевченко, 2. Там был офис «Партии регионов». Напротив здания Донецкого ОГА. Там появились его ребята с оружием. Это было 10 марта.
Я лично тогда с ним разговаривал, спрашивал его: а зачем с оружием? Оно ж ничего не решит.
— А он что?
— Он: не твое дело. Так и сказал. Ну, а потом, конечно, понеслось. Контактировал с Пургиным. Связывался с ним прошлым летом, когда занимался беженцами. Пару раз он финансировал эту программу.
Я просто не работал в системе… меня даже анархистом называли. Я никому не рассказывал, как я это делал. Я вывозил людей железнодорожным транспортом. Связался с железной дорогой. Выписывал плацкартный вагон. Оплачивал его. И вывозил в нем человек 60-70. А все кричали: как так можно, ты ж через укропов вывозишь людей. А я делал как. Сейчас об этом могу рассказать.
А я договорился с профсоюзом железнодорожников. Они написали сопроводительное письмо, к которому прилагался список, что это семьи железнодорожников едут в Крым по путевкам, проплаченным в декабре 2013 года, на 2 недели. Пока это было более-менее безопасно, я вывез порядка 400 человек. Около 7 вагонов вывез. Пургин дал денег на 2 вагона. Один вагон стоил порядка 6 тысяч.
Со мной спорили, что лучше на автобусе вывозить. А я отвечал, что автобус легче расстрелять.
— Кто были люди, которых вы вывозили?
— Порядка 30% это были славянцы. Потом — с Докучаевска много. Константиновка. Дончане были. В основном собирались эвакуироваться люди из тех мест, где были боевые действия. Мой принцип был таким: люди хотят уехать — пусть уезжают, потому что они все равно не бойцы, а женщины и дети тем более.
Параллельно стали приходить из Славянска раненные. Уже началась война. Так как я начал еще с 23 февраля «воевать», то все, кто был на митингах в Донецке, меня знали. Поэтому ребята, которые были в Славянске, начали обращаться ко мне, зная, что я курирую раненых беркутят. Мы в основном вывозили всех раненных через Изварино. Вывозили даже через Северный.
Туда, когда я ехал, ни одного происшествия не было. А когда возвращался назад, то заехали на украинский блокпост. «Захватили» пулеметик. Когда мы ехали к границе, то Дебальцево было еще нашим, а когда возвращались через 2 дня, то его уже взяли укропы. И под Веселой Тарасовкой ночью — в часа 2-3 — мы и влетели к укропам на блокпост. Там еще ничего толком организовано не было, только две машины обгоревшие стояли. Они перекрывали дорогу. По нам стрельнули из пулемета. Я сначала не сообразил, когда стрельнули трассерами, но позже понял, что надо было сразу сообразить, что это укропы, потому что наши трассерами никогда не стреляли.
Я высунулся из машины и начал их крыть матом-перематом: чего вы по своим стреляете. Они: выходьтэ. Мы с товарищем вышли из машины с двумя гранатами. Я, правда, нарушил инструкцию, вышел из-за руля. Подошли к ним. Они увидели гранаты и разбежались. Пацаны. Нам повезло. Если бы были профессионалы, то нам конец бы был, а это, видно, были срочники. Совсем салабоны двадцатилетние.
— А как дальше ваша военная карьера шла?
— Меня назначили куратором военной медицины. Почему у меня позывной «Беркут»? Я представлялся Мишей фон Беркутом, так как помогал «Беркуту», о чем уже рассказал. Параллельно с этим я попал в контрразведку к Стрелкову.
Мои товарищи и Татаринцев сформировали подразделение, которое занималось минометчиками из ДРГ, которые разъезжали в прошлом году и этой зимой по Донецку. Они стреляли куда угодно и как угодно. Когда я не был занят ранеными, то присоединял к этому подразделению в качестве водителя. Я сам себя называл перевозчиком.
— Ловили украинцев?
Ну, судя по всему, две группы украинских минометчиков расстреляли. В каждой группе было 4-5 человек. Помню, однажды часть боевиков одной из групп ушла, а три 200-х из группы осталось лежать.
Когда мы по звонку местных жителей приезжали на машине в то место, с которого стреляли минометчики, то по нам начинали работать снайпера. Донецк тогда разбили на сектора, за которыми были закреплены группы, которые вылавливали ДРГ. За нами зимой закрепили Ленинский район и район телебашни в сторону Боссе. С микрорайона Боссе частенько постреливали, потому что там проходит речушка и там довольно дикие места, из которых можно уходить и вправо, и влево. Мы как-то гнались за одной «Газелью», но не догнали. Люди говорят: туда поехал. Три-четыре поворота и пропала.
Как нам говорили, человек 19 взяли. Основная масса — это местные донецкие милиционеры, которые ушли к укропам в Мариуполь. У них ментовская психология. Они прекрасно знают, как шифроваться. Плюс знание города. Если летом их было легко перехватывать, то зимой — очень сложно, потому что они практически растворялись.
Какими методиками обстрела они пользовались. Смотрите. Зима. Почва промерзшая. Значит, плиты для миномета не надо. Один человек просто приходит пешком. Выбирает точку. Выбирает направление выстрела. Наносит точки. Делает два-три выстрела, и миномет просаживается в грунт. Прицел сбивается.
Вторая точка. Тоже выверена. Они миномет тут же переносили и еще три выстрела. Уже шесть выстрелов. Более кучно, более правильно. Обычный человек, видя разметки на земле, не понимал, что это такое. Разметки — это воткнутые ветки, например. Да все, что угодно. Раньше они стреляли беспорядочно, а теперь все выстрелы были направлены. А что такое три выстрела? Это максимум минута-две. Еще три выстрела — еще минута-две.
Минометы вообще могли положить в густую траву и пойти пешком.
— А вы лично общались со Стрелковым?
— Я когда бываю в Москве, то обычно заезжаю к нему.
— Какое он на вас произвел впечатление?
— 26 мая я поехал повоевать в донецкий аэропорт. А там КАМАЗ с ранеными. Мы стали оттуда их вытаскивать. Я начал заниматься ранеными.
Так вот, со Стрелковым я познакомился, когда начал делать ему докладные. Там были замечания по транспортировке раненых в ногу. Тогда было очень тяжело. Это был май-июнь. Мы познакомились в Донецке. Доложил, рассказал, что надо так и так сделать. После этого он мне сделал удостоверение. А то, когда я в Ростов приезжал, привозил раненых, у меня в больнице спрашивали: вы кто? А я: конь в пальто. Принимай раненных (смеется).
Стрелков нормальный офицер. Скажу вам так, на фоне других он — офицер. Я вообще не понимаю, когда начинают командовать не военные. Вы знаете, я вам честно скажу, что сейчас ему не стоило лезть в политику, во все эти дела.
— А как в Донецке к нему относятся?
— Двойственно.
— А с другими военными вождями — Захарченко и Ходаковским — были знакомы?
— С Захарченко сталкивался один раз. На митингах в феврале 2014 года он бывал. У него уже тогда был «Оплот». Они на митингах не выступали. А пересекся с ним один раз в Краснодоне.
— А как стали заниматься перевозной полевой церковью?
— Я когда ранеными занимался, то искал короткие пути к границе, чтоб можно было, как можно быстрее и спокойнее, не попав ни в какие переделки, доехать до нее. Как только граница двигалась, я следом за ними. То разведочку сделал, то поеду покатаюсь, посмотрю, где чисто, а где не чисто.
Когда наши взяли погранпункт «Мариновку», то я туда сразу приехал. Она еще горела. Там встретил отца Никона, одного из учредителей нашего общества. Его не выпускали в Россию после того, как он привез гуманитарку. Он был на машине с крымскими номерами. Его там строили, ну и я вставил свои пять копеек. Меня после этого все начали шерстить, а его пропустили. А он возил гуманитарку не целевым образом, а по селам и по тем местам, которые были наиболее разбиты.
И вот, когда меня начали шерстить, то он мне сказал: я вас подожду.
Вот так мы с ним на границе и познакомились, причем так смешно получилось. Он меня спрашивает: а вы знаете Мишу «Беркута»? Я: да в принципе знаю.
После этого батюшка показывает мне мой номер телефона. Так было смешно. Это, говорю, я, Миша «Беркут». Он мне отвечает: так его же арестовали. Я: да нет. (смеется).
Осенью, когда у меня стало меньше дел, я с ним случайно встретился в Донецке. Он как раз начал организовывать Русское православное общество «Народное единство». А я считаю, что любое дело, посвященное нашему Донбассу, полезно. Тем более людей надо поддерживать. Тем более, это дело православное.
Беседовал Александр Чаленко
