Гром
С Владом и Громом из бригады «Восток» мы встретились на территории донецкой больницы.
— Вы реально Гром! Пока Вы сюда подъезжали, еще не видя Вас на инвалидном кресле, по звуку мы уже поняли, что Вы приближаетесь!
— Меня не видно, но слышно! (смеётся Гром)
— И сразу первый вопрос: обычно, когда люди попадают в подобные ситуации и становятся инвалидами, у многих происходит психологический шок, люди терзаются разными мыслями, вплоть до суицидных… Но, судя по тому, как феерично Вы к нам подъезжали и демонстрировали скрещивание ног с лучезарной улыбкой на лице, Вам подобное уныние не знакомо!
— Нет! Нет! Нет! Не дождутся! Это в медицине есть понятие «инвалид», а в душе я себя таковым не чувствую. Тем более что это временное явление. Да, появились какие-то ограничения в жизни небольшие и всё. Позитив же живет внутри меня!
— А в мирной жизни чем позитивно занимались?
— Я был сначала водителем, потом водителем-телохранителем. Абсолютно мирная профессия, скажу Вам. Никого не обижали, никого не трогали. А тут такое началось!
— Вы местный житель?
— Я из Славянска. Это потом судьба меня сюда занесла.
— В Славянске для Вас когда война началась?
— 2 мая 2014 года. С первого обстрела родного города. Перестрелки и раньше немного, но были, но артиллерии не было. Мы ведь надеялись до конца, что война закончится в зародыше и не будет этой дикости! 21 век, Украина, братоубийственная война… Хотя в душе понимали, что назревающего конфликта не избежать, а в голове не укладывалось все равно. Когда с горы Карачун украинские национальные батальоны стали обстреливать наш город из «Градов», тогда уже понимание происходящего само заставило взять в руки оружие и защищаться.
— Так и пришли на войну?
— Да, сначала был Славянск. Потом Стрелков оттуда вышел, и нам оставаться нельзя было, ведь по городу работали камеры, всех снимали. Мы особо и не скрывались, но понимали, что Славянском всё не закончится и конфликт разгорится и в Донецке, и в Луганске… Так я и приехал в Донецк. Поначалу осваивался, понимая, что нужно в любом случае идти в ополчение. Только не знал, куда и к кому в подчинение. Много общался, узнавал о каждом командире: кто чем занимается, кто какой человек, у кого какие цели в нашем общем деле. Так дошло и до «Востока». Александр Сергеевич — бывший силовик: я просмотрел множество его интервью, о нем почитал. Человек с серьезными взглядами на жизнь. Человек слова. Мне это все по духу пришлось. Так я и попал в батальон «Восток». А мое первое боевое задание — Красный Партизан, а потом уже с 13 ноября мы защищали Донецк из аэропорта.
— А ранения до этого были?
— Мелкие, осколочные, но это не в счет. Это не ранения. Контузии легкие были, которые мы лечили взмахом руки и бежали дальше.
— Гром, за то время, пока Вы воевали, Вы же встречали ваших ребят из «Востока» с такими же ранениями, как сейчас у Вас. Мысли какие-то по этому поводу были?
— Конечно, были! У меня была машина своя, и я доставлял ребятам боеприпасы, а при обстрелах, если большая машина проехать в нужное место не могла, я на своей машине проскакивал, забирал раненых. И своих ребят с бригады, прямо из под обстрелов, привозил вот в эту же больницу на лечение. Я видел все эти травмы, ранения, но все мы однажды сделали свой выбор.
Внутри, конечно, у всех теплится надежда, что с тобой такого не случится и «твоего» снаряда, пули не будет. Но все взрослые люди, и все понимают, что это война. Здесь нельзя сохраниться, перейти со сложного уровня на более легкий, нельзя все с начала запустить, как в интернет —игрушке. Случается и будет случаться, тут уж ничего не попишешь. Многие страдают.
— Вы «свой» снаряд услышали?
— Нет, как и Влад, я его не услышал. ПТУР не услышишь, тем более в тех условиях. В аэропорту даже одиночный автоматный выстрел не услышишь. Ветра сильные и шума много. Услышал и почувствовал, когда уже прилетело…
— Очень часто многие и мирные, и военные, рассказывают, что перед тем, как прилетал «свой снаряд» что-то на интуитивном уровне чувствовали. Кто-то начинал видеть сны, кому-то жены начинали внезапно звонить уже с утра. У Вас были какие-то ощущения перед происшедшим?
— Жену свою я 3 года назад похоронил, снов вещих не видел. Была Пасха. Мы христиане и праздники свои чтим. Утром проснулись, и так хорошо было, такой светлый праздник, солнышко светит! Накануне ночью было два боя, мы думали, что с наступлением утра больше обстрелов не будет, Пасха же! Надеялись, что украинские военные этот праздник чтут и отмечают, хоть и большинство из них католики, но всё же. Хотя всегда ВСУ самые ожесточенные бомбежки и бои именно на церковные большие праздники начинали. Еще с самого Славянска в прошлую Пасху с самолетов, вертолетов нас бомбили и с «Градов», и со ствольной артиллерии. Но верили, что не в этот день. Настроение было великолепное! Еще с самого утра поехал с аэропорта двух наших раненых (среднее и легкое ранения) забрал и привез в больницу — областную травматологию. Даже и мысли не было, что сегодня сам в эту же реанимацию приеду. Точнее меня привезут. Судьба… От нее не убежишь…
На днях сидел здесь на территории больничного двора, читал новости в интернете и боковым зрением заметил, что ко мне кто-то подходит. Поднял глаза, а рядом стоит цыганка и говорит мне: «Не переживай, это судьба! Это случилось бы или весной или осенью. В следующем году война закончится и ты женишься!». В общем, такое дело. На войне, как на войне.
— Судя по нашему разговору, спрашивать, каковы были первые мысли и ощущения, даже смысла нет. И так понятно.
— В первые секунды был шок. Контузия. Непонимание происходящего. Попытался подняться, а «берцы без меня убежали». А дальше были жгут, «Бутарфанол» и ожидание наших, чтобы нас забрали и вывезли оттуда.
— Сейчас задам Вам вопрос, как и Владу: если бы знали всё наперёд, уехали бы куда-нибудь отсюда, или решение защищать свою землю осталось бы неизменным?
— Я на своей земле и никуда не уеду! Голова останется, значит, голова будет идти и кусать! Мы у себя дома. Ну как можно не пойти защищать свой дом, Родину? У нас есть живой пример: наша медицинская сестра родом из Песок, ей 60-65 лет, и в ее родном доме сейчас живут представители украинской нацгвардии. Её соседи, которые последними оттуда уходили, ей рассказали, что нацгвардейцы перевезли туда свои семьи. Разделывают землю, садят огороды и уверенно рассуждают, что «сепары вернутся и будут у нас на огородах батрачить». Они считают, что в чужих домах и огородах они на своей земле. А мы тогда кто?
Заняли наши дома и считают их своими по праву. А наши тогда где? Эта земля наша! Мы отсюда уходить никуда не будем. Они к нам пришли, не мы к ним. Они и у меня квартиру отняли. Когда по Славянску с горы Карачун стреляли «Градами», 3 снаряда попало ко мне в дом. Четверть дома снесло. Под подъездом моя честно купленная машина, как и квартира, стояла, так ее уничтожили разрушенные стены моего же дома! Я потерял все, что у меня было в течение нескольких секунд одного украинского залпа…
— Гром, ненависть к ним испытываете?
— Какая ненависть? Это братоубийственная война. Мы брали пленных ВСУ. Это пацанята молодые! У него на автомате даже затвора нет! Крышка просто приварена к автомату. Сзади таких стоят нацистские заградительные отряды и посылают их на убой.
Обида на правительство, потому что не смогли выйти из этой ситуации достойно и допустили кровь. Ими же американские кукловоды управляют, команды отдают, приказы, настойчивые рекомендации… Мы бы тут и без них сами разобрались. Обида на наёмников, которые сюда за деньги идут убивать. Обидно за наших ребят, которые к ним в плен попадают. С большим трудом их обмениваем. Привозят наших пацанов калеками. Издеваются над ними неслыханно. Мучают. Относятся к ним хуже, чем… даже не знаю… Привозят их без ушей, пальцев…
А вот пойдите сейчас в травматологию, там 4 военнопленных ВСУ- шника лежат на лечении, и спросите у них: как к ним относятся? Их лечат также хорошо, как и нас. Мы их отдаем откормленных, вылеченных, переодетых в чистое и новое обмундирование с сумкой личных вещей и бодрой здоровой походкой.
Вот после боев зимой в аэропорту ВСУ-шники просили перемирие, чтобы 200-х и 300-х забрать. А ведь ездили забирали выборочно, только афроамериканцев, поляков, немцев. Короче, только иностранцев. А простых украинских пацанов, полуживых, оставляли умирать на морозе, ветру и под перекрестным огнем. Там только ветер зимой чего стоил, кирпичи летали, как листья осенью! Вот и можете себе представить, такой ветер и мороз «-20», и украинские срочники полумертвые и брошенные! Вот за это очень обидно. Это не достойно воинства. Да, это враг, но! Этих молодых пацанов жалко — сил нет.
Был случай, когда наш не сильно тяжело раненный пулеметчик отдал свой «Бутерфанол» пленному, чтоб украинскому солдату помочь, он был тяжелый тогда, но спасли. Кстати, его через неделю-другую выписывать будут.
— После всего увиденного и пережитого, на фоне нескончаемых минских договоренностей и переговоров, Вы видите Донбасс в составе бывшей единой страны под названием Украина?
— Нет. Я не смогу с ними жить. Я не смогу ездить к ним в гости, здесь их принимать. Не смогу. Мы теперь в глаза даже друг другу посмотреть не сможем. Много потерь, много горя, много крови, много смертей, а они до сих пор силовым путем хотят Донбасс забрать. Может все уладится и перемелется, но вряд ли. На данный момент я даже не представляю Донбасс в составе бывшего государства. Много есть тому причин… и видели мы не мало…
