Помню, что испытал, когда узнал об убийстве Олеся Бузины. Я стоял на крымском рынке, а в мобильном телефоне раздался голос:
— (Такое-то) информагентство. Вы могли бы прокомментировать смерть Олеся Бузины?
Я сначала не понял, переспросил. Но они были приговаривающе жестоки в своём подтверждении:
— Убит Олесь Бузина…
Был час дня. Душного, знойного дня. И я вскрикнул так, что обернулись, кажется, все, кто был на рынке.
Особенная смерть. Не депутата, не чиновника, а писателя, задача которого — говорить правду, искать ответы. Ошибаться, да, — как без этого?— но искать и при этом иметь право на ошибку.
Однако вот уже как два месяца Олесь мёртв, расстрелян. И Дегтярёвская, 53, стала если не местом паломничества, то точкой сбора людей иного, нежели «генеральная линия партии», мышления. Опасной, рискованной точкой сборки.
И в тот день, 16 апреля, в материале, посвящённом Олесю Бузине, я написал, что Украина должна найти убийц писателя; это не просто дело чести, но вопрос будущего всего государства.
Их нашли, этих убийц. Достаточно быстро. Двух молодых людей, горящих националистическими идеями. Арсен Аваков, не без помпы сообщив об этом, назвал в качестве мотива убийства «личную неприязнь».
Ясно, что подлинные заказчики, инициаторы остались в стороне, в тени, переходящей во мрак. Есть лишь вот эти, убившие, исполнившие. Хотя бы так. Достижение украинской милиции? Безусловно. Часть тренда? Несомненно. Националистов решили приструнить, дабы не слишком рвались переформатировать страну, в которой всё и так давно поделено. Арест Виты Заверухи, уголовные дела против карательных батальонов — события, неизбежно идущие в сцепке.
Действия логичные, но быстро нивелирующиеся одной новостью: убийца Олеся Бузины Денис Полищук вышел на свободу под залог в 5 миллионов гривен (230 тысяч долларов). Уголовный процесс, который должен был стать показательным, неизменно станет таким, но уже в принципиально ином контексте.
Почему именно убийство Олеся Бузины так резонировало с общественными настроениями? Потому что оно стало уничтожением права на альтернативную точку зрения, права на высказывание.
Бузина, конечно, не был героем, мучеником, кристально чистым человеком — подобная идеализация излишня, но в нём определённо присутствовало то, что уважать обязательно стоит — принципиальность, решимость бороться до конца. Оттого он и не уезжал из Киева, хотя мог бы, как многие куда менее талантливые и более трусливые политики и журналисты. Нет, он остался на родине, чтобы декларировать своё видение Украины. Оно могло быть правильным или нет, но, безусловно, имело право быть в принципе.
Стрельба в Олеся — манифестация того, что своего мнения ты, украинец, иметь больше не можешь, а если и можешь, — какая роскошь! — то запихни его в самый дальний угол себя. И Арсен Аваков отчасти прав — да, это, действительно, форма личной неприязни, но не к Олесю как к человеку, писателю, историку, а к основополагающему принципу как к таковому. Принцип этот — демократический, лежащий в основе любого полноценного государства. Если Украина хочет стать таковым, то должна карать тех, кто его отнимает, уничижает.
Но этого не случилось. И, похоже, что не случится. За новыми крестовыми походами, снаряжаемыми по завету папского легата: «Убивайте всех! Бог опознает своих», последовало ещё одно средневековое мракобесие — индульгенция. Украинский бизнесмен Алексей Тамразов заплатил 5 миллионов гривен, чтобы Денису Полищуку, убийце Олеся Бузины, отпустили грехи.
Самое мрачное здесь — то, что это не исключительная личная инициатива, но действие, вытекающее из самого духа времени, когда толпа требовала не трогать виновных. Одни сомневались в реальной причастности Полищука к преступлению, другие оправдывали его только лишь потому, что он покарал сепаратиста, предателя. Да, убийство есть зло, но если убитый был чужим, маркированным как враг нации, то это и не убийство вовсе, а очищение святой земли от неверных. Так боевики ИГИЛ истребляют тех, кто не вписывается в систему их ценностей, взглядов.
Скажете, что не надо сгущать, и между исламскими боевиками и украинскими радикалами — пропасть? Возможно, но она не столь широка, как кажется на первый взгляд, а с каждым днём сужается всё быстрее. Национализм становится религией, и нация оказывается превыше всего, даже превыше Бога. В таком случае убийство иноверца не надо оправдывать — оно изначально становится благом.
С этим, наверное, можно было бы поспорить, если бы не то, что произошло после освобождения Полищука: его встретили цветами, овациями и даже, словно тренера-победителя, качали на руках.
Несколько недель назад я вернулся из Киева. На стенах, ситилайтах, вывесках — везде мелькали наклейки: «Вита Заверуха — узник, мученик нового политического режима». Девушка, превратившая свою деятельность в декларацию мизантропии, антисемитизма, русофобии, совершившая несколько чудовищных преступлений, позиционируется как жертва.
С Денисом Полищуком, в общем-то, та же история, но эффект её мощнее, значительнее — благодаря индульгенции из жертвы он превратился в героя, победителя, преодолевшего барьеры. Удивительно, но в их роли выступила украинская власть — те самые люди, что пришли на крови, благодаря ударной силе как раз таких полищуков и заверух. Они стали топливом революции, и победители, согласно непреложному закону, постарались избавиться от них.
Но грызня эта только лишь начинается. Змея вырвалась на свободу, призванная заклинателем умерщвлять врагов — вот только дудочка у него сломалась. Потому яд действует без разбору.
И в этом есть неочевидный, но плюс: чем сильнее будут националистические, радикальные настроения, а главное их проявления на Украине, тем быстрее окстится, сосредоточится её думающая, адекватная часть, которая, несмотря ни на какие мутации и пертурбации, находится в абсолютном большинстве. К сожалению, пассивном, как это часто бывает, но большинстве.
И всё же за Средневековьем должно наступить Возрождение. Это не столько вопрос времени, сколько воли тех, кто по-прежнему руководствуется здравым смыслом, испытывая подлинную, не замутнённую безумием любовь к Украине.
