3 мая отмечался Международный день свободы прессы. Той самой свободы, которой, по утверждениям американцев и европейцев, на Украине Кучмы и Януковича было явно недостаточно, и которая восторжествовала там только с прошлогодней победы Евромайдана. А на днях как раз стал предельно очевидным смысл этой свободы.
Как известно, 30 апреля земельный суд Вены отказал Соединенным Штатам в экстрадиции туда украинского олигарха Дмитрия Фирташа, который больше года назад был задержан в Австрии и пребывал там под домашним арестом. Формально американцы требовали его выдачи за предполагаемую дачу взяток индийским чиновникам за получение разрешения по добыче титана в штате Андхра-Прадеш еще в 2008 г.
Впрочем, судя по материалам как украинской, так и австрийской прессы, никаких серьезных доказательств этой взятки американцы не предъявили. А заседание суда сосредоточилось на теме роли Фирташа в украинской политике — и он сам, и его адвокаты, и свидетели защиты (в основном нынешние или бывшие депутаты Верховной Рады) говорили о том, что олигарх был связан с Януковичем и Кличко тогда как американцы делали ставку на Яценюка и Тимошенко. В ходе дебатов вскрывались многие подковерные тайны украинской политики. Например, сам Фирташ утверждал, что «на встрече с Нуланд 4 ноября 2013 Янукович обещал три вещи: подписать ассоциацию, отпустить Тимошенко на лечение и отдать Шеврону большое газовое месторождение в Харьковской области. После этого первый запрос на арест в Вене был отозван… Америка шантажировала Януковича делом против меня».
Впрочем, говорить о том, что вскрылось на суде — это тема отдельной статьи. А здесь нас интересует в первую очередь реакция на процесс со стороны воплощения свободы прессы на Украине, Мустафы Найема. Того самого Найема, по призыву которого в «Фейсбуке» в ноябре 2013-го и начался Евромайдан.
30 апреля в той же социальной сети он так откомментировал ход процесса: «Ну что ж, как граждане демократической страны мы, конечно же, уважаем решение суда. Однако, пользуясь правом на свободу высказываний, вынуждены констатировать, что австрийских судей банально «развели как котят». Бред, в общем.
Похоже, адвокаты Дмитрия Фирташа решили выставить своего клиента чуть ли не в образе оппозиционного политика, а то и жертвы мирового правительства. Для ясности: Дмитрий Фирташ никогда не был политиком. Политику и политиков он только использовал для личного обогащения или создания условий, этому благоприятствующих. Совладельца Rosukrenergo подозревают в даче взятки в $18,5 млн индийским чиновникам за получение лицензии на разработку титанового месторождения. Никакой украинской политики, никаких Януковича-Тимошенко-Порошенко-Кличко. Банальная взятка в особо крупных размерах за обкрадывание народа Индии».
Не собираюсь представлять Фирташа белым и пушистым. Но настоящая статья не о нем, а о свободе слова. Поэтому лишь отмечу, что Найем, который в других случаях часто оказывался талантливым расследователем, не предъявил никаких доказательств того, что взятка-то имела место, и потому надо говорить об Индии, а не об Украине. Но, видно и у американцев доказательной базы не было — во всяком случае в материалах о суде она не фигурирует. Ведь сам судья в своем выступлении жаловался на то, что ему не были предоставлены протоколы допросов свидетелей, которые дали показания против Фирташа.
Однако задаваться вопросом, почему сам свободный журналист не сказал о слабоватой доказательной базе американцев так же неуместно, как предполагать с его стороны и вопрос, которым задался австрийский судья: «Я не могу понять, почему американцы держали дело 2008 года, чтобы в какой-то момент схватить Фирташа»? (именно давность этого дела и побудила стража закона счесть, что запрос об экстрадиции имеет политическую подоплеку). И совсем уж неуместно было бы предполагать, что Найему может показаться странным: почему это за взятку, совершенную в Индии, должны преследовать не в этой стране, а в Соединенных Штатах.
А почему неуместно? Да потому, что для свободных (в соответствии с западными стандартами) журналистов современной Украины всё, что делают Соединенные Штаты, правильно. И их убежденность в этом — ключевая черта той свободы прессы, которая в стране утвердилась.
Поэтому нуждается в уточнении и расхожее определение СМИ и журналистов как «сторожевых псов» демократии. В современной Украине главная задача этих сторожевых псов охранять американские интересы. И вряд ли сами они видят в этом нечто плохое, похоже, они искренне убеждены, что США — это и есть воплощение демократии, а потому Америка априорно не может хоть в чем-то вести себя неверно.
Поэтому для определения реальной свободы украинских СМИ есть только один критерий. В этой стране истинная свобода прессы — это не состояние государства, когда журналисты могут критиковать президента (даже если при этом они, как Найем, являются членами президентской фракции в парламенте). Это состояние государства, при котором в число символов этой свободы войдут люди, которые не стесняются критиковать США. Но тогда, наверно, международные организации снова запишут Украину в число стран с несвободной прессой.
