Руслана Коцабу — журналиста и блогера, который выступил против мобилизации, — Апелляционный суд Ивано-Франковска оставил под арестом. Его обвиняют по двум статьям Уголовного кодекса: «Государственная измена» и «Препятствование законной деятельности Вооруженных сил Украины». Ему грозит до 15 лет тюрьмы.
Прокуратура считает, что своими пацифистскими призывами, называя войну гражданской и братоубийственной, он срывает новый этап мобилизации и работает на страну-агрессора. Сам Коцаба заявляет, что это преследование за инакомыслие. За него уже вступилась организация Amnesty International, назвав его «узником совести». Этот термин применительно к Украине организация использовала, пожалуй, впервые после Майдана. «Репортер» получил от Руслана письмо из тюремной камеры. Учитывая резонанс дела, мы решили опубликовать выдержки из этого послания
Обыск и арест
Солнечное субботнее утро, жена и детишки нежатся в постели, я на кухне — просматриваю сайты, планирую день… В дверь постучали, назвался участковым — пришел по поводу моего вчерашнего заявления в горотдел УВД. Я разрешил войти. Моментально моя однокомнатная квартира наполнилась почти десятком незнакомых мне личностей. Дочурки спрятались под одеяло. Жена Ульяна была возле меня и стойко держала себя в руках на протяжении всего обыска.
Правильно назвать это следовало бы «шмоном» НКВД в далеком (и, оказывается, таком близком) 37-м году. Я несколько раз в жизни присутствовал при обыске в качестве журналиста, поэтому предложил следователю фиксировать обыск на оперативную видеокамеру. Он категорически отказался. Я в свою очередь попросил разрешения на съемку личной камерой — отказал. Это меня очень насторожило, ибо я - публичная личность, баллотировался в народные депутаты и на пост городского головы, а немотивированный отказ в видеосъемке воспринял как сигнал о политической «заказушности» обыска.
Понял, что после обыска меня арестуют. Попросил жену собрать мне вещи в СИЗО: термобелье, предметы гигиены и комплект каждодневно необходимых мне лекарств (я после инсульта, и у меня гипертрофия сердечной мышцы). После того как мне предъявили «найденный» в гардеробе боевой патрон 7,62 мм и три малокалиберных патрона 5,6 мм, мы с женой совместно приняли решение не подписывать все эти «фейковые» протоколы обыска и изъятия. Исключение сделали лишь для освидетельствования изъятия у нас всех наличных денег — так как новейшие НКВДисты вошли во вкус и их уже не останавливало даже то, что в постановлении судьи-следователя на изъятие имеющихся в доме карт памяти, системного блока и видеоаппаратуры не было ничего сказано об аресте семейных сбережений, моих и моей матери.
Хочу отметить, что понятые были также в стиле сталинских времен. Более того, как бы в насмешку, этих же понятых привели вечером к следователю СБУ, когда я отказывался подписывать без необходимого по закону адвоката кипу «документов». В дополнение ко всему, эти же двое «понятых» присутствовали вместе с операми-СБУшниками в зале судебных заседаний и оживленно с ними общались, как старые знакомые.
Моя гражданская позиция
Лучше плохой мир, чем хорошая война. Это мое убеждение зиждется на том, что я - христианин и патриот Украины. Поэтому полномасштабную войну на Донбассе (с применением боевой авиации, бронетехники и тяжелой артиллерии) я воспринимаю как гражданскую, где по обе стороны фронта воюют граждане с украинскими паспортами. Как и на каждой войне, кроме украинцев воюет много наемников и добровольцев, а также авантюристов-проходимцев, для которых «война — мать родна». Эти категории бойцов я видел по обе стороны фронта, также я понимаю, что не обошлось и без кадровых диверсантов. Диверсантами кишит вся сопредельная с Донбассом территория. И это обычная практика для таких «гибридных» военных действий, так как в гражданской войне нет победителей — в выигрыше всегда третья, официально не принимающая в военных действиях сторона.
Запах гниющего человеческого мяса преследует меня с начала лета, когда начались мои первые командировки в зону боевых действий. Я провел слишком много бессонных ночей и слишком много дымящихся тел увидел, чтобы после этого молчать. Я записал десятки интервью воинов противоборствующих сторон. И самое прискорбное, что и те, и другие воюют за свою землю и готовы умереть за свою родину. Поэтому гражданская…
Моя журналистика
Я был первым журналистом, который посетил добровольческий батальон «Айдар» (в конце мая). И потом как-то затянуло. Считал и считаю, что война — основное событие в государстве, и этот вооруженный конфликт надо освещать. Как и каждый конфликт, освещать нужно было обе стороны — так требуют от нас журналистские стандарты. После командировки в «Айдар» пришлось направиться в Луганск, к зданию госадминистрации, где на тот момент уже заседало «правительство ЛНР». Выполнил редакционное задание, аккредитовавшись по общепринятым правилам, и благополучно возвратился домой. И дальше пошло-поехало. Объездил практически всю фронтовую линию — от Новоазовска до Краматорска.
Я являюсь законным обладателем защитного комплекта для работы на линии огня: специализированного синего бронежилета с надписями PRESS, кевларового защитного шлема и специализированной боевой аптечки. И кстати: если умело пользоваться этой защитой и теми знаниями, которыми овладел, риск для жизни можно свести к минимуму…
Общение с лидерами ЛНР Болотовым и Никитиным (с ДНРовскими мне не довелось общаться) было кратким, но емким. Подтверждаю их адекватность, при этом сомневаюсь в их самостоятельности как политических руководителей т. н. Луганской народной республики. Более того, уверен, что если бы тогда, в мае-июне прошлого года, украинское руководство, воззвав к гарантиям третьей стороны, начало переговоры с Россией, многих тысяч человеческих жертв и многомиллиардных разрушений можно было бы избежать.
Ведь уже тогда было понятно, что предатели в Генштабе, руководстве погранвойск и СБУ, более похожей на филиал ФСБ России, не смогут противостоять провокации, которая готовилась годами. Понты допустимы разве что в уличной потасовке, но в настоящей войне, с авиацией и бронетехникой, всякие понты, не подкрепленные реальными возможностями, жестоко пресекаются. Блефовать допустимо только в покере!
А если добавить к этому военному ужасу панику в Верховной Раде и Кабмине, Гелетея, который после иловайского разгрома избежал заслуженного наказания, то становится понятной неизбежность исключительно мирного варианта выхода из сложившейся на фронте ситуации.
Не верь, не бойся, не проси
Как подсказывал мой жизненный опыт, бояться надо не прямых угроз, а невысказанных. Поэтому угрозы по телефону либо интернету мне, моей жене или старшей дочери серьезно не воспринимал. Теперь все изменилось: я в СИЗО и в случае чего не смогу, к сожалению, защитить свою семью как мужчина, муж и отец…
Ролик «Я против мобилизации» осознанно разместил в режиме видеодоступа в бесплатном видеохостинге YouTube. Подтверждаю абсолютно все, что в нем огласил: и об острой потребности в мире на Донбассе, и о продажном генералитете ВСУ, и о бизнес-войне между Коломойским и Ахметовым, и о тяжелых потерях среди мирного населения, и о наемниках с обеих сторон конфликта…
Эти оценочные суждения у меня как фронтового журналиста созревали исподволь. И я за них готов отвечать, так как считаю, что отрезвить опьяненные кровью головы политиков сможет отсутствие следующей порции «пушечного мяса». Это был бы один из факторов, обязывающих политиков сесть за стол мирных переговоров. Ведь люди устанут когда-нибудь раскрашивать заборы и стены ветхих домов в цвета государственного флага, им в конце концов надоест орать мантру «ла-ла-ла-ла», и они спросят действующую власть с хитрым прищуром и как бы невзначай: почему доллар вырос в три раза, почему никто не воюет с коррупцией и судебно-прокурорской мафией и почему заговорили люстрацию?
Сомневаюсь, что власть сможет адекватно ответить на эти вопросики. И тогда придет черед следующим вопросам, более трудным и с более хитрым прищуром…
Но я к тому времени буду осужден. Потому что уверен: следующей стадией для аргументирования отсутствия реформ в государстве после стадии «ура-патриотизма» будет стадия устрашения. И, как само собой разумеющееся, после устрашения общества показательной расправой над бунтарями и правдорубами придет черед для стадии диктатуры. На этой стадии уже будут судить всех без разбора, стоит лишь задать вопрос об отсутствии экономических реформ или бессмысленных потерях мужчин самого продуктивного возраста. Без такой перспективы система будет расшатываться и разрушаться.
Считаю, что репрессивная махина будет склонять меня к публичному раскаянию в обмен на свободу. Это нужно для показательного, в назидание проевропейским правдорубам, судилища. Но тюремный принцип «не верь, не бойся, не проси» доказал свою состоятельность на протяжении многих веков.
