Недавно мне пришлось присутствовать при показательном выступлении весьма толкового украинского политолога (конечно, в тех случаях, когда он выступает именно в качестве политолога, а не политика — авт.) Вадима Карасева. Сказал он, в частности, следующее:
— На Украине сейчас победил национализм оборонительного типа, вызванный моральной травмой из-за потери Крыма.
— Этот национализм не имеет расистского оттенка.
— Украина строит свое национальное государство по рецептам XVIII-XIX века. Естественно — через войну.
Так же, как и во многих других случаях, я с Карасевым полностью согласен.
Нынешний украинский национализм — действительно «оборонительный». У меня на глазах люди, которые сохраняли здравый смысл в самые страшные недели Майдана, стремительно съехали с катушек после появления в Крыму «вежливых зеленых человечков». Что удивительно, среди них были даже и те люди, которые вполне отдавали себе отчет в том, что Крым украинский только с формальной точки зрения, потому что крымчане (включая и крымских татар — авт.) украинцами так и не стали. Я так понимаю, разница между мной и расово правильными «националистами оборонительного типа» состоит в том, что они готовы защищать территорию, не считаясь с точкой зрения населения, которое на этой территории проживает.
Нынешний украинский национализм действительно не имеет расистского оттенка. Самообозначение «жидобандеровцев» дорогого стоит. Равно как и ситуация, когда человек, приехавший в Украину из, условно говоря, Костромы, и гордо носящий фамилию…ов, на русском языке пишет, что он против оскорбления по национальному признаку, если только это не касается «путлеровских рабов». Естественно, речь идет о массе, а не об отдельных исключениях вроде Тягнибока или Билецкого.
Украина действительно строит то самое государство, которое она не успела построить в то время, когда этим занимались все другие европейские государства — в XVIII-XIX и начале XX века. Причем это не исключение — точно такие же процессы, с точно такими же эксцессами, мы недавно наблюдали на примере государств бывшей Югославии. За тем исключением, что там национализм был, все же, не гражданский, а расистский.
Теперь переходим к тому, чего Карасев не сказал.
Во-первых, нынешний «оборонительный национализм» ковался все 23 года. Уж не знаю, насколько целенаправленным был этот процесс, но все 23 года через СМИ и школу украинцам вбивалось в голову, что русские — оккупанты; что в Крыму и на Донбассе живет «генетический мусор»; что Крым и Донбасс, тем не менее, «украинская земля». Менее популярной, но, тем не менее, присутствующей в дискурсе темой было то, что независимость надлежит зарабатывать кровью и что не очень хорошо, что Украина получила независимость в 1991 году без большой войны.
В общем, идеологически нынешняя ситуация была выработана еще тогда, а вот технологически достаточной степени озверения удалось достичь только в последние годы (правда, работа именно в направлении озверения только в последние годы и проводилась — авт.). Сейчас можно с уверенностью сказать, что отсутствие на Украине кровавых конфликтов на протяжении этих 23 лет заслуга вовсе не украинцев, увы.
Во-вторых, Карасев путает (думаю, совершенно сознательно — авт.) причину и следствие. Украина была единой 23 года, и это единство внезапно кончилось именно тогда, когда к власти пришли носители «национализма оборонительного типа». Развал Украины, собственно, и был реакцией на их приход. Впрочем, вести дискуссии на эту тему бессмысленно.
В-третьих, расистский национализм на Украине все же возможен и подспудно существует. Его проявление затруднено, в основном, отсутствием этой самой «расы».
С одной стороны, население юго-востока в национальном отношении близко к однородности. Во всяком случае, принципиальных различий не только между русскими и украинцами, но и между славянами и евреями в общем-то нет.
С другой стороны, сами украинцы неоднородны — мифология «Галичины как украинского Пьемонта» сталкивается с тем обстоятельством, что галичане украинцами считают только себя. Попытки «хохлов» и «москалей» выдавать себя за «расовых украинцев» воспринимаются с иронией. Именно потому на Украине существует две радикально националистические партии — «Свобода», как представительница «расовых» галичан, и «Правый сектор», как представитель «галичан» идейных.
Проблема состоит в том, что на протяжении 23 лет в Украине формировались националистические настроения среди молодежи, и в любой момент расистские проявления могут стать довольно массовой реальностью (думаю, в готовность Гитлера реализовать свои идеи тоже мало кто верил — авт.).
Неприятный момент состоит в том, что украинский антифашизм реально инфицирован антисемитизмом. Очень трудно удержаться от того, чтобы судить о евреях по Коломойскому и Березе, а не по Кофману и Меламуду.
В-четвертых, концентрация «национального строительства» на войне, безусловно, более логична, чем на Голодоморе, но включает в себя ряд опасностей.
Первая опасность состояла в том, что воевать надо было с русскими. Не смотря на то, что задача состояла именно в том, чтобы спровоцировать конфликт с Россией, Украине удалось этого избежать. За войну с Россией удачно выдается война с народными республиками Донбасса. Проблема, правда, в том, что миф этот держится исключительно на работе пропагандистской машины. Достаточно на несколько дней отключить свет, и люди перестанут интересоваться новостями о «российской агрессии».
Вторая опасность — в неспособности Украины к миру. Процесс национального строительства работает пока идет война, поскольку только военная пропаганда и удерживает искусственно сколачиваемую «нацию». В случае прекращения военных действий пропаганда становится неэффективной — хорошо было героям фильма «Хвост виляет собакой» (Wag the Dog (1997)), которые начали виртуальную войну с Албанией…
Само по себе это не плохо и не хорошо (если, конечно, отвлечься от ужасов войны и ежедневной гибели мирных людей, что, впрочем, значительной части украинцев вполне удается — авт.), но беда в том, что Украина и к войне неспособна. Экономика разваливается. Финансовая система держится только на кредитах, которые воюющим странам обычно не предоставляются. Даже солдат для армии не хватает — все волны мобилизации были в той или иной степени сорваны, и для того, чтобы набрать 30 тысяч человек ставится план в 200 тысяч…
Третья опасность — неспособность Украины победить. Причем ни в реальности, ни в выдуманном мире «российской агрессии». Проигранная война и отказ от территории — плохой базис для национального строительства.
Нет, можно, конечно, вспомнить опыт Гитлера, который пришел под лозунгами восстановления справедливости после неудачи в войне, но Германия как национальное государство сформировалось в XIX веке и укрепилось в результате успешной франко-прусской войны.
В общем, война с Донбассом ведет не к созданию национального государства, а к закреплению формируемого голодоморной пропагандой образа украинцев как принципиально неспособной к государственности нации.
В-пятых, то, что не получилось «единой Украины» от Ужгорода до Краснодона, совершенно не означает, что получится сделать ее же от Ужгорода до Павлограда. Безусловно, Крым и Донбасс были регионами, которые принципиально не сочетались с создаваемым национальным государством. Однако, даже без них меняется только характер межрегиональных противоречий. Очень характерно, как легко «единоукраинцы» даю замылить себе глаза «патриотическими» лозунгами в случае, например, с Днепропетровском. Хотя Коломойский принципиально отличается от Захарченко исключительно тем, что его никто не выбирал лидером «Днепропетровской антинародной монархии» (причем не потому, что его бы не выбрали, и даже не ради маскировки, а потому, что «быдло» по определению не имеет права выбирать «царя» — авт.).
В общем, концепции «единой страны» по-прежнему нет, а от вариантов, которые бы позволили сохранить ее целостность без этой концепции (федерализация), власти принципиально отказываются. Как можно строить национальное государство на расползающейся под ногами территории я не очень себе представляю.
