Я скольжу по проспекту Ленина, к зданию бывшего общежития, где находится штаб горловских волонтеров. Уже минуты три звучат с металлическим призвуком очередные «симфонии» артиллеристов. Грохот пушек слышен всё ближе. Волонтерка Зёма говорит: «Мы сейчас за продуктами в супермаркет, потом бабушке в водолечебницу хлеба отвезем, а потом в бомбоубежище. Хочешь — помоги». «Да без проблем», — отвечаю я, и мы начинаем работу. Тележки в супермаркете, пакеты, буханки хлеба, крупы, очередь. Всё в сумасшедшем ритме, потому что нужно везде успеть. И вот мы уже в гериатрическом отделении лечебницы, вынимаем из пакета еду для бабушки, а Зёма говорит с врачом по поводу лекарств.
Не успел оглянуться, как прошло полтора часа. За всей этой суматохой я почти перестал замечать взрывы. Смотрю на ребят-волонтеров, и начинаю понимать, что у них так проходят все дни. Под снарядами, в беготне и заботах о нуждающихся и стариках. Люди, которые ведут свою, параллельную, войну — за чужие жизни и гуманизм, в общем. Без пафоса, высоких слов и телекамер они протягивают руку помощи нуждающимся. За «спасибо» тратят свое время на тех, о ком уже другие почти забыли и бросили на произвол судьбы. Такие вот, настоящие воины света, а не фейсбучные пророки «европейских ценностей».
«Теперь в бомбоубежище», — говорит ни капли не уставшая Зёма, и мы отправляемся за пару кварталов к тем, кто нуждается в поддержке. «Бомбоубежище» оказывается подвалом бывшей котельной с мощными стенами и тяжелым воздухом. В ней уже девятый день, после второго «кровавого воскресенья» Горловки, прячутся от снарядов около 15 человек. «Жильцы», в основном, уже в возрасте. «Здесь люди прятались и летом, — рассказали мне 56-летняя Наталья и ее 59-летний супруг Виктор. — Мы живем недалеко отсюда, в «финских домах», но когда начались артобстрелы, то пришлось перебраться сюда. Дома было очень страшно. В соседский сарай попал снаряд, а это метра четыре от нашего дома. У нас стекла повылетали. А соседке три осколка пробили двойную стену. У другой соседки — четыре воронки в огороде. Ну, как тут жить? А это ведь почти центр города! Летом мы жили на даче, в Озеряновке, ну а сейчас январь — куда? Тем более, этот поселок сейчас в самом «центре событий». Сейчас страшнее, чем летом. Гораздо страшнее. Кто мог уехать — уже уехали, а нам — некуда».
Отопления в подвале нет. Недавно сюда провели электричество. Теперь 35 квадратных метров убежища греет (или пытается греть) небольшой тепловентилятор. На полу много матрасов, которые люди сами сюда принесли из домов. Дверей тут нет, а вход в жилые «катакомбы» завешен одеялом. Готовить люди бегают к жителям близлежащих двухэтажек, у которых есть газ. Вода? Я видел полную шестилитровую «баклажку» и… все. «Как волонтеры о нас узнали? Чисто случайно. Когда в соседний дом попал снаряд, они тут ходили и спрашивали — кому нужна помощь. Нашли нас и вот теперь привозят продукты, а для бабушек — лекарства и теплые вещи. Как мы тут холода переносим? Ну, пока терпимо. Слава Богу, не минус 20. А вот если ударят морозы… тогда даже не знаю, что мы будем делать», — беседует со мной Виктор.
Тут жила молодая семья с двумя детьми, один из которых еще грудничок. В углу до сих пор стоят две коляски, которые родители оставили на всякий случай. Жильцы подвала показывают на доски и говорят: «А вот тут они спали».
Самый старший обитатель этого убежища — Тамара Федоровна. Ей 89 лет. Пережила Великую Отечественную и до сих пор не может поверить, что пришлось застать еще одну войну. Часто плачет и не может поверить в происходящее. Говорит, что домой боится возвращаться. Квартира без стекол. «16 лет было, когда начался тот ужас, а сейчас я уже старенькая. Сахарный диабет у меня, а я в подвале. Куда мне ехать в таком возрасте? За пенсией? За новой квартирой? Кому я там нужна, если здесь меня оставили?».
Еще один обитатель подвала — Наталья. Она здесь уже не первый раз. Говорит, что летом просидела больше месяца — с 27 июля по 5 сентября. «Вот и сейчас. Продукты? Многие принесли сами люди из дому — у кого что было. Тут все дружные и друг друга поддерживаем. Слышно ли здесь, когда начинаются обстрелы? Земля дрожит, а сверху сыпется мусор. Здесь один выход, но нам некуда больше идти, поэтому мы все здесь. У нас тут и коты живут и собаки. Ну, не бросишь же их дома. Как по-другому? Не по-человечески это. А дома нет ни света, ни воды, ни тепла, ни газа. Сколько нам здесь быть?».
Я пожелал людям пережить испытания, а у самого осталась тяжесть на душе. Да, я сам живу в этом же обстреливаемом городе и переживаю все ужасы войны, но глядя на этих людей теряю последние слова. Их жизнь — это Горловка, Донбасс. Им больше некуда идти, кроме этого страшного подвала. Но, знаете что? В них живет надежда, которая помогает им выстоять. И я верю, что так и будет.
