«…город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских»
«Эх, жемчужина — Киев! Беспокойное ты место!..»
М. Булгаков «Киев-город»
Чёрный туман окутал город в начале зимы года две тысячи четырнадцатого. Повис над склонами Днепра гарью покрышек, скрыл и Печёрск, и Лавру, и склоны реки, стелился над сонной рекой и уходил на юг. Сквозь рваные клубы дыма то тут, то там вспыхивали огни пожарищ. А потом тьма рассеялась, и уставший от копоти и огня город начал жить новой жизнью.
Странные люди вышли из дыма на киевские улицы. Словно выдуло закопчённых, провонявших немытыми ногами селян с Майдана и разбросало по всему городу. Киев, веками говоривший по-русски, переживший и советскую украинизацию, и незалэжную дерусификацию, вдруг заговорил даже не на украинском, напевном говоре полтавских степей, а на непонятной львовской гваре, смеси междометий и польских слов.
Да и не только от чужаков слышна не свойственная Киеву речь… Ох, Киев-город, что же вложили в мозги твоим коренным жителям, что между собой вы говорите по-русски, а на публику требуете одного украинского языка? Зачем вы хотите, чтобы ваши дети учились только на украинском? Неужели вы не видите пропасть, в которую летите сами?
Или, может, просто страх заставляет киевлян предавать свою идентичность? Мало их осталось, вот и боятся. Пришли сюда новые, голодные и жадные. Из дальних сёл, темных карпатских лесов, словно стая саранчи, налетевшая на плодородное поле.
Страшен большой город селянам, кажется им чуждыми и блистательный Крещатик, и тенистые барские Липки, и далёкие массивы левого берега. Но страх порождает злобу, и полна злобой киевская земля. Вернулись на свою работу тётки, подносившие камни толпе, чтобы кидать их в безоружных солдат из внутренних войск, уехали на восток самые буйные парубки с оселедцами. Уехали, поняли, что там в ответ могут выстрелить, да и вернулись в Киев. Надо же как-то Майдан обустраивать. Правда, и тут как-то не заладилось. Снесли Майдан те, кого он привёл к вершинам власти. Объявили его скопищем бомжей и алкоголиков.
И Киев, словно война шла на его улицах, наполнился людьми в камуфляже, в бронежилетах и с оружием. Только нашивки разные: «Айдар», «Билый молот», «Днепр» и ещё много красивых названий. Нет у них пристанища, нет тёплых палаток на Козьем болоте, как назывался встарь Крещатик, и приходится им бродить по улицам, как ходят зомби в поисках пропитания. Злыми, безумными толпами, распространяя по городу болотный дух и торфяную плесень.
Уже давно погасили подожжённые дома на Крещатике, уже шустрые автокраны убрали бетонные глыбы, перегораживавшие путь свободе, а по улицам все ещё маршируют толпы молодёжи. Все кричат одно и тоже: «Слава нации, москалей на ножи!»
«- А чего хотят?
— Как чего? Ректора чтобы сняли! Он не свидомый.
— А те, другие, чего хотят?
— А непонятно!»
Все хотели непонятного. Сначала хотели в Европу, потом хотели «банду гэть», потом выплыло неукраинское слово «люстрация»… Но орали всегда одно, дорогое сердцу: «Москалей на ножи». Кто такие москали, в показаниях расходились. Единственное свидетельство принадлежности к «москалям» — это когда человек не хочет скакать по приказу.
Ну и, конечно, вечные киевские разговоры:
«- Это кто? «Правый сектор»?
— Что вы такое говорите, какой мифический «Правый сектор?»
— Так у них на рукавах написано.
— Ой, вам Путин мозги промыл!»
«- Валя не хоче в Боярке, она хоче трехкомнатну на Оболони.
— А им хватит?
— Так он казав, если это до зимы протянется, от и мильон будет».
«- Абгам Семенович, я вам так скажу, мы, укгаинцы, никогда этим гусским наш Кгым не пгостим!»
И не простили. Воду отключили, свет пригасили.
Да, что приезжие, они всегда не любили большой город. И переделали его под себя, в большую деревню, даже не деревню, а в большой хлев, где правит кабан. Но и с местными жителями какое-то чудодейство произошло. Словно сбылась вековая мечта, словно ради этого строился, жил и процветал город. И теперь обрёл смысл существования — ненавидеть Россию. Самые нелепые анекдоты стали былью, самые дикие слухи — правдой, самые нелепые страхи — реальностью. Правда, только в воспалённых умах жителей города.
Чтобы уберечься от напасти, пришлось прибегнуть к старым проверенным способам. Использовать обереги. Жители города нарядились в вышиванки, чем подняли китайский легпром до небес, номера на машинах стали заклеивать неприличными надписями в адрес президента России, видимо, таким образом изгоняя его дух из своих голов. На каждую милицейскую машину повесили флажок — но это скорее, чтобы революционно возбуждённые массы не побили.
Ну, и самое главное развлечение киевлян — красить. Красят всё, что мало-мальски похоже на забор, красят клумбы, мусорные баки, урны, скамейки, скворечники на деревьях — красят в жёлто-голубые цвета. Процесс этот доведён до ритуального совершенства. Один красит, а пятеро рядом просят милостыню «на фарбу». Теперь будет проще встретить холодную зиму с двухцветными заборами.
Изменили риторику нищие. Теперь они не просят деньги на «лечение ребёнка», а просят на бронежилет сыну или мужу, который воюет с «колорадами» и «ватниками» на востоке.
Сотни лет город был провинциальной столицей, потрясавшей приезжих красотой своих пейзажей, зеленью садов и архитектурой славных зодчих. Славился Киев своими учёными, инженерами, врачами. Была в Киеве и своя богема из тех, кто не смог пробиться в Москву, где и зрителей больше, и гонорары слаще. Были в Киеве и свои литераторы, никчёмность свою прикрывавшие тем, что писали на местном говоре, выдавая творения за истинно народные. Да и власти местные, из народа, из глухих сел дослужившиеся до больших чинов, тихо мечтали о столичных пряниках и таили злобу на тех самых, сладко кушающих московских.
А потом, 23 года назад всё стало с ног на голову. Воля! Невероятный кульбит социальных слоёв выбросил наверх богему и хуторских чиновников. И пока одни оккупировали творческий олимп, другие с основательностью сельского жлоба принялись воровать. Но и те и другие были едины в одном: всяких умников надо приструнить! Зачем нам эти «интылегенты», когда мы сами умнее всех! Сначала добейся!
Так и выжгли калёным языком укромовы и закручиванием финансово-бюрократических гаек из страны тех, кто её создал, и кто мог бы на руинах империи создать новое государство. У дорвавшихся до корыта хватило ума только на то, чтобы пилить (на металлолом) и продавать за границу.
Но напасть, как всегда, не приходит одна. Давно, ещё в сытые времена Брежнева, поползла в Киев чума с запада. Медленно, но с неотвратимостью наступающей ночи, в город съезжались фашисты. Сначала тихонько. Выскочит какой-нибудь обмылок на улицу, прокричит «Слава Бандере!» — и в кусты. Покричат студенты «москалей на ножи», и сразу десяток идеологов объяснит, что москали — это совсем не русские, а просто солдаты. Вроде как молодёжь имела в виду «за мир». Назовут улицу именем «Мазепы» и тот час же отменят. А потом опять назовут. Доску памятную повесят на Оперном театре, в честь какого-то Орлика. И мало кто поймёт, что это тот самый полицай Орлик, что вёл колонны киевлян в Бабий Яр.
Так тышком-нышком в Киеве открывалось «окно Овертона». Пока этой весной не распахнулось так, что вонью заполнило весь мир. Уже славные депутаты Рады, не скрываясь, требуют сравнять Москву с землёй. Уже не единицы, а тысячи скандируют нацистские слоганы, открыто носят свастики и эсэсовские руны на одежде и просто исходят восторгом оттого, что у них есть враг.
Очень, очень не хватало им врага для осознания собственной значимости и величия. Видимо, гордятся тем, что этот враг — Россия. Казалось, вот-вот исполнится вековая мечта украинствующих: «Сгынуть наши вороженьки и тогда мы запануем». И что приятно, за врагом далеко ходить не надо — он повсюду: на соседней улице, через стенку в квартире, в магазине на прилавке. «Не покупай российское», — исписаны стены домов в Киеве. Видимо, речь о газе идёт.
Особым образом изменились объявления, которые жители и ЖЕКи вешают у подъездов: «Почините домофон, идёт война, российские снайперы могут пробраться на крышу», «Запишите себе адреса бомбоубежищ на случай войны!»
Интернет форумы вообще пестрят даже не сообщениями, а просто диагнозами, все готовятся к войне в Киеве: «Как только Россия отведёт войска от Киева, пора вывозить детей из Киева. Потому как реальная война закончится и начнётся диверсионная. Киев танками брать не будут, и нет смысла. Эффективнее работа многочисленных, но небольших диверсионных групп. Собственно люди уже давно в Киеве и ждут часа Х. Потому стоит внимательно смотреть, кто рядом с вами, соседи, новые лица, подозрительные вещи на улице и т.п.» (с форума)
А пока новое поколение киевлян работает на фронте визуальной пропаганды, город умирает. Чахнет за забором Мариинский дворец, творение великого Растрелли, превращаясь в руины, рушатся рядом обзорные площадки. Пугает чернотой оконных провалов, просвечивающих сквозь полотнище «Украина едына», которым он был стыдливо занавешен, сожжённый Дом Профсоюзов. Под видом реконструкции разрушен ЦУМ, Институтская улица превратилась в кладбищенский мемориал.
Но зато растут целые бидонвили ларьков и самоходных кебабных. А рядом сверкают убранством рестораны, где подают отбивную ценой в среднюю киевскую зарплату. И ларьки, и рестораны полны посетителей. Каждый своего добился. И почуяв, что власти нет, водители перестали пропускать пешеходов на переходах и стали парковаться так, как не смели ещё год назад. Свобода! Прямо как в лесу. Но какая-то она странная свобода.
Странным стал город, очень странным. Не живёт, а конвульсирует. И не разговаривают в нём люди, а яростно спорят. Впрочем, нет, уже не спорят. Мнение, отличное от официального, приравнено к предательству и карается тюрьмой. Даже методичку по отлову сепаратистов выпустили: кто ленточку надел георгиевскую — сепаратист, кто говорит, что раньше было лучше — сепаратист, кто говорит, что русские — братья — самый страшный сепаратист.
А где-то далеко на востоке идёт война. Киев видит её только по телевизору и слышит только по радио. Ох, Киев, попомни, предательство не проходит зря. Предал ты и себя, своих жителей, свою память и свои победы. И зажигая спички и бросая их в окно, будь готов, что пламя полыхнёт и у тебя под ногами.
