Наши праздники учат нас тому, как жить в будни.
Чему учит нас Покров Божией Матери? Есть два разных отношения к человеку: с любовью к нему, с желанием ему добра — либо осуждение.
Осуждение — это отношение к человеку без любви. Поэтому в осуждении нет правды.
Осуждение — это всегда тормоз, тупик, полная остановка. Словно бы жизнь не идет дальше, замерла, и больше уже ничего не будет, никакого будущего. По крайней мере, об этом нет никакой мысли у осуждающего — он впереди другого человека ничего не видит. У того якобы не может быть ни раскаяния, ни желания исправления, ни самого этого исправления. Не может быть якобы и прощения его грехов (действительных, а то и мнимых, которые враг нарисовал). Всё! Конец! «С тобой всё ясно».
То есть осуждение — это отношение мертвое, это отношение к человеку как к покойнику, как будто он дальше жить не будет, а если будет, то все его последующие дни и годы ровным счетом ничем не будут отличаться от нынешнего его состояния — в нем ничто меняться не способно. Святые отцы однако говорят: «Прежде смерти ни в ком не отчаивайся».
Осуждение — это объяснение действий человека его низким качеством как личности. «Раз ты так делаешь, значит, ты плохой; ты делаешь так потому, что ты такой человек», — вот что подразумевает осуждение. Но это неверно. Причины наших поступков могут быть и иными, мы о них не знаем, мы их не видим. Осуждение — слепо. Еще и поэтому Господь запретил нам, грешным, осуждать других грешников, что наше осуждение всегда ошибочно: мы просто не можем знать всей жизни человека, всех его обстоятельств, внешних и внутренних.
Осуждение — наш самый постоянный, привычный, неотвязный грех. Мы осуждаем иной раз, как дышим. «Ну, что есть, то есть, — мол, — куда же денешься?» Мы можем осуждать даже во время богослужения, осуждать на своей исповеди, осуждать тех людей, которых никогда в глаза не видели, осуждать даже умерших… А ведь это всё неправда, это враг нас обманывает, как всегда ловит на гордыне. Получается, что мы вроде бы лучше тех, кого осуждаем. Да нет, в глазах Божиих, может быть, даже хуже, потому что мы осуждаем грешника, а Господь грешникам хочет спасения, Он им — друг, Он пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13).
Осуждение — это отсутствие спасительного покаянного чувства в нас. Когда по-настоящему чувствуешь себя грешным, то уже не до чужих грехов.
Осуждение не верит ни в Бога, ни в человека. Осуждение — это неверие в то, что идет постоянная невидимая борьба, что враг старается всё время грешников навести на грех: одних — на греховные дела, других — на их осуждение. И то, и другое — одинаковые диавольские ловушки. Врагу совершенно безразлично, как мы будем грешить: совершая греховные поступки или осуждая в них других. За временные, улетающие от нас слова мы при этом сами, по Евангелию, готовим себе вечное осуждение (см. Мф. 7, 1).
С любовью отношение к человеку — это совершенно другое отношение. Это отношение жизни, надежды, роста. Это отношение материнское.
Как всякая мать относится к своему ребенку? Она вся устремлена в его будущее, оно для нее полно самых светлых надежд, она устремлена в становление его личности, в его постоянный рост, и, конечно же, в рост всего лучшего в нем, в рост его добра, предела которому она не видит.
Она, мать, прекрасно помнит и то, как он был, никому не ведомый, у нее в животе — и всё же самый близкий ей, уже совершенно родной. И как он пришел в этот мiр, совершенно безпомощный, ничего не умея, ничего еще не делая хорошего, и никто его за это не осуждал, понимая, что он будет долго расти. И он рос, и долго учился, совершенно всему: есть, ходить, говорить, — приобретая все время какие-то навыки. И он делал иногда успехи, и мать была счастлива от каждого его успеха.
Материнское отношение к человеку противоположно осуждению. Он — не «плохой», а — он «ошибся»; «у него пока не получилось; он не смог в этот раз, он в следующий раз постарается; помолимся о нем, Господь ему поможет, и у него, Бог даст, получится».
Мать всегда готова на помощь, а осуждение совершенно ничего не спрашивает с себя: тот, мол, — сам по себе, а оно — не при чем, оно помогать никому не собирается, только осуждать и выносить приговоры. А если быть совсем честным, то оно даже где-то в темном уголке души радо, что другой грешник что-то делает не так: и пусть, мол, таким и остается, а я получаюсь лучше, я же так не делаю.
Одно дело сказать: «Ты не так сделал». А другое — «Знаешь, а можно было бы сделать вот так». Вроде бы то же самое, но зато дух совсем другой: добрый, созидающий, вдохновляющий.
Мать не может поставить крест на своих детях, что бы с ними ни происходило, как бы низко они ни падали. И чем глубже их падение, тем острее боль матери за своих детей, тем больше она хочет их исправления, а если она молящаяся, — тем горячее ее молитва за них.
И всё это в высшей степени относится к Матери Божией. Именно так к нам относится Богородица, наша общая Мать. Господь со Креста усыновил Своей Пречистой Матери в лице апостола и евангелиста Иоанна Богослова всех христиан.
Недаром блаженный Андрей, когда узрел во Влахернской церкви Царицу Небесную, простирающую над молящимся народом Свой омофор, увидел и святых Иоанна Предтечу — покровителя Таинства Крещения, в котором мы все сочетаваемся со Христом, — и апостола любви Иоанна Богослова.
Все мы — дети Отца Небесного. И перед Богом, перед Матерью Божией всегда остаемся детьми, причем, еще более маленькими и безпомощными, чем наши дети перед родителями.
Мы многого до сих пор не умеем, хотя уже давно выросли. В духовном отношении во многом мы — безпомощные младенцы. Не умеем толком ни молиться, ни поститься, ни каяться, ни бороться с дурными помыслами, чувствами, со своим языком, с осуждением… И Господь всё время ждет нашего исправления, несмотря на то, что мы об этом сами не заботимся. И Матерь Божия, как всякая мать, терпеливо относится к нашим немощам, и просит Сына Своего всё время за нас: еще, еще подождать — мы, может быть, еще немного подрастем, займемся главным нашим делом… И даже если ни нам самим, ни всем другим не видны никакие сдвиги в нас к лучшему, Ей важны не только видимые результаты, ей, может быть, еще важнее наши внутренние усилия к добру, даже только наша печаль о нашем неисправлении — как это важно во всяком ребенке каждой чуткой матери.
Она не махнула на нас рукой, Она очень серьезно относится ко всему, чем мы живем, что нас мучает, и даже наши грехи воспринимает с болью прежде всего потому, что мы первые страдаем от них. И даже от наших самых глупых, самых смешных и наивных переживаний, от наших греховных мучений, которые мы сами себе и другим создаем, Она, как всякая мать, не отмахивается. Она не говорит, что всё это чепуха — хотя, конечно, чаще всего это именно чепуха, даже яд, наивное доверие бесовской лжи, клевете, простейшие вражьи ловушки. Но мы в них попадаемся, несчастные, и, конечно, потом страдаем, и потому всё это Ей важно. И потому Она всегда готова прийти к нам на помощь.
Она — Всех скорбящих радость. Всех — от чего бы мы ни скорбели. И даже не только утоляющая наши печали, но претворяющая скорби наши в радость! И даже — Споручница грешных! Она не только не только не гнушается грешниками — как мы гнушаемся теми, кто нам не нравится, — Она еще за этих самых грешников, с которыми мы не хотим иметь никакого дела, поручается перед Богом! Она упросила Сына Своего за человека беззаконного, который даже изображен вместе с Нею и с Ее Божественным Сыном на иконе «Нечаянная радость»! Эта икона говорит о том, что Она готова приносить нам даже лучшую радость, чем мы сами просим и ждем от Нее! Она даже — Взыскание погибших!
Какие же наши просьбы может не услышать, отвергнуть Матерь Божия? Только те, которые нам не полезны.
И потому — с каким трепетом, с какой верой нужно нам обращаться в молитвах ко Всемилостивой Деве! Ведь Она Сама очень хочет исполнить все наши благие просьбы. Она не просто наша чуткая Послушница — Скоропослушница наша!
Вот уже тысячу лет Она слышит нас, Она покрывает наш народ Своим Покровом, и только благодаря этой вере, этому Покрову мы живы.
Даже тогда, когда народ наш стоял перед катастрофой 1917 года, Пречистая явила в Коломенском Свою чудную икону, возвестив тем самым, что Она не оставит Своего Державного Покрова над нашим народом и в это лихолетье. И не оставляет до сего дня.
Когда-то Николай Васильевич Гоголь написал своим младшим сестрам об их общей матери, Марии Ивановне: «Ваша мать превратилась в молитву!»
Прекрасные слова! Сильнее не скажешь о силе материнской молитвы за детей своих! «Превратилась в молитву», — то есть перестала жить чем-либо другим в этой жизни, стала человеком-молитвой.
Что бы сказал гениальный мастер слова о глубоко почитаемой им Пресвятой Богородице, не усыпающей в молитвах за всех нас? Или, может, даже он не нашел бы для этого благодарных слов?..
Будем же помнить не только в праздники, но и в будни, во все дни и часы нашей жизни, что Матерь Божия продолжает покрывать нас Своим Покровом всегда, что Она всегда готова прийти к нам на помощь, что Она, как всякая мать, всё время видит нас, чувствует нас, всё время верит в лучшее в нас, неустанно желая нашего роста, нашего спасения. Аминь.
Священник Николай Булгаков, настоятель храма в честь Державной иконы Божией Матери, член Союза писателей и Союза журналистов России
