Будучи уже неделю в сотнях километров от Горловки, я просыпаюсь и засыпаю лишь с одной мыслью: «Хочу домой». Пускай, к коптящим заводам, каменноугольно хмурым людям и искалеченным войной «хрущевкам», но туда, где живет часть меня самого. Туда, где душа накрепко вцепилась в пыльный подол неба и терриконные робы земли. Туда, где любил, боролся и ненавидел. Туда, где не нужно рассказывать об особом «донбасском духе», а ежедневно находишь ему подтверждение и гордишься им. Back in Donbass.
За время гражданской войны на Юго-Востоке Украины мне довелось два раза быть в «эмиграции». Первый — во внутренней, на Азовском побережье. Второй — внешней, где и пребываю ныне. Оба «выезда» были связаны с семейными причинами. Увы, но порой человеку приходится выбирать между гражданским и семейным долгом. Одно пребывание «вне» было не похоже на другое, но оба оставили неизгладимые впечатления о «возвращенных» в Украину землях.
Ничего шокирующего, ужасающего и переворачивающего душу, как это любят нынешние общегосударственные СМИ. Просто мысли того, кто хочет видеть и думать о будущем. Мысли, от которых вряд ли станет легче на душе. Но это тоже выбор человека — закрыть глаза на очевидное, окунувшись в мнимое «все в порядке», либо попытаться проанализировать окружающее и подвергнуть увиденное и услышанное сомнению. Каждый делает выбор для себя сам.
Первый мой выезд за пределы Горловки совпал с отступлением комбатантов ДНР из Славянска. Рейсовый автобус на Бердянск, пассажиром которого оказался и я, проехал четыре блокпоста «республиканцев» без особых проблем. Остановили его один раз — при выезде из Горловки, спросили все ли свои и пожелали удачной дороги. На остальных укреппнуктах автобус вообще не тормозили. Не останавливали его и украинские военные. Их блокпост на тот момент располагался в Волновахском районе, где-то за поселком Бугас (ближе к Великоанадольскому лесу).
Запомнилось гнетущее молчание в салоне, когда люди увидели движущуюся по мариупольской трассе колонну украинской бронетехники, сжатые губы молодых мам при виде «жовто-блакитного» флага с золотистой бахромой и надписью «Слава Україні» на бетонных блоках. Тогда мало кто из сидящих в салоне осознавал, что эти войска движутся к их домам. Я думаю, что неприязненные ощущения у людей являлись своеобразным бэкграунда к одесскому Дому профсоюзов, блокаде Славянска и авиаудару по Луганской ОГА, нежели результатом личного несчастья.
Моим конечным пунктом поездки был Урзуф — последний донецкий поселок на западном побережье Азовского моря. Именно там располагается одна из дач экс-«кровавого тирана» всея Украины Виктора Януковича. Ныне на ней базируется боевое подразделение одного из лидеров нетрадиционных украинских военных формирований — батальон «Азов» Олега Ляшка. Причем местные жители не понимают, что они там делают. Экскурсий на дачу «тирана», как это было в Межигорье, никто не проводит. Сами парамилитари ничего, кроме этого объекта, не охраняют (ни больницы, ни школы, ни пляжи, ни санатории). Милиции в городе почти не видно. ППС и ГСО заменили спецподразделения охраны МВД — «Медведь», «Федерация», а также представители реестрового казачества. Что интересно, когда на пляже пропал ребенок, и мама кинулась за помощью к заменяющим правоохранителей «спецбойцам», но те посоветовали ей найти сотрудников МВД. Лично я милицию видел всего один раз — мимолетно, в патрульном авто.
По самому курорту разъезжают внедорожники без номеров, в которых сидят люди в песчаном камуфляже. Это, кстати, очень напомнило мне манеру комбатантов ДНР передвигаться по Горловке. Да и сами украинские парамилитари, обосновавшиеся на урзуфской даче Януковича, по поведению очень напоминают «зеленых человечков» самопровозглашенной Донецкой республики — неразговорчивы, скрытны и надменны в разговоре с «пересічними громадянами». И даже укрепления у них идентичны — каменные блоки, мешки с песком и вышки с вооруженными «калашами» наблюдателями в балаклавах.
В остальном жизнь курортного городка осталось прежней, как при… старом режиме. Завышенные цены, обывательские развлечения (вплоть до стриптиза по пятницам) и загорающие с пивком на пляже девицы. Хотя… нет, не совсем все так. Хозяева «комнат» как будто обрадовались небывалому наплыву отдыхающих-беженцев. Нам посчастливилось снять «номер» еще за 35 гривен в день с человека. Ровно через неделю эта цена поднялась до 40 гривен, а когда в Горловке начались артобстерлы, то цена подскочила еще на «десятку». Как говорится, кому война, а кому и мать родная. Но все же ради справедливости скажу, что некоторые владельцы «комнат» (в основном, посещающие местный храм) в последний период именно для беженцев снизили цены на проживание до 30 гривен.
А еще азовские курорты во время гражданской войны в Донбассе (по своей моральной атмосфере) напоминают густой суп из прогнивших овощей. Люди почти не смотрят украинское телевидение, а питаются лишь отрывками слухов из зоны АТО. В условиях информационной блокады каждую весточку с Родины они пересказывают/искажают/раздувают по сотне раз. В итоге Горловка для них стала уже выжженной землей ста тысяч трупов. Там люди сами себя накручивают, мучаются неизвестностью и ищут забвение в алкоголе. А последнего, как вы понимаете, в курортных городках всегда было предостаточно. По итогу курортные поселки Приазовья оказались неподготовленными к такому человеческому наплыву. А туда ведь ехали в основном мамы с малышами. Дефицит с детским питанием, подгузниками, недостаточные санитарные условия и медицинское обеспечение. Неудивительно, что к концу июля все это привело к массовым кишечным заболеваниям среди детей на Белосарайской косе и в Бердянске.
Спустя неделю пребывания в Урзуфе, я вернулся в Горловку. За эти семь дней украинская армия уже продвинулась до самой Еленовки, где на мосту Нацгвардия обустроила свой новый блокпост. Врыла в землю два танка, перетащила бетонные блоки и усилила пропускной режим. Меня поразили военные Нацгвардии — все как один обученные бойцы (видно по выправке, умению себя держать и физическому состоянию) в дорогой амуниции (бронежилеты, налокотники и наколенники, новая песчаная «камуфляжка», шлемы с девайсами и западные берцы). Одним словом, профессиональные наемники, на которых у нищего государства вдруг нашлись деньги. Бойцы следующего блокпоста (уже ДНР) по сравнению с нацгвардейцами выглядели, как советские дезертиры из Афганистана. Потрепанные камуфляжи, ремни со звездами, пехотные каски и тельняшки с рынка.
Но вернусь чуть назад по времени. Проезжая по мариупольской трассе где-то на повороте под поселком Калинино нам вновь встретилась колонна украинской техники — снабжения. Несколько грузовиков с перепуганными пацанами-срочниками, снаряды под РСЗО и грузовики с топливом. Как сказал водитель рейсового автобуса, колонна шла на Амвросиевку. И тут я понял, что это везут снаряды и технику, чтобы бомбить наши города. Жуткое чувство. Словно внутри начала переворачиваться огромная змея из недр мрачного Аида. Уже где-то под Докучаевском я увидел цыганские возы. Сам никогда бы не поверил, что в XXI веке встречу нечто подобное. Лошади, тянущие за собой телеги с горой вещей (в основном, завернутых в пакеты АТБ), и люди, свесившие ноги с деревянных бортов. Когда мы добрались до Горловки, то стоящие там на блокпостах комбатанты уже начали проверять документы у мужчин.
После долгих недель, проведенных в Горловке под артобстрелами, мне снова пришлось отправиться в дорогу. На этот раз путь лежал на север Донецкой области. К этому времени комбатанты-республиканцы уже не выпускали мужчин возрастом от 20 до 50 лет из города. Какова причина? Мол-де на первом же блокпосту представители Нацгвардии их высадят и заберут в свои ряды. Если те откажутся, то расстреляют. Не знаю, но, по-моему, бойцы ДНР искренне верили в эти небылицы. Либо надеялись, что мужчинам этого возраста не останется ничего иного, как вступать в ряды комбатантов. В любом случае, мне удалось выехать из Горловки рейсовым автобусом на Святогорье, который просто объехал полями блокпосты ДНР.
Ближайший пункт обороны Нацгвардии нам попался на артемовском шоссе возле Курдюмовки. Зашли военные, попросили развернуть паспорта мужчин именного «того возраста» и без особых церемоний пропустили дальше. То ли особо подозрительных лиц не нашли, то ли удовлетворились малым числом пассажиров-мужчин. На последок проверяющий бросил фразу: «Не бойтесь, дальше уже все наши». После «активной фазы» АТО, проводимой украинскими военными в Горловке, мы уже ничего не боялись. Останавливали наш автобус на каждом украинском блокпосту. Раз пять или шесть. Особо пристальный контроль оказался под Славянском и Святогорьем. На первом попросили выйти мужчин «того самого возраста» из автобуса — проверили каждую страницу паспорта, а боец на украинском языке спросил: «Воював серед ополченців?». Реакция мужчин была самой разной. Кто-то с заискивающей улыбкой переходил на «мову», кто-то сдержанно бросал «Нет», а кто-то просто отрицательно мотал головой. Говорят, что здесь зачастую еще просят снять футболку и показать плечо, чтоб проверить есть ли след от приклада и автоматного ремня. На святогорском посту процедура повторилась, да плюс еще проверили багаж.
Само Святогорье почти не изменилось. Все также много детей, туристов и работников «летних площадок». Правда, свободных мест нет. Здесь много беженцев — на турбазах и даже в Святогорском монастыре. В последнем можно зарегистрироваться и время от времени получать гуманитарную помощь — крупы, сахар и иные продукты. А вот на базах отдыха «загорают» даже некоторые депутаты-регионалы Горловского горсовета. Казалось бы, они должны быть сейчас с избирателями, решать гуманитарные и социальные проблемы осажденного города, налаживать работу коммунальщиков на вверенных им избирателями участках, но…. Они просто ждут, пьют «горькую» и рассуждают о том, каковы будут для Горловки последствия артобстрелов. Ни горя, ни сожаления — только констатация.
Да, и еще маленькая зарисовка. В Святогорске, как и в Урзуфе, не видно милиции. По городу ездят авто МВД, но сидят в них люди в камуфляже и с оружием. Очень напоминают отправившихся на сафари охотников. А еще мне попалась толпа из шести человек с нынче модными «оселедцями», которая, увидев проходящего мимо них меня, высказалась следующим образом: «А вот таких, волосатых, нужно первыми убивать». Тут-то я и понял, что попал на свободную землю Украины.
Безусловно, будучи в Святогорье, я не преминул посетить и вечернюю службу в Лавре. Шла Литургия, возглавляемая настоятелем монастыря. Молились о пленных и убитых на войне. Людей было очень мало. Тишина и монотонность службы сжали сердце. Даже свет в Успенском храме был каким-то приглушенным. Священники стояли напротив алтаря в два ряда по сторонам от настоятеля. Словно малочисленные воины Света, которые противостоят демонам Тьмы — Злобе, Ненависти, Мести и Жажде Крови. Их скорбный вид и глухие голоса даже меня натолкнули на мысли, что близки Последние дни. Из туристического центра Святогорская Лавра превратилась в христианский остров помощи изгоям со всей донбасской земли. Сегодня это настоящий оплот человеколюбия и милосердия в нашем многострадальном регионе.
Дальше мой путь пролегал в Харьков, куда удалось добраться на электричках с двумя пересадками. Что заметил странного. Когда общаешься по телефону с родными и говоришь вслух «взрывы», «стреляют», «убило», то едущие люди косятся на тебя, как на прокаженного. Словно ты несешь в их жизнь что-то неприятное и грязное. Словно ты сам взбунтовавшийся против их спокойной и размеренной жизни сепаратист, который сейчас достанет автомат и потребует бомбить его из «Града». Я заметил это еще в Святогорье. Когда говоришь слово «Горловка», люди как бы отстраняются от тебя — не всегда физически, чаще эмоционально. Хотя те, у кого остались там родственники, цепляются за тебя, как за соломинку и просят рассказать что там и как — шепотом, словно хотят узнать какую-то большую тайну. Для них слово «Горловка», будто очертания земли на горизонте для потерпевшего кораблекрушение.
Харьков. Уютный, с налетом «столичности» мирный город. Молодежь, сидящая у фонтанов, полные продуктов супермаркеты, украинская символика рядом с советской лепниной и такие же беззаботные прохожие, как в твоем родном городе год назад. На вокзале — увлажнители воздуха, милиция и свежая пресса. Это все снаружи. А внутри тебя — летящие на город снаряды, пылающая возле ж/м «Строителей» деревянная церковь и болезненно серые люди в бомбоубежищах. В голове — автоматные очереди, ежедневная ложь СМИ, комментарии патриотиков о том, что «нужно е..шить ватников».
Когда людям в Харькове рассказываешь об ужасах войны в Донбассе, то они не понимают того, что там происходит. Они спокойно рассуждают о выступлениях Порошенко, даже не догадываясь, что только одна эта фамилия на Донбассе рождает спонтанный гнев. Глядя на Харьков сегодня, я понимаю, что это тот же самый город, каким был еще недавно Донецк. С победой Евромайдана и поражениями ДНР в нем ничего не поменялось. И Харьков для меня — это лишь матрица всей остальной Украины. Как пожелтевшие от древесной хвори по всей Украине каштаны.
Каждый житель Украины должен понимать, что сегодня государству наплевать на то, что думает конкретно он. Государство, в котором он живет, не поменялось со времен Януковича. Это говорит человек, который уже побывал в том страшном месте, где оно уже изменилось. Человек, который видел, какие жертвы готово платить государство ради себя. Человек, которому из-за неумения государственных деятелей вести мирный диалог, пришлось покинуть свою Родину. Майдана больше нет, один образ врага умело заменен в сознании украинцев на другой. Пассионарии этой страны, способные в будущем что-то изменить и сместить старые элиты, воюют друг с другом ради надуманных клише. А те, кто жировал за счет народа все эти годы, так и продолжают жировать. Кто-то продает топливо по тройной цене, кто-то нацелился приватизировать лакомые и остающиеся еще в государственной собственности объекты промышленности, а кто-то думает, как бы выбить еще денег под свои разрушенные, но уже устаревшие, заводы.
С каждым днем я становлюсь все более пессимистичен, ведь мы, обыкновенные люди, не способны победить «все плохое, ради всего хорошего». Почему? Потому что те, кто живет в мире, не могут себе представить, что ради своего «куска» сильные мира сего готовы пойти на все. И пока война идет между бедными за то, чего не существует, у богатых всегда будет то, что бедные считают недостижимым. Через месяц Евромайдану исполнится год. Чего же вы добились, украинцы? Яценюка-Порошенко? Повышения тарифов? Убийств пацанов со всей Украины? Где итог вашей борьбы? Украина, которую я увидел в Харькове — та же коррумпированная, равнодушная страна, в которой лишь прибавилось двухцветных флажков. Что вы изменили за полгода в этой стране в лучшую сторону? Как победа Революции сказалась на благосостоянии обычного украинца? И что вы можете дать Донбассу хорошего, после месяцев артобстрельного единства?
