Белгород-Днестровский находится на юго-востоке Бессарабской исторической области, Украине он был передан по итогам раздела этого региона в 1940 г. между советскими республиками. Другой Белгород расположен на правом берегу реки Северский Донец. Сегодня он является административным центром одноимённой области в составе Российской Федерации, но у города и его округи были все шансы оказаться в составе Украины.
9 ноября 1924 г. в Белгороде, что на Донце произошло событие, которое как раз перечеркнуло перспективы обладания УССР этим городом и сохранило его в составе Российской Советской Федерации.
Речь идёт о конференции Белгородской организации РКП(б) абсолютным большинством голосов высказавшейся против изменения существовавшей на тот момент государственной принадлежности Белгородского уезда. В условиях советской однопартийной системы 20-х годов и доминирования партийной иерархии над государственными институтами данная процедура была равносильна волеизъявлению современного регионального парламента.
В начале XX в. Белгородский уезд входил в число местностей Курской губернии, обладавших значительным числом украинского населения. К 1900 г. здесь проживало 37 тыс. малороссов (свыше 21% населения), а к моменту революционных событий 1917 г. эти показатели существенно возросли (58 тыс. человек и 28,8% соответственно).
Столь большой рост был обусловлен, во многом, за счёт беженцев из Восточной Галиции и западных губерний Российской империи во время Первой Мировой войны. На территории Белгородчины концентрировались также военнопленные из австро-венгерской армии.
Переселенцы с запада как раз и стали зачинателями украинского национального движения на юге Курской губернии. В процессе распада Российской империи лидеры украинцев Воронежской и Курской губерний провозглашали свои регионы «Восточной Слобожанщиной», которая должна была присоединиться к автономной Украине.
Брест-Литовский договор между странами Германского блока и Советской Россией обязывал последнюю признать независимость Украинской Народной Республики. Однако границы УНР не были чётко определены и Белгород превратился в спорный регион.
15 марта 1918 г. Белгородский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов направил в Москву телеграмму в которой настаивал в виду «экономической, культурной и политической связи Белгорода и уезда с Российской Советской Республикой» на присоединении региона к РСФСР. А через две недели советский нарком иностранных дел Чичерин телеграфировал в Берлин и Киев:
«украинско-германские войска вошли в пределы Курской губернии… согласно одностороннему заявлению украинской делегации, Курская губерния находится за пределами границ Украинской Народной Республики».
Тем не менее 10 апреля германские войска вступили в Белгород и передали его под контроль властей УНР. Первое время их олицетворяли комиссары Центральной Рады, а после переворота Скоропадского — «повитовые» (уездные) старосты.
Украинская администрация Белгородского уезда весной 1918 г. докладывала в центр:
«В дни неописуемой гражданской войны и насилий, чинимых большевистской властью, до населения г. Белгорода… донеслась радостная весть о зарождавшихся началах государственной жизни и порядка на Украине. Люди… с надеждой и тревогой стали прислушиваться ко всякой вести, идущей из Киева».
Украинская аннексия действительно принесла умиротворение региону, поскольку положила конец диктатуре пролетариата и воссоздавала многие дореволюционные порядки. По мере усиления красного террора и продовольственных проблем на северо-востоке, оттуда хлынула волна беженцев. Немцы даже зафиксировали появление подпольной организации, переправлявшей беженцев (в среднем за 100 рублей) с территории РСФСР на Украину и доставлявшую в обратном направлении продовольствие.
Тем не менее городская интеллигенция была недовольна форсированной украинизацией. На украинский язык спешно переводилось официальное делопроизводство, преподавание в учебных заведениях, а компетентных носителей этого языка было явно недостаточно.
По данному поводу даже сохранилось критическое замечание Нестора Махно, побывавшего на территории Белгородского уезда летом 1918 г. и не сумевшего получить информацию от железнодорожных чиновников на русском языке.
«Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование фиктивных «украинцев», которые народились из-под сапога немецко-австро-венгерского юнкерства… Я был убеждён, что для таких «украинцев» нужен был только украинский язык, а не полнота свободы Украины и населяющего её трудового народа…» — писал в своих воспоминаниях знаменитый анархист.
Настроение же основной части населения уезда предаёт рапорт начальника 3-го участка Белгородской «повiтовой державной варти» (уездной государственной стражи, т.е. полиции) в середине августа: общее настроение крестьян спокойно-выжидательное, «из бедных и безземельных… 50% недовольны новым строем, но пока ни в чём себя не проявляют».
Это выжидание завершилось в ноябре 1918 г., когда грянула революция в Германии. 13 ноября Советская Россия денонсировала Брест-Литовский договор и приступила к освобождению своей территории. 28 ноября начальник уездной полиции докладывал, что «вся нормальная жизнь уезда нарушена», «беспорядки… [происходят] во всех местностях, оставленных германскими войсками…».
Немцы покинули Белгород 20 декабря, а за несколько дней до этого из города убрались украинские чиновники. Уезд вновь заняли советские войска, переподчинившие его РСФСР, а 2 февраля 1919 г. уже и Временное рабоче-крестьянское правительство Советской Украины постановило, что впредь до установления постоянных границ Украины Белгородский и соседний с ним Грайворонский уезды находятся в подчинении Курска. Украинизация в административных и учебных учреждениях была быстро свёрнута.
Однако, уже в 1921 г., вскоре после раздела между УССР и РСФСР Донбасса появились новые территориальные споры.
Власти Донской области России поставили вопрос о возвращении под свой контроль Таганрога. Это аргументировалось важностью города — порта для экономического развития тесно связанного с ним Ростова-на-Дону.
В противовес Украинская ССР предложила пересмотреть свою границу с Центрально-Чернозёмным регионом РСФСР, претендуя на значительные части Курской и Воронежской губерний, а также на ряд населённых пунктов Брянской губернии. Аргументация Харькова (тогдашней столицы УССР) основывалась на большом числе украинцев в данных регионах.
Примечательно, что «Центрально-Чернозёмный» проект переустройства межреспубликанской границы был выдвинут вскоре после заключения Союзного договора, в начале 1923 г.
11 апреля 1924 г. постановлением Президиума ВЦИК была создана специальная комиссия по урегулированию границ между РСФСР, УССР и БССР под руководством главы ЦИК Белоруссии Червякова.
Из состава Курской губернии Украина претендовала на весь Белгородский и Грайворонский уезды, а также на различные по величине части других шести уездов. Курские власти заявляли, что эти территориальные претензии касались «по существу половины Курской губернии».
В своём заключении они отмечали, что национальный подход к разграничению в данном регионе трудно применим, поскольку имеет место «этнографическая чересполосица». Между тем «язык населения в значительной части пограничной полосы… является средним, переходным от украинского к великорусскому».
Курские чиновники также ссылались на то, что заявленные территориальные изъятия разрушат «сконцентрированную компактную» сахарную промышленность губернии. Ведь согласно проекту экономического районирования Госплана, данному производству предстояло стать экономической основой проектируемой Центрально-Чернозёмной области.
Кроме того, выдвигался аргумент, что граница Курской магнитной аномалии «совпадает примерно с существующей ныне южной административной границей». Раздел региона залегания полезных ископаемых между двумя республиками, с точки зрения курских хозяйственников, негативно отразится на его освоении.
Завершающим аккордом предложений Курска в территориальном размежевании с Украиной стало контрпредложение — передать из состава УССР Курской губернии Новгород-Северский уезд, а также части Груховского и две волости Кролевецкого уездов Черниговской губернии.
Получив столь обстоятельные обоснование с российской стороны, комиссия Червякова запросила в июле 1924 г. у Харькова «срочно выслать экономические, этнографические, географические и иные материалы» по предлагаемому установлению границы.
В ответ Всеукраинский ЦИК решил подкрепить свою позицию мнением двух крупных украинских историков — академиков Грушевского и Багалея.
В своей историко-этнографической справке Грушевский сетовал на то, что спорный регион разделён «совершенно случайными губернскими границами». По мнению историка, земли к югу от реки Сейм и к западу от Дона представляют однообразную в этнографическом и хозяйственном отношении территорию — «украинский «Новый Свет», где украинский крестьянин искал себе места для своей работы, свободной от панской польской эксплуатации».
Оба академика были едины в главном — культурная и экономическая целесообразность требуют объединения «Восточной Слобожанщины» с остальной Украиной.
Натянутость выводов Грушевского не ускользнула от взгляда его российских коллег.
К примеру профессор кафедры русской исторической географии Воронежского отделения Московского археологического института Введенский в своей статье, вышедшей в 1925 г. обращал внимание на то, что спорные территории к моменту появления здесь в XVII в. украинских переселенцев принадлежали Российскому государству и были освоены населением русских сторожевых городков. С точки зрения Введенского «Новым Светом» (областью никому не принадлежавшей и не освоенной) южные пределы Воронежской и Курской губернии в рассматриваемый период быть уже не могли.
Таким образом дискуссия вокруг спорных регионов стала приобретать явно невыгодный для украинского чиновничества характер. Поскольку национально-этнографические и исторические аргументы, выдвинутые Харьковом были спорными, а экономические доводы Курска — содержательнее.
Но осенью 1924 г., когда, казалось бы, дискуссия стала выдыхаться, в Белгороде произошёл инцидент, который едва не поломал благоприятное для РСФСР рассмотрение спора.
Пленум Курского губкома РКП(б) 1 ноября прогнозируемо отверг территориальные претензии Украины и вынес этот вопрос на уездные партийные конференции. Белгородская же партнаменклатура решила сыграть в «свою игру».
Фракция РКП(б) Белгородского уездного исполкома выдвинула на уездную партконференцию ошеломивший многих проект резолюции о целесообразности присоединения региона к УССР. Правда, такое решение оговаривалось образованием Белгородского округа с центром в городе Белгороде. На территории Украины в тот период округа уже пришли на смену старым губерниям и являлись административно-территориальными единицами высшего уровня.
По всей видимости белгородское чиновничество рассчитывало существенно расширить свои возможности, поднявшись с уездного на региональный уровень полномочий.
Аргументация необходимости перехода Белгорода в состав УССР при этом выдвигалась развёрнутая: тесная транспортная связь Белгорода с Харьковом и Сумами, ориентация на сбыт в Харькове продукции белгородского земледелия и меловой продукции, ориентация белгородских «отходников» (селян, зарабатывающих в городах) на харьковский рынок труда, наконец, большая культурная притягательность Харькова для близлежащего Белгорода.
Спасать ситуацию в Белгород был направлен известный деятель Революции 1917 г. и Гражданской войны Дыбенко. В то время он находился на работе в Курском губкоме РКП(б).
Правда, к моменту начала партконференции председатель уездного исполкома и глава фракции коммунистов Синяев поумерил украинофильский пыл.
В своём выступлении на уездном партийном форуме он заговорил о «больших доказательствах» в пользу оставления Белгорода в составе РСФСР. Здесь вдруг он вспомнил о преимущественно русском составе населения уезда, которое невозможно украинизировать. В центре его внимания была значимость Белгорода как стратегического железнодорожного узла РСФСР.
Данные аргументы усилил Дыбенко, заявивший о том, что интересы развития крупной промышленности диктуют необходимость сохранения Белгорода в составе России. В качестве компромисса он предложил рассмотреть присоединение к Украине некоторых приграничных волостей, но не всего уезда вместе с главным городом.
Вопрос о дальнейшей судьбе Белгородского уезда был поставлен на голосование. За присоединение к Украине проголосовали 20 делегатов, за оставление в пределах РСФСР — 54.
23 января 1925 г. после острых дискуссий и апелляций сторон комиссия по урегулированию границ между союзными республиками приняла итоговое решение. Как и предлагал Дыбенко из Белгородского уезда в состав УССР переходила лишь южная часть Муромской волости, а из Грайворонского уезда — южная часть одноимённой волости. Самой большой территориальной потерей Курской губернии стала утрата Путивльского уезда.
Не сумев реализовать свои территориальные амбиции на востоке, спустя полтора десятилетия Украинская ССР получила большое территориальное приращение на западе. Вот именно там, на территории отторгнутой у Румынии Бессарабии Украина наконец-то получила свой Белгород, правда Днестровский.
Причём в бытность Российской империи город назывался Аккерман (в переводе с тюркского — «Белая Крепость»), а Белгородом он стал лишь в 1944 г. во время вторичного освобождения из-под власти Румынии.
Согласно данным румынской переписи населения от 1930 г. русские являлись самым многочисленным этносом двух южно-бессарабских уездов (Аккерманского и Измаильского), переданных Украине. Молдаване составляли вторую по величине общину, украинцы — третью.
Однако никаких претензий на юг Бессарабии РСФСР не выдвинула. Кто знает, может быть такое равнодушие Российской республики к делам Северо-Западного Причерноморья являлось скрытой компенсацией Киеву за размежевание в Центрально-Чернозёмном регионе?
Поучительность же территориальной тяжбы вокруг Белгородского уезда состоит в том, что несмотря на все заявления, звучавшие из уст партийных лидеров начала 20-х годов о существовании отдельной украинской нации, местные и региональные чиновники (причём, с обеих сторон русско-украинской границы) воспринимали разделение русских и украинцев довольно условно. Этническая преобладание на определённом участке межреспубликанской границы имело значение не больше, чем торгово-экономические связи.
Неоднозначное поведение белгородских партийных боссов можно также объяснить данным обстоятельством, хотя, и не только этим.
Для сравнения, при образовании той же Молдавской ССР партийно-государственные деятели были куда как внимательнее к межнациональному размежеванию.
