Сын ненавидящего поляков греко-католического священника из села Старый Угрынов (ныне Ивано-Франковская область) Степан был болезненным ребёнком и с детства страдал ревматизмом. Из-за плохого здоровья даже в «Пласт» ему удалось вступить только с третьей попытки.
Степан компенсировал это политической деятельностью: в 1923 году в четвёртом классе Стрыйской гимназии он становится одним из руководителей подпольной Организации старшеклассников украинских гимназий. Эта структура вела борьбу против польской образовательной системы, из которой последовательно вычищался украинский язык, — примерно как русский язык в нынешней Украине.
С 1928 по 1934 год Бандера учился на агронома в Львовской политехнике. Однако это было скорее прикрытие его подпольной деятельности, ведь учился он не очень успешно, брал несколько академических отпусков, курс обучения не закончил и диплом не получил. Зато именно в среде националистически настроенных украинских студентов Львова Степан познакомился с Иваном Габрусевичем, который был членом Организации Украинских Националистов (ОУН*) с момента её создания в 1929-м.
Габрусевич поначалу был руководителем молодёжного отдела Краевой экзекутивы (отделения) ОУН* на западно-украинских землях (ЗУЗ, то есть на Волыни и Галичине). Но уже в 1930 году по рекомендации проводника ОУН* Евгения Коновальца 28-летний Габрусевич был назначен его заместителем, а с июля 1931 — краевым проводником ОУН* на ЗУЗ. Именно тогда Степан Бандера получил свою первую должность в ОУН* — референта (начальника) отдела пропаганды на Западной Украине.
Видимо, краевой проводник работой своего подчинённого был доволен, потому что, когда Габрусевич в марте 1932 года уехал в Германию, чтобы избежать ареста, он рекомендовал назначить Бандеру своим заместителем. Однако на этом его роль в жизни Бандеры не закончилась: в Германии Габрусевич стал адъютантом Рихарда Яры — члена Провода ОУН* и главного контактёра между украинскими националистами и немецкой военной разведкой (абвером).
Через несколько месяцев Степан Бандера был вызван в де-факто немецкий «вольный город» Данциг (ныне польский Гданьск) для прохождения обучения в разведывательной школе, где Яры лично проводил занятия по разведке и контрразведке.
Рихард Яры сразу же обратил внимание на амбициозного молодого человека с «брендовой» фамилией Бандера, что в переводе с польского значит «военно-морской флаг». Исследователи считают, что именно благодаря поддержке Яры карьера Степана Бандеры в ОУН* пошла в гору, а кроме того, после знакомства с Яры Бандера начал отстаивать внесение террора как формы борьбы в программу деятельности этой организации.
Очень скоро он получит возможность осуществить эти планы на практике, став в 1933-м сначала заместителем, а потом и полноценным краевым проводником ОУН* на ЗУЗ. Но уже через год деятельности Бандеры на этом посту эта организация практически перестала существовать на Волыни и Галичине.
Как Степан Бандера фактически уничтожил ОУН* в Польше
Предшественники Бандеры на посту краевого проводника регулярно организовывали вооружённые нападения на различные институции Речи Посполитой. Однако до сих пор подавляющее большинство из них имело экспроприационный характер, а вот при Бандере усилилась чисто террористическая деятельность.
Все громкие покушения проходили под его непосредственным руководством, но самым резонансным стало убийство в Варшаве министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого, совершенное 15 июня 1934 по приказу Бандеры — причём вопреки прямому запрету вождя ОУН* Коновальца. Кроме того, 25 июля того же года во Львове по команде Бандеры были убиты профессор филологии Львовского университета Иван Бабий и его студент Яков Бачинский (оба — украинцы, но недостаточно лояльные к националистам).
Состоявшиеся после этого Варшавский и Львовский процессы над оуновскими боевиками Бандера и его соратники, уверенные, что останутся в живых (за них ходатайствовали депутаты Сейма и Сената Польши от легальных украинских партий) превратили в пропагандистский инструмент. Именно тогда Степан Бандера чётко определил своё кредо: «ОУН* ценит человеческую жизнь, очень ценит. Но наша идея в нашем понимании настолько величественна, что когда идёт речь о её реализации, то не единицы, не сотни, а миллионы жертв надо посвятить, чтобы её реализовать».
При этом первыми жертвами подобного подхода стали сами украинские националисты: после убийства Перацкого польские власти арестовали более 800 членов ОУН*, и эта организация фактически прекратила свою деятельность в Польше. Зато Бандера получил свои «15 минут славы» и ореол мученика (ведь формально его приговорили к смертной казни, заменив её на пожизненное заключение).
Кроме этого, вследствие терактов в Польше изменилось отношение к украинским националистам и в соседней Чехословакии, президент которой Эдвард Бенеш был хорошо знаком с Евгением Коновальцем ещё со времён Первой мировой войны.
Парадоксальный эффект имело и осуществлённое осенью 1933-го по приказу Бандеры убийство секретаря консульства СССР во Львове, разведчика Андрея Майлова. Тот был давним другом Павла Судоплатова, который даже назвал в память о Майлове одного из своих сыновей. Поэтому и убийство Евгения Коновальца в 1938-м, и борьбу с подпольем ОУН*-УПА* после 1944-го, и ликвидацию Романа Шухевича в 1950-м Судоплатов воспринимал как что-то личное.
Раскол, ещё раскол…
Воссоздание структур ОУН* на территории бывшей Польши началось только осенью 1939-го, когда благодаря началу Второй мировой украинские националисты, в том числе Бандера, были освобождены из польских тюрем.
Степан Бандера жаждал компенсации за пять с лишним лет в тюрьме, и, науськиваемый Рихардом Яры, в феврале 1940 года устроил первый раскол ОУН*. Он объявил о создании «Революционного Провода» — естественно, с собой во главе, и низложении Андрея Мельника, ставшего после гибели Коновальца «Проводником» ОУН*.
Немцев раздрай в среде украинских националистов вполне устраивал, ведь обе части организации становились сговорчивее. «Бандеровцы» сразу же начали вооружённый террор против «мельниковцев», в результате чего до середины июня 1941 года погибли более 600 человек из обеих фракций ОУН (из них соратники Бандеры составили меньше трети). Взаимная резня активизировалась после того, как боевики обеих частей ОУН* в обозе гитлеровских войск оказались на территории УССР, причём инициаторами всегда были бандеровцы.
Стремясь доказать, что его организация более полезна Гитлеру, чем конкуренты, Бандера приказал 30 июня 1941 года во Львове организовать «Великое Собрание украинцев западных земель Украины» и принять на нём «Акт провозглашения Украинской Державы». Третий пункт этого документа гласил:
«Восстановленная Украинская Держава будет тесно взаимодействовать с Национал-Социалистической Великой Германией, которая под руководством своего Вождя Адольфа Гитлера создаёт новый порядок в Европе и в мире и помогает украинскому народу освободиться из-под московской оккупации».
Но «Великая Германия» этот жест не оценила и отправила Бандеру с рядом соратниками в «вип-зону» лагеря Заксенгаузен — фактически отдельную комнату, откуда даже можно было время от времени выходить в близлежащий Ораниенбург.
Осенью 1944-го гитлеровцы вывезли Бандеру и других украинских националистов из Заксенгаузена и поселили в комфортном доме под Берлином. Как пишут даже украинские исследователи, он не имел никакой информации о ситуации на Востоке.
К тому времени бандеровскими боевиками на Украине де-факто уже руководил Роман Шухевич, который в августе 1943-го провёл Третий Чрезвычайный сбор ОУН*(б), где получил пост главы бюро Провода организации и чин «главнокомандующего УПА*». Кроме того, этот сбор провозгласил «демократизацию» бандеровского крыла ОУН*, причём самого Степана Бандеру назвали проводником лишь «заграничных частей» организации. Только в феврале 1945-го Шухевич провёл очередную конференцию руководства ОУН*(б) «в крае», где Бандера всё же был провозглашён лидером всей организации.
Однако это показное объединение обернулось очередными расколами в среде «бандеровцев».
Время от времени добиравшиеся в Германию представители «краевой» ОУН*(б) обвиняли Бандеру и его приближённых в догматизме и нежелании трезво оценивать обстановку. Те, в свою очередь, упрекали «краевиков» в отходе от чистоты идей украинского национализма. На конференции «заграничных частей» (ЗЧ) ОУН*(б) в 1948 году Бандера и его приближённые лишили мандатов делегатов-«краевиков». Однако Шухевич это решение отверг, в итоге конференция завершилась выходом Бандеры из Коллегии уполномоченных — органа, членам которого предстояло коллективно руководить ЗЧ ОУН*(б).
В декабре 1950 года Бандера отрекся от поста проводника ЗЧ ОУН*(б), а в августе 1952 года официально ушел и с поста главы провода всей бандеровской ветви ОУН* — хотя часть «бандеровцев» продолжила признавать его вождём.
При этом оставшиеся «в крае» командиры УПА* о метаниях своего лидера рядовым боевикам и обычным украинцам не сообщали, используя имя Бандеры как флаг — в 1950-м они даже выпустили брошюру «Кто такие бандеровцы и за что они борются». К тому времени термин «бандеровцы» как имя нарицательное уже употребляли и советские власти и спецслужбы.
Бандера был деморализован, он понимал, что дело его жизни рушится, и он не контролирует даже собственную организацию.
Весной 1951 года он писал Василию Куку, который после ликвидации Шухевича был проводником ОУН*(б) «в крае» и командовал УПА*:
«Угнетает меня несказанно то, что с моим именем связываются самые большие ценности нашей борьбы, купленные трудом, большими жертвами и кровью Лучших Друзей. Чувствую себя недостойным служить символическим сосредоточением этих ценностей украинского освободительного движения».
Но при этом он лихорадочно цеплялся за власть в ОУН*(б), вследствие чего организация раскололась уже формально. К тому времени деятельностью ЗЧ ОУН*(б) руководила «тройка» в составе Степана Бандеры, Льва Ребета и Зиновия Матлы. Двое последних в феврале 1954-го обвинили Бандеру в отходе от выполнения постановлений Третьего Чрезвычайного сбора ОУН*(б), и провозгласили создание «ОУН* за границей».
Поскольку лидеров у новой структуры было сразу двое, то новую группировку стали называть «двойкарями», причём название сохранилось даже после убийства Льва Ребета в 1957 году.
Как Степана Бандеру «раскручивала» советская власть
Ещё в феврале 1946 года, выступая от имени УССР на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Лондоне, поэт Николай Бажан потребовал от стран Запада выдачи многих украинских националистов, в первую очередь Степана Бандеры, назвав его «преступником против человечества».
При этом, как описано выше, Бандера к тому времени фактически никем и ничем не руководил. Безуспешными оказались и его последующие попытки «продать» ОУН*(б) британской и американской разведкам — те предпочитали работать с боевиками УПА* на Украине напрямую.
В мае 1959 года в Москве состоялось Всесоюзное совещание работников КГБ, на котором выступил один из ближайших соратников Никиты Хрущёва того времени — кандидат в члены президиума ЦК КПСС и секретарь ЦК Алексей Кириченко. Он, в частности, сказал:
«Я бы считал одной из главных задач: нужно активизировать работу по ликвидации закордонных центров. Я считаю, что у нас эта работа идёт ещё плохо, а возможности у вас в этом отношении очень большие… Кто такой Бандера? Он был агентом гитлеровской разведки, потом английской, итальянской и ряда других, ведёт развратный образ жизни, жадный к деньгам. Вы же, чекисты, всё это знаете и понимаете, как можно скомпрометировать того же Бандеру».
Чекисты подошли к вопросу со всей прямотой, по принципу «нет человека — нет проблемы».
15 октября 1959 года в Мюнхене Степана Бандеру убил из пистолета-шприца с цианистым калием советский агент Богдан Сташинский, который за два года до этого с помощью аналогичного устройства в этом же городе ликвидировал Льва Ребета. При этом советская пропаганда обвинила в совершении этого преступления министра по делам беженцев ФРГ Теодора Оберлендера, с которым Степан Бандера тесно сотрудничал в годы Второй мировой войны (Оберлендер был политруком батальона абвера «Нахтигаль», сформированного из «бандеровцев»).
Однако эта версия рухнула в 1961-м, когда Сташинский перебежал в Западный Берлин и признался в обоих убийствах. А Бандера в очередной раз получил имидж мученика, но на этот раз всё же посмертно.
Кроме того, практически забытый к тому времени «полупроводник» самим фактом своего убийства, заказанного из Кремля, вдруг стал для бывших соратников удобной фигурой для героизации.
Степан Бандера как failed hero для failed state
Как отметил в феврале 2019 года польский публицист Марек Войнар в статье под красноречивым названием «Бандера — неудачник, из которого сделали героя и массового убийцу», ныне «миф Бандеры» эффективно используется как на Украине, так и в России, и в Польше.
Войнар называет Бандеру «политиком третьего класса» и иронизирует, что у него «плохое CV для героя», которое обычно состоит из трёх пунктов: пребывание в польских тюрьмах, заключение в немецком концлагере и смерть от рук советского агента. «Реальные «достижения» Бандеры — это три раскола в националистическом движении, сотни жертв в его рядах, тюрьмы, лагеря, отвергнутые подбивание клиньев к Адольфу Гитлеру и смерть от рук советского агента» — пишет польский автор.
Единственная книга Бандеры, напоминает он, это сборник написанных уже в эмиграции статей под пафосным названием «Перспективы украинской революции» (при этом ни один из описанных в ней прогнозов не осуществился).
«Бандера имеет две легенды — «чёрную» и «золотую».
Первую создала советская пропаганда, но сейчас она укрепляется силами России, евреев и польских переселенцев из «Восточных кресов». «Золотую» легенду создала украинская националистическая эмиграция, чьи идейные наследники с 2014 год пытаются управлять новой украинской исторической памятью… При этом в ряде польских СМИ, точно как в украинских, Бандера оказывается «украинским героем», а Украина — «оазисом бандеризма». Только там, где его последователи кричат «Слава!», оппоненты отвечают — «Ганьба!»…
Конечно, нужно признать, что тенденции для Бандеры после Майдана выглядят умеренно благоприятными. Но и теперь количество его последователей растет медленно, скорее растет количество неопределившихся за счёт потери оппонентов, что можно объяснить феноменом патриотической корректности» — отмечает Марек Войнар.
«Как символ демократической Украины национально-консервативный и антироссийский лидер ОУН*(б) откровенно не годится. Однако Бандера выступает как идеальная фигура политики памяти в гипотетической стране, где доминируют олигархи, и которая окроплена националистическим соусом. Это был бы желанный failed hero для failed state» — пишет польский публицист.
«И, пожалуйста, не обманывайте себя тем, что чествование Бандеры в определенной степени нам на руку, поскольку оно (якобы) имеет антироссийское измерение, — обращается Марк Войнар к тем полякам, которые призывают спокойно относиться к Бандере. — России будет гораздо удобнее, если Украина станет упорото националистической, чем создающей европейскую перспективу».
Ещё один польский автор, бывший корреспондент государственного телеканала TVP в Киеве во времена Майдана Веслав Романовский, в 2016 году издал книгу «Бандера — икона Путина», в которой утверждает, что свои действия в Крыму и на Донбассе Россия оправдывает… героизацией Степана Бандеры в нынешней Украине.
Безусловно, в современной Польше поиск «агентов Кремля» поставлен на конвейер, но такую забористую версию я встретил впервые. Круче неё — разве что утверждения отдельных украинских историков о том, что в сентябре 1939 года советские войска, освободившие Степана Бандеру из тюрьмы в Бресте, передали его ситуативным немецким союзникам в рамках сотрудничества НКВД и гестапо.
