Референдум состоялся 25 лет тому назад — 27 марта 1994 года. На него было вынесено 4 вопроса: о федеративном устройстве Украины; о государственном статусе русского языка; об использовании русского языка в делопроизводстве; о полнокровном участии Украины в делах СНГ, в первую очередь экономических.
- Как вообще и у кого возникла идея проведения этого референдума?
— Постановление о референдуме принял Донецкий областной совет в конце 1993 года. В то время там среди 250 депутатов возникла небольшая инициативная группа, в которую входил и я. Всех поименно не помню, но нас было не больше 10 человек. Запомнил фамилии Новика (он был откуда-то из области), Гурия (этот из Краматорска, вроде как с Новокраматорского машиностроительного завода). Была женщина по фамилии Мороз, директор одной из макеевских школ. Очень активной была учительница по фамилии РубЕль. Она жила то ли в Марьинке, то ли в Красногоровке. Рубель была суржикоязычной, но в то же время коренной, кровной донбассовкой. Когда немногочисленные националисты в облсовете начинали выступать, то она переходила на свой суржик и моментально их затыкала.
В то время мне в Донецке было позволено все. Напомню, что с 1989 по 1993 год я был вождем донецких шахтеров, а с 1993 года стал зампредседателя горисполкома. В облсовете занимал пост заместителя председателя бюджетного комитета. И постоянно ставил вопрос о процентном отчислении Донецкой области в украинский бюджет. Он, по моему мнению, был больше по сравнению с другими областями, и с этим надо было что-то делать.
Мы все были единомышленники, бандеровщину на дух не переносили. Нам противостояла тогда небольшая националистическая группа (их имен уже не помню): шахтер с шахты им. Засядько, он был родом с Галичины; журналистка из Мариуполя, у нее муж был с Западной Украины; парень по фамилии Вишневский, он был самым умным среди них, не нес откровенную ахинею подобно шахтеру и журналистке и был поэтому посредником между националистами и нашей группой.
Депутаты были в основном инертны, но во время наших дебатов и перепалок на заседаниях с бандеровцами они поддерживали именно нас.
Облсовет возглавлял на тот момент Вадим Чупрун, а до него Александр Петренко. Последний был моего возраста: я 51-го года рождения, он — 52-го. Он, как и я, был из офицерской семьи, поэтому всегда тянулся к таким, как я, и не принимал украинского национализма. Пришедший ему на смену Чупрун был советским аппаратчиком. Он был, если так можно выразиться, хитросделанным и противостоял национализму не так, как Петренко.
- Как вы все организовывали?
— В 1994 году отмечали 340 лет Переяславской Раде. Я стал инициатором проведения в Донецке международной научно-практической конференции, посвященной этому вопросу. Я ее смог пробить благодаря тому, что, напоминаю, был замом мэра города. Вот конференция, референдум и вопросы референдума обсуждались и принимались в Донецком облсовете одним пакетом.
Конференция была чем-то вроде разогрева перед референдумом. Она проводилась то ли в январе, то ли в феврале. Нам выделили большой круглый зал в одном из донецких институтов. Было очень много докладчиков из-за границы — в основном из России, но были гости и из Канады. Конференцию вел мой учитель, математик, член-корреспондент Академии наук Украины.
Потом в марте состоялся референдум, на который были вынесены вопросы о русском языке и федерализации. На каждый из них было получено не меньше чем 82% голосов за.
- Были ли имплементированы результаты референдума и как?
— После того как плебисцит состоялся, он был опротестован прокуратурой, которая подала в суд. Облсовет уполномочил меня как инициатора быть его представителем в суде. Вместе со мной на заседания начала ходить Елена Зорина, начальник юридического управления Донецкого облсовета. Прокуроры, которые приходили на заседания, были наши, донецкие. Поэтому первые два заседания были сплошной комедией — мы изображали прения сторон, потому что и наша, и прокурорская сторона были за референдум, просто прокуратура не могла игнорировать распоряжение Генпрокуратуры.
Но все изменилось, когда губернатором Донецкой области стал Владимир Шербань, этот предатель, мерзавец, негодяй и вор. Он встал на сторону Киева. При этом перетащил к себе людей из аппарата облсовета, в том числе и Елену Зорину. И если раньше она была вместе со мной, то теперь против. При этом поменяли нашего прокурора на какого-то бандеровца.
Правда, отменить результаты референдума не смогли — не было механизмов. Просто меня прекратили вызывать в суд, а дело положили под сукно, но и Щербань не сделал ничего для того, чтобы результаты были имплементированы. Однако значение этого плебисцита в том, что он показал настроения дончан и то, что они не хотели отказываться от своих прав на русский язык.
